Девушка вздохнула, тоже посмотрела на бледнеющее небо
— Рассвет скоро. А хочешь, потешимся?
Она развязала одну-единственную тесемку и легко сбросила с себя платье, сразу оказавшись совершенно голой. Не без торжества Олег подумал, что она и правда не красавица: бедрышки чересчур узенькие, будто не оформившиеся еще, оттого и талия не женская, детская. Груди маленькие, торчком, в стороны набухшими сосками уставились. Смешная… Смешная-то смешная, а вот нижняя часть Середина была несколько другого мнения.
— Глупости… — буркнул он, рукой с саблей как бы ненароком заслоняя топорщащийся бугор на штанах.
— Неужели не хочешь? — удивилась девушка, которую нагота совершенно не стесняла. — Заболел? А, знаю, знаю! Просто испугался меня, верно? А ты не бойся, я ведь, если захочу убить — убью, сам знаешь.
— Знаю, да сомневаюсь, — признался Олег.
— Не сомневайся! — Чародейка быстро подошла, привстала на цыпочки, чтобы заглянуть в глаза ведуну. — Рослый ты. Это потому, что из чужих краев, верно? Ну, улыбнись! Забудем на время наши споры. Я сладкая, все говорят! Попробуй!
— Ну, раз ты так уговариваешь…
Олег вздохнул, ему было очень грустно. Вот теперь он понял, что чувствует голодный перед лавкой с бубликами. Или даже так: голодный солдат на часах перед лавкой с горячими бубликами. Нет, не на часах, а проходящий мимо, потому что служба зовет.
— Саблю бы надо положить, а то поцарапаю… — Середин присел.
— Да, положи, пожалуйста, — серьезно согласилась чародейка. — Ставр в первый раз не положил, так чуть без… Чуть не поранился.
Снизу вверх ударил Олег, метясь в мягкий пушок на лобке. Он уже видел, как его сабля вспарывает это нежное лоно, как входит в живот, и был готов повернуть кисть так, чтобы острие, скользнув под ребра, достало до сердца. Ведун не хотел, чтобы эта девушка мучилась. Мучений и не получилось — сабля рассекла пустоту.
— Злой! — почти с восторгом выговорила волшебница, она стояла там же, где и прежде, и платье снова было на ней. — Злее Ставра намного! Такой мне и нужен.
— Зачем? — Сконфуженный Олег выпрямился.
— А чтобы любил. Мужем мне станешь… Станешь, станешь! — Она рассмеялась, опять пошла к ведуну. — Смотри, какой ты злой. Если у добра такие злые слуги, то я, почитай, тоже ему пригожусь! Возьми меня к себе в помощницы. Будем вместе нежить истреблять.
— Начни с себя, — попросил Олег и снова взмахнул саблей.
— Ах!.. — Чародейка оказалась к этому не готова и неловко заслонилась рукой, с которой, словно лепестки, осыпались три пальца. — Больно…
Не помня себя, Середин принялся рубить, а девушка отступала, пытаясь увернуться от разящей стали, подставляла окровавленные руки, сберегая шею.
— Не надо, нет! Нет!
Окровавленными тряпками разлетались куски платья, от скользнувшего по груди удара блеснула белая кость ключицы. Израненная, истерзанная чародейка каким-то чудом еще держалась на ногах.
— Ух… — В тот момент, когда Середин все понял, она схватилась оставшимися пальцами за клинок и сама напоролась на него, прижалась к груди ведуна. — Сладко тебе меня убивать? Будешь каждый день, если пожелаешь, по-всякому!
— Уйди! — В гневе Олег отшвырнул мягкое тело, которое мгновенно исчезло. Волшебница стояла там же, в десяти шагах впереди. — Что тебе надо?!
— Тебя. Я ведь не шучу. Смотри — у тебя на груди моя кровь, она смешалась с твоей. Настоящая кровь! — Девушка показала красную полосу, выступившую на платье. — Теперича мы обручились.
— Откуда у тебя — настоящая кровь?! — отмахнулся Олег, отвернулся и зашагал через лес на север, к деревне. — Не болтай чепухи.
