В свое время его мэрство Анатолий Собчак объявил немалую часть Карельского перешейка курортной зоной и ввел городской тариф на автобусный проезд. Но вот что странно – маршрут, ведущий к Институту Онкологии, почему-то остался пригородным. Больные, которые ежедневно отправлялись туда на уколы, выкладывали за проезд примерно пенсию в месяц. А куда денешься? Жить-то хочется. Два укола «таксама»[8] стоят столько же, сколько новенькая «Ока» – в ближайшей аптеке не купишь, по знакомству в поликлинике не сделаешь. Так что бесплатное амбулаторное лечение вылетает в изрядную копеечку.
Как ни странно, но жалоба пришла не от больных, автобусников обругали из института. Вот так я и познакомился с одной из ярчайших личностей нашего города, да и всей страны – Михаилом Лазаревичем Гершановичем. Не слыхали? А в Соединенных Штатах его один раз даже таможенник без досмотра пропустил. Сказал: «Не могу рыться в багаже почетного гостя нашей страны». Так оно и бывает – живет человек здесь, а знают его в большинстве там, и нам завидуют.
Михаил Лазаревич Гершанович, член-корреспондент РАЕН, профессор, доктор медицинских наук, руководитель отдела химиотерапии в НИИ имени профессора Н. Н. Петрова, ведущий онколог города, в прошлом личный врач Анатолия Карпова, разработчик целого ряда уникальных лекарств и универсальной аптечки, ученик знаменитого Качугина. Тоже не имеете понятия? Если меня когда-нибудь выгонят из газеты, я сяду и напишу серию книг «Жизнь неизвестных знаменитостей». Первый кандидат – Гершанович. Второй – Качугин, талантливый советский химик, изобретатель «коктейля Молотова», теоретически предсказавший лечебный эффект гидрозинсульфата. Третий – академик Филов, Владимир Александрович. Мало кто знает, что этот медик мирового уровня учился на физика-атомщика, и одна лишь история о том, как он, получив образование стратегического значения, в сталинские времена пробивался в медицину, достойна целого романа. Для тех, кого «физик» поставил на ноги, открою страшную тайну: Владимир Александрович коллекционирует заварные чайники. Только, чур, я этого не говорил.
Мне доставило истинное удовольствие зарабатывать на истории о том, как американцы пытались реализовать Качугинскую идею, да не смогли. А вот в нашем НИИ Онкологии, что в поселке Песочный, довели до клинических испытаний и лечат им людей. И даже получили в США патент на «Методику лечения опухолей головного мозга гидрозинсульфатом». В приличных странах памятники таким людям ставят – ведь «сегидрин», как назвали новый препарат, это первое неядовитое противораковое лекарство. Все прочие восходят корнями к незабвенному «иприту» и основаны на том жутковатом факте, что если больному давать дозы отравы, близкие к смертельным, то опухолевые клетки умирают чуть быстрее здоровых. Гидрозинсульфат же действует иначе и совершенно безопасен[9].
Увы, не удалось рассказать о том, как авторам мешали – для того, чтобы обойти наших чиновников, пришлось организовать целый «карманный» институт, от имени которого дать ФРГэшникам лицензию на производство и уже оттуда возить лекарство сюда. Сегодня[10] Россия – единственная страна в мире, где можно купить «сегидрин». Несчастным иностранцам приходится ездить на лечение сюда или нелегально[11] вывозить лекарство на родину. Конкуренция в фармакологии – жуткая и кровавая вещь, особенно когда собственный минздрав на стороне противника.
Про Гершановича можно рассказывать бесконечно, можно написать про него захватывающий боевик а ля «Три мушкетера» или длиннющую научно-популярную биографию, можно смеяться над детской наивностью, с какой этот умнейший человек верит в силу газетного слова: с момента нашей первой встречи про автобусы я написал раза три, и даже лично в автопарк и в мэрию тыкался, все бестолку, всем начхать – хоть каждый день пропечатывайте. Все это неважно. Главное то, что если Михаил Лазаревич подтвердит, что моих бедолаг могли загипнотизировать насмерть, то никто на этой планете не рискнет ему возразить.
Часы показывали половину пятого. Значит, он еще на работе.
Гершанович довольно долго с кем-то общался, потом еще дольше не брал трубку, но в начале шестого, уже не надеясь на удачу, я его все-таки поймал.
– А, это ты, Сереженька? Вовремя. Ты знаешь, у нас тут торжественное событие. Для медсестер стоимость «проездного» для вояжа на работу стала выше зарплаты. Как они выкручиваются, не представляю.
– А вы как, Михаил Лазаревич?
– А я что? – удивился он. – Я же профессор.
Михаил Лазаревич пребывал в твердом убеждении, что умный и толковый человек не способен быть бедным. Раз профессор, значит голода может не бояться. Если только титул не дутый, естественно. Этим он в корне отличался от Прувкиной Лены, которая, не смотря на свой евроремонт, так же твердо пребывала в уверенности, что в нашей стране умный и толковый человек может быть исключительно нищим. Сам я обычно склонялся к мнению Гершановича, а вот в дни выплат гонораров – к Леночкиному.
– Вы знаете, у меня тут возник вопрос один, – начал я. – Про гипноз.
– Вот тут я тебе, Сереженька, помочь не смогу, – прокричал он. – Не моя область. Плохо слышно тебя.
– А что мне делать?
– Не знаю, Сережа. Был у меня толковый паренек, психотерапевт на отделении. Линьков такой, Леня. Но сбежал. Как зарплату платить перестали, ушел работать на конюшню, куда-то на мясокомбинат. Видать, лошади ему дороже людей.
– Жаль…
– Ну, извини, Сережа. Мне идти нужно, тут гости приехали, – Гершанович не утерпел и похвастался: – из Японии.
– До свидания.
– Да, да, конечно.
Японцы зачастили в Песочный после того, как латыши заказали им испытания одного из наших новых лекарств. Точнее, это НИИ Петрова заключил договор на независимые лабораторные испытания препарата. Большую их часть латвийские ученые провели сами, а завершающую стадию, с обезьянками, спихнули в Страну Восходящего Солнца. Сэкономить решили. Так вот, самураи выставили им счет, втрое превышающий сумму контракта с нашим НИИ Онкологии. А сами повадились ездить в гости к авторам перспективных лекарств.
Я немного послушал короткие гудки, а потом повесил трубку. Помпы с резолюцией международного уровня не получилось. Придется наводить справки у простых специалистов. Ну и что, все равно я прав?
