проку никакого, зато и опасности ждать не приходится. Увы, среди немногочисленных деревенских детишек, стайкой пробежавших через крайние огороды, он ее не увидел. Козленка в роще тоже не обнаружилось: то ли было еще слишком рано, то ли обычно он пасся в другом месте.
С тяжелым сердцем ведун поднялся к деревне, придерживая левой рукой ножны, чтобы рукоять сабли не сдвигалась с привычного места. У колодца Олег остановился, задумался. Где-то там, за лесом, бил ключ с мертвой водой, а вот здесь, внизу, имелась живая. Если, конечно, волшебница хотя бы в этот раз сказала правду.
— Да с чего я вообще взял, что она женщина? — пробурчал себе под нос Олег.
Ответ пришел в виде теплой волны, пробежавшей по низу живота.
— Ну да, а еще я паука видел! — подтрунил над собственным естеством ведун. — Много кого видел, а поверить некому. Совсем некому. Хотя… Водяной меня, кажется, пока не обманывал. Или обманывал? Почему ничего не сказал про ключ с живой водой? Он про него не знать не может. Значит, пли водяной соврал, или умрун.
— Здравствуй, Олег-ведун!
Середин отвел взгляд от сруба колодца и увидел идущую прямо к нему Раду. Вот уж кого можно было назвать красавицей: даже двигается как-то по кошачьи, каждый шаг напоен внутренней негой… Однако, всмотревшись в лицо девушки, Олег понял, что меньше всего сейчас она думает о внешнем впечатлении. Судя по всему, Рада плакала всю ночь.
— Я искал твоего брата, — развел руками Середин. — Прости, не нашел.
— Я знала, что не найдешь… — кивнула Рада. — Не виню тебя, ведун. Глеб сам виноват, не хотел хозяйство бросить, бежать из деревни. Вот только сапоги ты у старосты зря взял…
— Сапоги? — Олег уставился на свою грязную обувь. — Что с ними?
— Это Глеба сапоги. Борис их принес опосля того, как его сыновья увели брата в Еловый лес, я видела. А ты, значит, в них из Озерцов ушел… Вот потому брат ночью и вернулся.
— Где он?
— Ушел, — невесело улыбнулась Рада. — Хотел меня взять, да я закрылась, не впустила его. Облика Глеб стал звериного… Братец мой. А ты разве не знал, Олег, что тем оборотням, чья обувь в деревне, ходу сюда нет? Таков договор у Бориса с умруном-чародеем.
— Слыхал что-то такое… — Олег почесал затылок. — Значит, провел меня Борис. Что ж, сейчас я с ним поговорю. Хорошо еще, что тебя Глеб забрать не сумел.
— Меня не сумел, а Всеславу увел. Пошел к ним, дверь сломал, бабку Лушу на куски разорвал, а внучку Бориса увел. Да ему, старосте-то, до нее давно дела нет… Тебя брат хочет видеть. Сказал, что ты его предал: обещал защитить и не защитил.
— Постой, Рада! — Олег умоляюще протянул к девушке руки. — Постой! Может, я и виноват перед Глебом, но…
— Он будет ждать тебя в Еловом лесу следующей ночью, так просил передать. — Рада медленно пошла прочь, потом оглянулась, поманила: — Идем, ведун, накормлю тебя.
— Я с Борисом сперва поговорить должен! Середин вытянул саблю, решительно направился к крыльцу. В доме кто-то охнул тонким голосом.
— Не ходи, не пугай бабку Марью! — попросила Рада. — Нет Бориса, убежал он ночью, с сыновьями. Не стал тебя ждать… Идем, ты устал и голоден, а больше тебя никто здесь не примет.
— А ты… Почему ты на меня зла не держишь? — Олег подошел к девушке.
— Потому что не виноват ты ни в чем, за наши грехи страдаешь, — вздохнула Рада. — Зря ты пришел сюда… Идем.
Она пошла по единственной улице, и ведун последовал за ней. Как ни устал он, как ни болели царапины на груди и плечах, оставленные Старой Милой, а не мог не любоваться девушкой. Не вписывалась она в окружающую ее картину: серые некрашеные дома, покосившиеся заборы… Красавица.
Середин так увлекся созерцанием грациозно покачивающихся ягодиц, что едва не налетел на девушку, когда та остановилась у своего дома. Рада посмотрела через плечо и, как показалось Олегу, чуть улыбнулась.
