типа «КВ».
Выслушав суровые, но правдивые признания полковника Катукова, начальник Главного автобронетанкового управления поднялся из—за стола, прошелся по кабинету, остановился и тихо произнес:
— Ты думаешь, я не знаю, что происходит у нас на фронте, какие потери мы уже понесли? Ошибаешься, знаю. Войну мы не проиграли. Только теперь разворачивается поистине всенародная битва. Все ресурсы страны — материально—технические и людские — брошены на то, чтобы Красная Армия получила первоклассную технику — танки, авиацию, артиллерию. Можешь не волноваться: в 4–й бригаде будут и «Т–34» и «КВ». Она не должна по огневой мощи уступать немецкой дивизии.
— Вот за это спасибо, Яков Николаевич! — Катуков приободрился. — В таком случае мы еще повоюем. Только где были наши ресурсы раньше?
Федоренко только пожал плечами.
Покинув управление, Михаил Ефимович в тот же день выехал в Сталинград. На юг по Рязанскому шоссе двигались машины, повозки, люди покидали обжитые места и уходили подальше от войны. Гитлеровская авиация уже не раз бомбила столицу и ее пригороды. В первом налете с 22 на 23 июля участвовало до 250 самолетов противника. Бомбы рвались на обширной территории от Серебряного бора до Киевского вокзала. Пострадали заводы в Филях, которые в 20–х годах строили немецкие инженеры, железнодорожные станции, аэродромы.
Кондратенко вел машину осторожно, объезжая воронки и выбоины, чтобы не разбудить дремавшего полковника. Позади оставались поселки, небольшие города. Суровое военное время накладывало свой отпечаток на жизнь людей и в глубоком тылу, за сотни километров от линии фронта. Ни лишних хождений по улицам, ни отдыхающих, в ночное время действовали законы светомаскировки.
Первую остановку Катуков решил сделать в Борисоглебске: шофер устал, надо было дать ему отдохнуть хотя бы несколько часов. Заночевали в небольшом доме на перекрестке улиц, названия которых в темноте трудно было разобрать. Хозяин, работник городского отдела НКВД, Михаил Васильевич Синицын пригласил своих гостей в комнату, накормил скромным ужином. Разговорились.
Бывают в жизни обстоятельства, о которых говорят: судьбе было угодно, чтобы они произошли. Так и в данном случае. Михаил Васильевич, как выяснилось, оказался родным братом Ивана Синицына, который в 1922 году был помощником командира роты 235–го Невельского полка. Гармонист, весельчак. Тогда Катуков только начинал свою командирскую службу. Сколько воды утекло с тех пор. Ивана уже не было в живых.
«В ту борисоглебскую ночь просидели мы с Михаилом Васильевичем Синицыным до третьих петухов, — писал Катуков в своих мемуарах. — С большой теплотой вспоминал я его брата, а также своего ротного Александра Михайловича Серебрякова — моих первых наставников, учивших меня, молодого взводного, наверно, самому сложному из всех искусств — искусству работать с людьми».[21]
Утром, едва забрезжил рассвет, Катуков покидал гостеприимный Борисоглебск: торопился пораньше попасть в Сталинград. Кондратенко старался сократить путь, часто выскакивал на проселочные дороги, доверяясь своей интуиции и шоферскому чутью. Надо сказать, они его не подводили.
Сентябрьское солнце продолжало выжигать последнюю зелень в приволжских степях. Вскоре потянуло с Волги приятной прохладой — показался Сталинград. «Эмка» зашуршала шинами по набережной. Город жил еще мирной жизнью. На базарах торговали арбузами, дынями и прочей снедью щедрого лета, по широкой речной глади бегали юркие прогулочные катера, проходили большие пассажирские суда, оглашая окрестности привычными гудками.
Катуков побывал в местных органах власти и в областном военкомате, узнал, как идет строительство танков на Сталинградском тракторном заводе. Узнал и адрес формирования бригады — станция Прудбой. Получив эти сведения, он поспешил к месту назначения.
4–я танковая бригада формировалась из частей 15–й танковой дивизии, выведенной с фронта. Эта дивизия разделила ту же участь, что и 20–я танковая. Она сражалась у Станислава и отступила только по приказу командования.
