Алексей хотел было остановить ее, но она вырвала руку, избегая его взгляда.
— В чем дело, Аня?
Девушка остановилась, но не повернулась к Алексею. Он видел по ее опущенной голове, по согнутым плечам, что она ждет чего-то большего, чем простое дружеское приветствие.
Но Алексей молчал. Аня выпрямилась и медленно, не оборачиваясь, пошла на кухню. У дверей она нарочито небрежно бросила:
— Намусорено здесь… Прибрать нужно…
И тут Алексею вспомнилось, как однажды она доверчиво положила голову на его плечо. Так вот оно что! Он-то совсем забыл об этом. Но она помнила, для нее это было нечто вроде молчаливого признания, и сейчас она хотела прочитать ответ хотя бы в его случайном жесте, интонации. А он встретил ее, как будто ничего не случилось.
Неожиданное открытие обескуражило Алексея. Он опустился на лавку. Что делать? Поговорить с ней.
О чем? Что он может сказать? Что? Он не смеет, не должен говорить ей то, чего она ждет. А говорить другое… стоит ли?
Вернулась Аня. Рукава старенькой кофточки засучены, в руках мокрая тряпка. Светлые волосы сбились на лоб. Она принялась протирать старенький деревянный стол.
— Аня, понимаешь…
Она резко обернулась. Лицо ее покраснело.
— Не надо, Алексей Петрович, не надо! — почти вскрикнула она. — Я знаю, что вы хотите сказать…
— Хорошо, не буду, — согласился Алексей.
Он был рад, что ему не нужно объяснять того, в чем он и сам не разобрался. Аня вызывала в нем большую нежность. Возможно, это была и не нежность, а просто благодарность. Но что бы ни было, он не мог дать волю чувствам… Семейный человек… Разведчик… Человек, у которого здесь нет даже своего имени.
В тот вечер, как никогда, ему хотелось оградить Аню от беды. И как раз сегодня он должен был послать ее в холод и тьму, навстречу опасности.
— Дорогу в Пашкове знаешь?
— Пашкове? У Выпи?
— Да. Ночью не заблудишься?
— Да что вы! Сколько раз там была…
Она разговаривала теперь с ним подчеркнуто деловитым тоном. И Алексей понял, что ее самолюбие задето.
Она ведь не могла знать всех сложностей переживаний Алексея, его размышлений. Он старался показать, что ничего не замечает.
— Нужно пойти сейчас в Пашкове…
— Сейчас? — Рот ее слегка приоткрылся от удивления.
— Да, сейчас. Как можно скорее…
Он был уверен: не откажется. И не ошибся. Она начала одеваться. Пока Аня торопливо натягивала старенькую ушанку и пальто, он говорил ей:
— Четвертый дом у леса, по правой стороне, если идти от города. Спросишь Захара Ильича.
Два небольших, мелко исписанных, листочка, сложенных вчетверо, она, отвернувшись, сунула за лифчик.
— Когда вернешься, зайди, расскажешь, что и как…
Если ты успеешь вовремя доставить эти сведения, спасешь сотни, может быть, тысячи людей.
Она стояла у порога, опустив голову, мяла в руке варежки.
— Так я пойду?
— Будь осторожна, обходи деревни стороной…
— Ладно…
— Валенки крепкие?
— Отца предупредите…
Хотелось ей что-то сказать, но он не мог найти слов.
Алексей был восхищен мужеством этой девочки, которая с такой неженской смелостью пошла, ни о чем не спрашивая, навстречу неизвестности.
Воспользовавшись короткой паузой, Аня кивнула головой и исчезла за дверью. Он слышал, как заскрипели деревянные ступеньки.
Совсем стемнело. Отец Ани все не приходил. Алексея грызла тревога. Вставало перед глазами залитое лунным светом снежное поле, еле приметно темнеющая узкая, перехваченная поземкой дорога — и одинокая, удаляющаяся фигурка Ани. Что с ней будет? Что с донесением? Попадет ли оно по назначению?
…Аня вернулась через два дня. Алексей за это время несколько раз заходил к Афанасию Кузьмичу. Когда усталая девушка вошла к нему в комнату и без сил опустилась на стул, Алексей набросился на нее с расспросами. У него сразу отлегло от сердца, когда он увидел ее живой и здоровой. План карательной операции ей удалось благополучно передать партизанскому связному.
— Ты прямо из Пашкова? — спросил Алексей.
— Да. Устала — жуть, ноги прямо отваливаются…
— Почему задержалась?
— Так… приключение одно на обратном пути, — небрежно ответила она.
— Какое приключение?
— Да полицейские прицепились…
И хоть говорила Аня небрежно, Алексей видел, что дорожное происшествие было отнюдь не пустячным.
— Рассказывай, — приказал он, растирая ее замерзшие руки.
— Да мину я принесла…
— Какую еще мину? — насторожился Алексей.
— Которая с часами. Просили передать через вас одному человеку.
Алексей действительно просил прислать мину с часовым механизмом для Готвальда. Но он никак не мог думать, что именно Ане придется ее нести.
— Ну так возвращалась-то я днем, — между тем рассказывала девушка. — В Дуплянове остановили меня двое полицаев. 'Документы!' Показала я им свой паспорт. Стали расспрашивать, как сюда попала, зачем.
К тетке, говорю, в Пашкове ходила. Не знаю, может, я им плохо врала, только повели меня в участок. Иду, а сама дрожу, вдруг обыскивать начнут…
— А где же ты спрятала мину?
— В корзинку под картошку положила. В платке.
— Так. Дальше.
— Повели меня в участок. Снова: 'Почему попала в Дупляново, зачем пришла?..' А у меня все мина из головы не идет. И вдруг полицая куда-то позвали, я в комнате одна осталась. Скорее достала мину, завела часовой механизм.
— Разве ты умеешь обращаться с миной? — удивился Алексей.
— Да, мне ребята в Пашкове на всякий случай объяснили.
— Так, что же дальше…
— Ну и сунула мину под стол. А когда полицай вернулся и снова стал допрашивать, я заплакала, говорю: 'Дяденька, отпустите, у вас небось у самого дочка есть…' Он нахмурился, долго крутил усы, потом швырнул мне паспорт и как закричит: 'Вон! Чтобы духу твоего тут не было! Еще раз увижу — узнаешь у меня, как шляться!' Я пулей выскочила за дверь и — бегом. А мину им на память оставила…
Аня рассмеялась. Но Алексей даже не улыбнулся.
— Вот что, — сказал он серьезно, — больше никаких мин… Это ведь не игрушки. Будешь делать