— Постой же! — Она догнала Середина, пошла рядом. — Скажи хоть: люба я тебе? Будешь думать обо мне? Знаю ведь, что будешь! — Чародейка расхохоталась. — И я буду о тебе думать, Олег. Я ведь не злая, я справедливая. А если не так ее, справедливость, понимаю — так научи! И вот еще что: мало ты, ведун, ведаешь. Со мной поведешься — узнаешь кое-что такое, чего до тебя никто не знал. Даже батюшка мой, Элокай, не знал. А я вот знаю. И про живую, и про мертвую воду тебе рассказать могу…
— Живую воду тебе в лес из колодца таскают, — сообразил Олег, но сделал вид, будто давно это знал. — Тоже мне, секрет. Зачем она тебе?
— Чтобы нежить поить, жизнь ее лживую продлевать, да и самой красивой оставаться, — беззаботно ответила девушка. — А еще у меня мертвая водица имеется. Если умыться сперва мертвой, а потом живой водой, то человек может…
— Омолодиться, — наугад брякнул Олег, вспомнив читанные в детстве сказки.
— Верно, — закусила губу чародейка. — Кое-что ты знаешь… Но этого мало, ведун, мало!
Она остановилась, а когда спустя несколько шагов Середин оглянулся, чародейки нигде не было видно. Рассвет потихоньку светлил небо, и Олег вспомнил о тряпочке, найденной на ветке почти сразу, как вошел в лес. Он достал ее — просто белая тряпица, лоскуток.
— Это на память… — шепнул знакомый голос. И тут же добавил уже иначе, с шипением, отчего на ум пришел паук из сна: — Будешь моим мужем, не убежишь…
— Тьфу на тебя! — Олег швырнул тряпицу на землю и даже потоптал в сердцах.
Зачем он ее взял?! Ведь она могла оказаться заколдованной, могла помогать морочить его. Сплюнув, Середин зашагал прочь. В голове не имелось никакого плана — что делать, он теперь просто не знал. Вдруг крест на лбу, от которого до сих пор не было особой пользы, чуть кольнул теплом.
Рада
В сыром рассветном лесу, после довольно весело, но бестолково проведенной ночи Олега пробил нешуточный озноб. Кутаясь в остатки куртки, он пошел быстрее, стараясь не думать, куда именно идет. Конечно, девчонка могла и соврать насчет бани, а также насчет Глеба, да и Бориса — но, пожалуй, все же говорила правду. Все здесь принадлежит ей, везде тысячи глаз…
Середин чувствовал себя даже не мышкой, бегающей между лап забавляющейся кошки, а скорее мухой в паутине. Мухой, которую уже спеленали клейкой нитью и подвесили до поры до времени. Никаких шансов, неизвестно даже, когда именно придет смерть. Остается висеть и наблюдать.
На сырой траве отчетливо виднелись следы, они уводили на север. Олег присел, всмотрелся. Опытным следопытом он себя считать не мог, понял только, что шел один человек, который был значительно ниже ростом ведуна — что не удивительно, — а вот размер обуви имел почти такой же. А может быть, и совсем такой же, потому что спустя минуту следования за незнакомцем Олег обнаружил отпечаток босой ноги на участке грязи.
Кто именно может бродить по лесу босиком, Середин уже знал. Он ускорил шаг, подгоняемый волчьим воем, который слышался то сзади, а то откуда-то слева. Оборотень — а Олег был уверен, что имеет дело с одной из этих тварей, — вывел его прямо к деревне. Раздвинув пушистые ветви подлеска, ведун оказался напротив колодца.
Скрываться было незачем и не от кого. Шагая через луг, Олег пытался угадать, кто встретится ему первый. Всеслава? Староста? Или все-таки Глеб… Старуха сказала что-то насчет сапог, которые не помешают теперь тому вернуться в Озерцы…
— Стоп! — Середин остановился. — А где часовой?
У колодца никто не стоял, никто не наблюдал за дорогой. Недоброе предчувствие заставило Олега повернуть правее, к березовой роще. Пришла пора понаблюдать за жителями. Их было немного: с этой стороны, на «улице», делать нечего, основная жизнь шла со двора. Там мычали коровы, ведун даже расслышал щелканье пастушеского кнута.
Что еще придумала полоумная чародейка? Середину очень хотелось встретить Всеславу — от девочки