— Иди умывайся и одежку свою скидывай. Только спать не ложись, а то ведь не добужусь, так голодным весь день и пролежишь. Я сейчас вернусь, полечу тебя немного, если спорить не будешь.
— Не буду, — пообещал ведун и вошел в дом. Чисто и скромно — так можно было вкратце описать обстановку. Ничего другого Олег увидеть и не ожидал. Он скинул остатки куртки, но дальше раздеться постеснялся. Не встречать же хозяйку без штанов? Снял только ремень, постучал по пряжке каблуком: погнул ее нож Ставра. Хотел воин умереть или нет — а бил-то всерьез. Скрипнула половица, Середин подхватил лежавшую на коленях саблю.
— Не бойся, это я. — Рада принесла испачканный в земле горшочек. — Эту мазь надобно на огороде в полнолуние закапывать, тогда в силу входит. Снимай рубаху, лечить буду.
Когда прохладные, тонкие да длинные, необычайно нежные пальцы принялись гладить грудь ведуна, втирая густую, остро пахнущую мазь, Середин даже глаза прикрыл от удовольствия. Рада стояла сзади, и когда мазь разогрелась, стала растирать все быстрее, сильнее. Для этого девушке пришлось прижаться к спине Олега грудью, и он едва не заскулил.
— Сарафан перепачкала, — пожаловалась девушка, обходя подопечного. — У тебя и на спине ссадины, кровоточат они. Так что…
Теперь Рада стояла перед ним, занимаясь спиной ведуна. Он понимал, что так девушке просто сподручнее, что, прижимаясь к мужчине, она может сильнее втирать мазь… Но что-то изнутри нашептывало: она не стесняется тебя… Она показывает себя тебе…
— Прости меня за брата… — выдавил Олег.
— Не думай о нем сейчас. — Рада вздохнула, полная грудь колыхнулась, и словно электрический ток пробил Середина сверху донизу. — Что было, того не воротишь. Глеб сам виноват, а уж когда за тебя схватился, поздно стало. А ты смелый, не отступишь… Жалко мне тебя.
— Еще ничего не ясно, — усмехнулся Середин. — А отступать мне по призванию не положено. Мое дело находить и изничтожать нежить.
— Нежить, она всякая бывает. Есть послабее, есть посильней… — Рада закончила втирать мазь, отстранилась, глядя на Олега. — Ходишь всегда один, некому даже постричь тебя. Хочешь, постригу?
— Нет… — Руки Олега сами легли на ягодицы девушки, потянули ее обратно. Ведун зарылся лицом в мягкую грудь, втянул носом запах свежего, молодого тела. — Не хочу. Не теперь.
Рада молчала, гладила его по голове. Олег все никак не мог решиться, мысли в голове путались, заплетались. Глеб, Всеслава, Борис, чародейка… Надо что-то делать немедленно, сейчас же, но нет сил встать и уйти.
— Поешь, — попросила Рада, будто прочтя его мысли. — Не уходи так. А я ждать буду — вдруг вернешься.
Она отошла от него, и Олег не пытался удержать. Глупо все, глупо… Пришел на ум тот старик из корчмы, что укорял ведуна за бедный вид, за то, что о себе не думает. Все верно. Только раньше Середин оправдывал себя тем, что нечисти от него спасу нет, а теперь вот сам попал, как кур во щи.
Не успел он об этом подумать, как те самые щи с курятиной появились на столе. Вслед за ними каша, хлеб, сметана, квас… Накрыв стол, Рада уселась напротив, подперла рукой подбородок.
— Ешь, не смотри на меня, — попросила она.
— Глядя на тебя — вкуснее, — улыбнулся ведун, но девушка осталась печальной. — Ты прости, что я так…
— Я не сержусь. Знаю, что ни на кого в деревне не похожа, знаю, что смотрят на меня мужики. Только мне оттого пользы нет, потому что боятся они. Да мне и не нужно… Вот и ты почувствовал, что не нужно прикасаться ко мне.
— Нет… — Олег положил ложку. — Не в этом дело!
— В том, — убежденно перебила его Рада. — Я ведь в самом деле не знаю, чья я дочь. Отец у нас с Глебом был пришлый — богатырь, с тебя ростом. Но я на него не похожа, и на мать не похожа. Люди всякое говорят…
И боятся. Такая уж моя судьба — нетронутой оставаться. Ты ешь, а я сейчас старые отцовы вещи
