– Она была очень расстроена из-за Светланы, – сказал я. – Очень сильно расстроена. Несколько раз повторила, как сильно ее любила…
– Все равно сука, – повторила Маша. – Ты себя нормально чувствуешь?
– Вроде нормально. Только мышцы на животе растянул.
– Это ерунда, – отмахнулась Маша. – Главное, что соображаешь нормально. Ходить можешь?
Я осторожно спустил ноги с кровати, коснулся пола и отдернул ногу. Пол был очень холодный.
– У меня тоже ноги отмерзают, – сказала Маша, положила ногу на ногу и стала растирать голую пятку. – Надо было за тапочками в холодильник сходить, а теперь уже поздно суетиться. Туда войдешь – сразу окочуришься.
– А что в шахте? – спросил я. – Либерато говорил, вроде на ледяной пробке плавильную машину начали монтировать?
– Уже закончили, – сказала Маша. – Она уже плавит вовсю. Только ей двое суток еще работать, если до того времени не сломается. Пробка очень большая.
Я задумался и, к огромному своему удивлению, буквально через несколько секунд понял, как можно решить проблему.
– Надо притащить из шлюза скафандры, – сказал я, – и использовать их как теплую одежду, для обогрева.
Маша хихикнула.
– Догадливый, – сказала она. – Только приносить их нельзя, надо, наоборот, самим туда идти. Наши уже все ушли, одна я осталась, ждала, пока ты очнешься.
– А почему нельзя сюда скафандры притащить? – удивился я.
– А ты сам подумай. Скафандров восемь, а народу на станции шестьдесят человек, если не больше. Жилые уровни от взрыва не пострадали, людей погибло всего человек десять, самое большее, пятнадцать. Представляешь, что начнется, когда они узнают, что скафандров на всех не хватает? Иоганн сказал по трансляции, что систему обогрева скоро починят, но когда люди поймут, что их обманули…
Мне вдруг стало горько и противно, как будто водой из ушата окатили. Маша так спокойно говорит о том, что почти все люди на станции должны умереть… Легко ей так рассуждать, ей-то место среди спасенных зарезервировано. Впрочем, удастся ли нам спастись – еще бабушка надвое сказала. Шансы, мягко говоря, призрачны. Не то чтобы совсем пустышка, но все же…
– А меня зачем решили с собой взять? – спросил я.
– На всякий случай, – ответила Маша. – Мэри тебе все коды доступа сказала?
– Вроде да, – пожал я плечами. – Точно сказать не могу, я не успел их все проверить.
– Все равно лучше так, чем никак, – резюмировала Маша. – Вставай, пошли отсюда, а то я уже закоченела вся.
Я встал на ноги и сразу начал непроизвольно приплясывать. Температура пола, похоже, уже отрицательная. Маше хорошо, у нее холодоустойчивость в генах заложена, а мне-то каково…
– Пошли, – согласился я. – А то я скоро тоже закоченею.
И мы пошли.
Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось вокруг. На втором уровне моя кожа приобрела сероватый оттенок и покрылась мурашками, а на первом уровне, у самого шлюза, стены были покрыты толстым слоем инея. Изо рта у Маши шел пар, у меня тоже. Ноги, казалось, примерзают к полу на каждом шаге.
У входа в шлюзовую камеру было морозно. Прислонившись к заиндевелой стене, сидел Юити в скафандре с откинутым шлемом, изо рта у него шел пар, голова была обмотана пледом, спадающим на спину, как арабский бурнус или фата ортодоксальной невесты.
– Добрались, – констатировал он. – Алекс, ты как?
– Вроде нормально, – пробормотал я. – Пойду, оденусь.
– Оденься, – согласился Юити, неожиданно улыбнулся и добавил: – Пойду-ка я провожу вас, полюбуюсь на зрелище.
Через минуту я понял, что за зрелище он имел ввиду. Залезая в скафандр, я не мог сдержать крика. Голым пузом да по замороженному пластику… Хорошо, что задница хоть чуть-чуть шортами прикрыта.
Маша тоже повизгивала, но не так громко, как я. Юити стоял в сторонке, смотрел на нас и откровенно потешался.
Я включил систему терморегуляции скафандра и стал ждать, пока он прогреется. Меня колотило от холода, зубы стучали, как пулемет, все тело тряслось, а противнее всего было то, что непонятно было, как лучше бороться с холодом – неподвижно стоять, стараясь не касаться голым телом промерзшей подкладки или, наоборот, все время прыгать, согревая себя движением. Понятно, что прыгать правильнее, но когда живот или подмышка касаются заиндевелового пластика, поневоле орешь как резаный. А Юити ржет, гаденыш…
– Тише, – сказал Юити после того, как я заорал особенно громко. – А то народ сбежится, что тогда делать будем?
– А ты на что? – огрызнулась Маша. – Пока никто не приходил еще?
– Пока нет, – ответил Юити. – Иоганн говорит, на жилых уровнях еще терпимо, около плюс пятнадцати. Народ засуетится только через час-полтора, вот тогда и пойдет потеха.
– Какая еще потеха? – спросил я. – Зачем нам потеха? Давайте какую-нибудь баррикаду выстроим, что ли…
