захочу, то… так сказать…
– А вы хотите? – буднично спросила Лаура.
– А то! – выпалил Волконский и вдруг не к месту задумался. – Я не просто хочу, – сказал наконец посол, приближаясь. – Я жажду, Лаура!
'Какая наглость!' – изумился он.
Лаура снова предупреждающе подняла детскую ладонь. И посмотрела на графа так, что граф поневоле усомнился, точный ли свалился глагол.
– Завтра у маркиза Кассара на вилле, – ровным голосом сказала девушка.
– Да, но сегодня, Лаура? Сегодня? – Волконскому живо представилась лысая голова маркиза Кассара в арбузных полосках. – И потом, как же это мы на вилле, при гостях?…
– Тростник у источника – не помеха для подлинной жажды, – сказала Лаура. – А сегодня мне еще нельзя.
– 'Нельзя, нельзя'… – проворчал граф. 'Настоящего грузина это, между прочим, никогда не останавливало', – подумал он словами князя Гвенцадзе.
Придя домой, граф первым делом справился с Конфуцием. 'Тростник у источника – помеха для щенка и подспорье для волка', – прочел граф правильную цитату и ненадолго задумался.
46
Джулио вернулся в столицу форменным героем.
Слух о подвиге рыцаря донесся до Санкт-Петербурга гораздо раньше, чем обгоревший 'Святой Иоанн' пришвартовался у кронштадтского причала.
Мужчины нехотя склонялись к тому, что рыцарь, возможно, молодец, однако без Круза всей флотилии вышла бы крышка. Дамы, напротив, горячо настаивали, что иностранцы Нассау-Зиген и Круз никогда не сумели бы выиграть неравной баталии. А вот рыцарь Мальтийского ордена – тот да. Отчего рыцарь Мальтийского ордена представлялся дамам лицом национально близким – секрет не только петербургских, но и дам в целом. А еще большую загадку составляет вопрос: откуда проистек и чем питался романтический слух?
– Неужели правда? – спросила Екатерина, срочно вызвав Орлова в Зимний.
Орлов пожал плечами:
– Я получил с канонеркой коротенькую реляцию. Круз пишет, что 'Святой Иоанн' сильно обгорел – но и только.
– А чего же шведы побежали?
– А хрен его знает, ваше величество. Ей-богу!
– И Круз что – о рыцаре ни слова?
– Ни намека, матушка, ни шиша.
– А откуда ж слухи?
Орлов, проницательно сощурившись, обвел глазами кабинет императрицы, скользнул по ее лицу.
– О, это загадка, ваше величество, – сказал адмирал. – Такая загадка… Дамы, изволите видеть…
– М-да, – смутилась Екатерина, в свою очередь отводя глаза. – Вечно у вас бардак, Алексей Григорьевич!
– Зато шведы бегут, матушка. А где дамы – там, известно, бардак… – Орлов невинно уставился в потолок.
Екатерина любила Алексея Орлова так, как всю жизнь любят участника детских шалостей и забавных отроческих приключений. С той разницей, что итогом одного из самых забавных явилась корона Романовых.
Григорий Орлов, былая опора трона, не оставил по себе ничего, кроме жалости, смешанной с неприязнью. Даже его умопомрачение последних лет казалось расплатой за иезуитскую гордость, коварство и скверный шантаж. У Григория не хватило духа… Или, лучше, сперло дыхание на феерической высоте. А Алексей вот – посапывает себе тихонько да работает. Хоть и старик уж совсем…
– И потом – вы же знаете Круза, ваше величество, – продолжал Орлов. – Как англичане переводят с кельтского слово 'британец'? 'Победитель'. Это у них такая филология. А остальные нации – так, не пришей кобыле хвост. Впрочем, Круз, я чай, завтра зайдет уже в Котлин.
– Хвосты вы кобылам пришивать навострились, – раздраженно сказала царица. – Ладно, ты давай-ка Круза сразу ко мне. А сам переговори с Нассау-Зигеном. Принц веселый, а значит – независтливый. Ты понял?
– А надо нам ихний орден отличать, ваше величество? – спросил Орлов, поскребывая маковку. – Синьор Литта, конечно, человек приятный во всех отношениях. Когда бы я не знал, что он масон…
– Ты адмирал? Ну и командуй. Надо… не надо, масон, розенкрейцер… По мне – хоть иудей, лишь бы России служил. А англичанам нос утереть? Да заодно и нашим, кстати. Воюем на море, почитай, сто лет, а только Чичагова с Ушаковым и родили.
Орлов обиделся. Он, природный русак, измордовавший турок при Чесме…
– Чичагова, – пробурчал он, поглаживая лысину. – Да кто его, мальчишку, на баке порол, едрит твою жизнь? И кой хрен нам в этой Мальте?
– Да вы что с Потемкиным – сговорились? – в сердцах сказала Екатерина.
– Рыцари против турок – союзники те еще! – не унимался Орлов. – Им только палец дай – они обе руки враз отхватят. А если не отхватят – то это для того, чтобы чужими руками жар загрести…
– А вот мы поглядим, – сказала Екатерина. – Кто у кого чего отхватит и кто чего загребет. Но ты все молодец. Так их, едрит твою жизнь! – весело закончила аудиенцию Екатерина.
Через неделю кавалер креста и благочестия Ордена Святого Иоанна граф Джулио Литта был представлен к Святому Георгию 1-й степени, награжден золотой шпагой 'За храбрость' и званием контр- адмирала российского императорского флота.
Джулио получил по контузии отпуск и вселился в ту же квартиру в Аптекарском переулке, заботливо протопленную Жюльеном.
Робертино, охая, принялся разбирать сундуки. В военном госпитале в Кронштадте иностранца перебинтовали с такой силой, словно хотели выдавить последние капли сомнения в успехах русской медицины.
Джулио подошел к окну, увидел знакомую глыбу, оперся руками о подоконник. На душе было смутно.
Он вспомнил последние события на берегу, перед отъездом в Кронштадт, и поразился – как далеко все это откатилось, словно было в другой жизни и в другом масштабе.
Едва рыцарь вернулся тогда от Орлова, Робертино подал скомканную записку, умолчав о способе передачи.
Павел Петрович размашисто приглашал рыцаря посетить его другое имение – Павловск, как и было уговорено. В программе – моцион по парку и ужин в храме какой-то 'Розы без шипов'. 'На гауптвахте я уже ужинал. В храме еще нет', – подумал Джулио и велел подать умыться.
Робертино притащил любимый бронзовый тазик с гербом дома Литты, ковш с водой, забросил полотенце на плечо.
Джулио подставил ладони. Внимание будущего императора Павла Петровича льстило. Успех шел в руки без специальных усилий и быстрее, чем ожидали на Мальте. Нужно развивать успех, но только будет ли там Александра?… Джулио замер, и вода толстой струей потекла мимо, гулко ударяясь о дно таза. Поворот мысли был удивителен.
– Горячо? – спохватился Робертино.
– Да, добавь холодной, – сказал Джулио.
Письмо Кати уже должно было дойти к Александре в руки…
В десять утра на Апраксин двор приехал Фроберг.
Когда Робертино доложил о госте, Джулио смутился.
