– Уголовный розыск констатировал чистое и безупречное самоубийство в каждом конкретном случае.
– А вы?
– А я как раз самоубийцами и интересовался. Хотел написать статью о причинах, которые заставляют молодых и талантливых людей уходить из жизни. Получается, основная причина – стремление выучить английский язык. Под гипнозом. Что скажете?
– Никому и никогда не удастся внушить человеку стремление уйти из этого мира, – повторил Линьков. – Но вот убедить его насыпать себе несколько ложек сахара из баночки с надписью «Крысиный яд» совсем несложно. В таком состоянии реципиент не способен контролировать подобные мелочи, не представляющие прямой угрозы. Можно вообще внушить подопытному, что он канатоходец, и отправить в путь по проводу, натянутому между крыш. И он пойдет, не испугается.
– Говорят, под гипнозом у человека открываются сверхспособности. Если ему внушить, что он канатоходец, то он перейдет, и ничего с ним не случится.
– Ну, во-первых, Homo sapiens остается таковым всегда, и сколько его не убеждай, что он кашалот, а полчаса под водой ему не просидеть. А во-вторых, реципиенту можно приказать дойти до середины каната и проснуться. Как считаете, сколько секунд вы проживете, если вдруг очнетесь на тонкой проволоке, на высоте девятиэтажного дома? Думаю, ровно столько, сколько нужно для полета до земли.
– Рыжков! – осенило меня. – Он мог попытаться пройти между вышками по проводу!
– Сомневаюсь, – криво усмехнулся Линьков. – При напряжениях ЛЭП, по проводам на них особо не погуляешь.
– Знаю. Но вскрытие показало, что он погиб от поражения электрическим током.
Первым делом своей несомненной гениальностью захотелось похвастаться перед Ольгой, но дома ее не оказалось, в консультации тоже. Пришлось ехать на Чкаловский, не получив морального удовлетворения.
Открыла та самая девица, что в прошлый раз медитировала с палитрой и кистью. Она пропустила меня внутрь, захлопнула дверь и невозмутимо ушла на кухню. Надо признать, сейчас здесь не воняло, а очень даже аппетитно пахло чем-то жареным.
– Скажите, вы никогда не спрашиваете, кто к вам пришел? – направился я следом за ней.
– А разве вы не на студию? – она даже не обернулась. – Ваше лицо мне знакомо.
– Нет. Я приходил вчера, спрашивал про вашего… – кем приходился ей Копелевич, я не знал.
Она бросила на меня взгляд через плечо.
– А.
– Вы говорили, он изучал английский язык под гипнозом?
– Да.
– А вы не помните, где?
– Нет, не помню. Что-то в районе Петроградской. Фирма то ли «Галант», то ли «Гранат». Он помянул про нее раз мимохом, и все.
Фирма называлась «Агат». Контор, вдалбливающих в любознательные головы чуждые языка в городе обнаружилось отнюдь не так много, как кажется из рекламных газет, листков и объявлений – уж поверьте, я заглянул во всюда, где только можно. А гипнозом при этом пользовались вообще только три: «Англоман», «Полиглот» и «Агат». Созвучие явное. К тому же и располагался тезка полудрагоценного камня на Кировском проспекте.
«Агат» приткнулся на уголке небольшого двухэтажного дома, с виду – бывшей прачечной, возле музей- квартиры Кирова. У входа стояли два похожих, как братья-близнецы, «форда» и микроавтобус «Нисан». На окнах висели белые жалюзи. Ничем не примечательное заведение.
Я подъехал туда на мотоцикле, благо под шлемом запомнить визитера довольно трудно, и долго наблюдал, мысленно оценивая результаты собственного расследования:
Почти все выявленные мной жертвы наверняка не звали английского; двое из них, вроде, учили язык под гипнозом, а один занимался этим где-то поблизости. То, что поблизости ничего подобного больше нет, значения не имеет – не нужно бежать к Ольге, чтобы понять всю шаткость обвинений. Ничего, кроме своей уверенности, приложить к ним я не мог. Разве только, следуя журналистской этике, войду сейчас в это здание, спрошу кабинет директора, заявлюсь к нему и скажу: «У меня есть подозрение, что вы совершили несколько убийств. Можете вы подтвердить это, и если да, то куда делось пропавшее имущество?»
Некое шестое чувство подсказывало, что вместо искреннего раскаяния и слез угрызений совести, я получу киянкой по голове и поплыву в страны свободного мира своим ходом вниз по течению Невы. Значит, нужно получить неопровержимые улики.
Я жалобно и очень тяжело вздохнул, завел своего «конягу» и рванул в сторону Института Экспериментальной Медицины. В Башню Молчания.
Несмотря на мистическое звучание, название «Башня Молчания» вполне официально. Здесь в стародавние времена Иван Петрович Павлов ставил эксперименты над многострадальными собачками в условиях полной тишины. А путь, приведший меня однажды в эти толстые, извечно прохладные стены, получился извилист и позорен.
Если кто-то бывал на Костюшко четыре, то знает, что детская и взрослая поликлиники стоят там встык, под углом друг к другу. Готовясь писать статью о замечательной службе детской психологической помощи, я направился по этому адресу и, подходя, профессионально выхватил блокнот и записал номер медицинского учреждения, крупно указанный над входом. Материал получился хороший, это признали все. Но вот только номер, как оказалось, принадлежал не детской, а взрослой поликлинике! Так что прославил я в родном городе не заслуженную сорок седьмую детскую, а вовсе непонятно кого. Стыдоба – не описать.
По счастью, заведующая дала мне шанс исправиться, и по знакомству направила к профессору Игорю Михайловичу Воронцову, только что вернувшемуся из Франции. От него я впервые узнал, что нигде на
