мордочку.
Аня почувствовала, как ее лица коснулся сладкий ветер, летевший с другой стороны утренней серебристой реки, где берег был белым от цветущей черемухи и еще продолжал заливаться уставший от ночного пения соловей. Она увидела, как по сияющей реке плывет темная лодка, и в ней ее милый Сережа: приближается, взмахивает веслами, оставляя стеклянный след.
Он вышел на берег, вытянул лодку на влажный песок, подошел к ней и, заглядывая в глаза, произнес:
– Ну вот я и пришел за тобой… Собирайся… Повезу тебя на ту сторону…
Аня блаженно улыбалась, вытягиваясь в кресле, и ей казалось, что лодка плывет и под днищем тихо журчит вода.
Модельер и Счастливчик наблюдали по телевизору воздействие на людей веселящего газа.
И если Счастливчик от ужаса закрывал глаза руками и горестно вскрикивал, то Модельер победно вскакивал, подносил к алым разгоряченным губам стакан с «Чинзано», приговаривая:
– В начале всего был смех, и смех был у бога, и смехом был бог… – Хватал рацию. – Завершайте фазу «ЗЕТ»!.. Переходите к фазе «ЧТЗ»!..
В ответ на его приказ, сквозь распавшееся оцепление, к парадному входу медленно подкатил крытый фургон с надписью «ЧТЗ». В нем находились портативные роботы на гусеничном ходу, изготовленные на Челябинском тракторном заводе. Двери фургона раскрылись, и по опущенной аппарели один за другим стали скатываться роботы, жужжа гусеницами, вращая зоркими головками наблюдения, качая хлыстиками антенн. Роботы были оснащены пистолетами, прожекторами подсветки, мини-компьютерами, в которых содержались образы подлежащих уничтожению людей.
Стремительно, по двое, роботы закатывались во Дворец и тут же начинали работать. Приближались ко всем, кто сидел, лежал, шевелился, пытался подняться. Из машины вытягивалась механическая рука с пистолетом. Другая рука материнским движением касалась лба жертвы и, если лоб был закрыт волосами, рука осторожно убирала волосы. Из пистолета раздавался негромкий выстрел. В пробитом лбу открывалась круглая лунка с липким красным вареньем.
Перестреляв находившуюся внизу охрану, роботы, ловко цепляясь гусеницами за ступени, поднялись в зал. Планомерно разъезжая в проходах, закатываясь в глубину рядов, они перестреляли всех находившихся в зале: заложников, актеров, женщин в масках, террористов с автоматами, лежавшего без чувств Арби- Яковенко, тихо пузырящегося Крокодилова. В стеклодува из Гусь-Хрустального роботы выпустили по две пули, как было заложено в их программах. Дама, висящая, подобно воздушному шарику, под потолком, тоже получила пулю и была вынуждена опуститься.
В зале раздавалось легкое чмоканье уходивших в головы пуль, деловитое жужжание машин, мелькали лучи подсветки и слышались странные, после каждого попадания, вскрики: «Ой-ля-ля!» Этими звуками, забавы ради, наделил изобретатель бездушные механизмы.
Выполнив работу, пересчитав истребленных людей, передав по каналам связи о завершении операции, роботы гуськом потянулись к выходу. Один из них задержался, подъехал к Арби-Яковенко и вложил в его мертвую руку бутылку корейской водки, настоянной на женьшене.
По аппарели все механизмы поднялись в фургон, где на них опускался мощный гидравлический пресс, сплющивал, превращая в брикет. Прямым ходом от Дворца фургон направился к заводу «Серп и Молот», где брикеты поместили в мартен, и они растаяли в белой жидкой стали.
Из всех, кто наполнял Дворец, уцелела лишь морская свинка. Она выбежала наружу, пыталась прорвать оцепление. Но ее изловили, разминировали и отдали работникам прокуратуры, которые уже завели уголовное дело по статье «Терроризм». В дальнейшем она будет проходить по делу как обвиняемая, даст показания, от которых тут же откажется на процессе.
Модельер приказал готовить торжественный ужин в Кремле, в честь блистательной победы. Оставив Счастливчика в расстроенных чувствах, велел балалаечникам, игрокам на сопелях и дудках, скоморохам с трещотками, девицам с бубнами развлекать Президента, возвращая ему бодрость и жизнелюбие. Сам же отправился за Кольцевую дорогу, в гигантский крематорий, чтобы лично наблюдать сожжение жертв «Голден Мейер».
Его не интересовали ни тела террористов, ни бездыханный труп Арби-Яковенко, ни охваченное пеной, как Афродита, тело Крокодилова. Он был равнодушен к многочисленным умерщвленным заложникам, которых прямо в целлофановых чехлах заталкивали в печи, где они начинали слабо чадить, окутывались голубоватым газовым пламенем, остался равнодушен к стеклодуву Тихону и к мертвому коллективу ученых- синтезаторов.
Его интересовали артисты балета, главным образом те, что изображали «лимоновцев», особенно танцор, игравший Лимонова. Поэтому он дождался, когда в печь на роликах въедут тела артиста-Лимонова и его крохотной нежной возлюбленной, стоял перед кварцевым жароупорным «глазком», наблюдая, как горелки ощетинились кинжальным пламенем, как сгорают целлофановые оболочки и два недвижных тела окутываются прозрачным золотистым заревом. Под воздействием жара оба тела медленно поднялись, встали в рост, разошлись в разные стороны огнедышащей печи, приподнявшись на пуанты, протянули друг к другу горящие руки, о чем-то умоляли, уверяли, клялись. Из их горящей груди, словно угли, выпадали раскаленные красные сердца. Изо лбов вытекали белые капельки расплавленного свинца.
Модельер с удовлетворением наблюдал их любовный посмертный танец, радовался, что революция, даже представленная в авангардном балете, подавлена и испепелена, никогда не вырвется на площади и проспекты Москвы.
Плужников появился у «Голден Мейер», когда ко входу подъезжало множество карет «скорой помощи», ревели сирены, разбрызгивали жестокий фиолетовый свет «мигалки». Из Дворца выносили тела и складывали у входа ровными бесконечными рядами, клали рядом с каждым полупрозрачный мешок, заключали труп в желтоватую целлофановую оболочку, и человек казался уродливым зародышем, помещенным в огромную вытянутую икринку.
Плужников шел вдоль страшных рядов, осматривал мертвых мужчин и женщин. У всех были одинаковые смеющиеся лица и маленькая алая лунка во лбу. Плужников искал Аню и не находил, наклоняясь над очередным мертвецом, страшился узнать свою любимую.
Кто-то коснулся его плеча. Плужников испугался, что это охранник хочет его прогнать. Перед ним стоял Ангел с бело-розовыми, длинными, до самой земли крыльями, на одном из которых была голубая шелковая перевязь.