До приезда Катукова формированием бригады занималась комиссия из Главного автобронетанкового управления. Уже подобран был командный состав. Временно обязанности комбрига исполнял полковник П.И. Рябов, начальником штаба назначен был подполковник П.В. Кульвинский, комиссаром — полковой комиссар М.Ф. Бойко, начальником политотдела — старший батальонный комиссар И.Г. Деревянкин, в прошлом работник Горьковского обкома партии.
Со своим помощником по технической части П.Г. Дынером Катуков познакомился в разгар занятий с танковыми экипажами. Недалеко от палаточного городка стоял «БТ–7», у которого прямо на траве сидели бойцы. Плотный бритоголовый капитан держал в руках ивовую палку, служившую ему указкой, артистически жонглируя ею, показывал то на гусеницу, то на башню, то еще на какую—нибудь деталь из вооружения или оснастки боевой машины. Бойцы не вели никаких записей, но, судя по их лицам, сразу же все схватывали. Хитрости тут не было никакой. Все они, как потом выяснилось, в прошлом — трактористы, бульдозеристы, шоферы — рабочие высокой квалификации. Так что танк для них не диковинка.
Катуков обратился к полковнику Рябову:
— Петр Иосифович, у вас всегда так занятия проводятся?
— В основном так и проводим, — нисколько не смущаясь, ответил Рябов. — Классных комнат тут нет, открытая степь — полигон, и свежий ветер никому не вредит.
Увидев начальство, капитан приказал своим слушателям встать, подошел с рапортом:
— Товарищ полковник, капитан Дынер проводит очередное занятие с механиками—водителями!
— Здравствуйте, капитан! Ваше имя и отчество? — вежливо спросил Катуков.
— Павел Григорьевич.
— В армии давно? Кадровик? — продолжал допытываться комбриг.
— До войны работал на одном из киевских заводов инженером, в действующей армии с 22 июня. Как видите, военная биография небогатая. Можно сказать, ее совсем нет.
У многих командиров того времени не было фронтовой биографии. Еще совсем недавно каждый занимался мирным трудом, но в трудную годину, когда позвала Родина, они взвалили на свои плечи всю тяжесть войны и несли ее до Победы. Дынер не исключение. Потом Катуков был бесконечно благодарен этому грамотному инженеру, возглавляемой им службе, быстро ставившей в строй подбитые танки на протяжении всей войны.
Приятное впечатление оставил и начальник оперативного отделения бригады капитан М.Т. Никитин. Матвей Тимофеевич — прирожденный штабист, прекрасно разбирался в оперативной обстановке. Тоже прошел с Катуковым до Берлина, стал позже крупным военачальником.
В течение последующих дней комбриг познакомился со всем командным и политическим составом, понял, что работа здесь проведена основательная, дело теперь за учебой и подготовкой танковых экипажей. Приятно было сознавать, что среди командного состава есть фронтовики, понюхавшие пороху во многих боях. Среди них выделялись старшие лейтенанты К.М. Самохин, В.И. Раков, лейтенанты Г.М. Луговой, П.П. Воробьев. Командир роты Евгений Луппов, например, был на финском фронте, получил звание Героя Советского Союза. Столь же успешно сражался с немецкими захватчиками старший лейтенант П.А. Заскалько. В 15–й танковой дивизии он был командиром танкового батальона. Когда ему предложили командовать ротой, заявил, что готов командовать танком, только бы быстрее направили на фронт.
Катуков решил собрать весь личный состав бригады, чтобы не только представиться самому, но и встретиться с бойцами, поговорить о предстоящей учебе, решить назревшие вопросы, касающиеся их работы, быта и отдыха. Но где собрать людей? Здесь, на станции, вряд ли найдется такое помещение, которое вместило хотя бы основную массу бойцов.
Выход из затруднительного положения подсказал Рябов.
— Искать ничего не надо, — указал он рукой в степь. — Тут мы проводим все свои мероприятия. Потребуется лишь стол да несколько стульев. Я предупрежу нашего хозяйственника майора Михайловского — пусть побеспокоится.
Так и собрался в приволжской степи личный состав 4–й танковой бригады. Бойцы стояли полукругом, некоторые сидели и полулежали на траве, кому как удобно было. Разрешалось курить. Слух о том, что
