содержанием письма. Спустя какое-то время С. Аллилуева написала письмо моей жене, где советовала бросить меня и самой воспитывать 'прекрасных деток'. Как я потом выяснил, развестись с женой она требовала и от Иосифа. (И сразу вопрос: коль скоро у нее такая установка, то что в крахе личной жизни Светланы от того, что ей «не везло» с мужьями, а что — от ее собственного «золотого» характера? — Е.П.)

При всей ее довольно скромной одежде, я уверен, она постоянно ощущала на своей голове корону и часто пускала в ход приказные формулировки, а свою дочь неоднократно обижала… Уезжая из Тбилиси, она заявила, что 'ей надоело жить среди дикарей'. В самолете по пути Тбилиси — Москва она так описывала будущее семьи Сталина работнику грузинского музея: все внуки должны со временем переехать в Грузию и группироваться вокруг Ольги, ее заграничной дочери…»

Иосиф Морозов, сын Светланы: «Когда она пришла в мою семью, мы постарались сделать все, чтобы она чувствовала родные стены… Но через некоторое время она начала делать то, что в моем сознании не укладывается до сих пор. Она оскорбляла мою жену. Нанесла тяжелейшую травму, как мать, мне. Уехав в Грузию, она через Совмин Грузии потребовала, чтобы я вернул ей портрет ее матери. Я до сих пор не могу понять, почему она не сделала этого по-человечески…».

Старшая дочь Светланы так и не пожелала увидеться с матерью. А резюме всего можно считать слова, сказанные Надеждой, дочерью Василия: «Вот уж в ком уживается удивительная способность красиво писать и делать в жизни все по-другому». Надеюсь, что Светлана не была похоже по характеру на мать, иначе очень и очень жаль ее отца…[89]

Через два года Светлана Аллилуева снова решила вернуться на Запад. Никто ее не удерживал и ей не препятствовал. О ее дальнейшей судьбе известно, что пару лет назад она жила в Англии, в небольшом городе, не то в приюте для престарелых, не то на пособие по бедности. Да, конечно, она дожила до старости, но едва ли ее судьбу можно считать более счастливой, чем у погибших, но не изменивших себе Якова и Василия.

Часть пятая

Второе убийство Сталина

Глава 20

Обстоятельства смерти не выяснены

Это ничтожества уходят в небытие без споров о некрологе, а вокруг смерти сильных правителей всегда складывается множество легенд. При этом большинство из них — одна другой нелепей. Чемпионом по собиранию нелепых легенд по праву можно считать известного исторического писателя-эмигранта Абдуррахмана Авторханова, чьи книги, любимое чтиво советских диссидентов, внесли не то что свою лепту[90], а свой пуд золота в формирование образа «ужасного» Сталина. Авторханов в компании с Солженицыным сделали «Огонек», а «Огонек» сделал общественное мнение, а общественное мнение сделало перестройку, плоды которой мы теперь пожинаем, и далеко не последнюю роль в том, что у них так лихо все удалось, сыграла сказка о «стране ужаса» и ее правителе- маньяке.

Итак, какие же сплетни по поводу смерти Сталина ходили по Европе?

Версия Эренбурга (по А. Авторханову)

«Первая версия принадлежит Илье Эренбургу — подставному лицу, рупору тогдашнего руководства Кремля… Свою версию Эренбург рассказал французскому философу и писателю Жан-Полю Сартру. После публикации во французской прессе она обошла и всю мировую печать.

Вкратце рассказ Эренбурга сводится к следующему: 1 марта 1953 года (в воскресенье!? — Е. П.) происходило заседание Президиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Л. Каганович, требуя от Сталина: 1) создания особой комиссии по объективному расследованию 'дела врачей'; 2) отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации всех евреев в отдаленную зону СССР (новая 'черта оседлости'). Кагановича поддержали все члены старого Политбюро, кроме Берии. Это необычное и небывалое единодушие показало Сталину, что он имеет дело с заранее организованным заговором. Потеряв самообладание, Сталин не только разразился площадной руганью, но и начал угрожать бунтовщикам самой жестокой расправой. Однако подобную реакцию на сделанный от имени Политбюро ультиматум Кагановича заговорщики предвидели. Знали они и то, что свободными им из Кремля не выйти, если на то будет власть Сталина. Поэтому они приняли и соответствующие предупредительные меры, о чем Микоян заявил бушующему Сталину: 'Если через полчаса мы не выйдем свободными из этого помещения, армия займет Кремль!' После этого заявления Берия тоже отошел от Сталина. Предательство Берии окончательно вывело Сталина из равновесия, а Каганович вдобавок тут же, на глазах Сталина, изорвал на мелкие клочки свой членский билет президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания. Только в шесть часов утра 2 марта к нему были допущены врачи».

Забавным образом это напоминает ситуацию с историей событий 1917 года: большевики излагают ее, ставя в центр себя и свою партию, а история про то и не знает. В другом месте своей книги «Загадка смерти Сталина» Авторханов проговаривается: «Внимание внешнего мира было приковано только к 'делу врачей'», — имея в виду, что из всех многочисленных «сталинских преступлений» мировое общественное мнение больше всего интересовалось этим аспектом. Почему — понять нетрудно: в центре этого дела стояли евреи, а помешанность как советской, так и европейской интеллигенции на «еврейском вопросе» общеизвестна.

Однако можно быть точно уверенными, что внутри СССР оному вопросу придавалось куда меньшее значение, и даже у Кагановича по степени важности он стоял не более чем на 8-м месте, а у прочих членов Политбюро на 88-м, и не стали бы они по поводу каких-то там врачей со Сталиным препираться. Врачом больше, врачом меньше — для Хрущева с Микояном это не арифметика, в 37-м не столько перестреляли, той же национальности да еще при этом старых соратников по партии — и что-то никто по этому поводу Сталину партбилет в лицо не бросал…

Версия Хрущева (по А. Авторханову)

«Через десять лет после смерти Сталина Хрущев… впервые отважился осветить и некоторые подробности смерти Сталина. Сделал он это перед деятелями польской компартии… кое-какие рассказанные им новые детали попали на страницы французского журнала 'Пари матч ' и были перепечатаны с комментариями в немецком журнале 'Шпигель Свой анализ 'Шпигель ' начинает с утверждения: 'Целый ряд улик говорит за то, что Сталин ни в коем случае не умер естественной смертью, как нас в свое время хотели уверить официальные сообщения.

Эта версия Хрущева рисует события так: Сталин умер вовсе не на кремлевской квартире, а в 84 километрах от Москвы в бывшем имении графа Орлова (это и есть кунцевская дача). Здесь, полностью изолированный от внешнего мира, Сталин был «пленником собственного страха». В ночь на 2 марта охраной Сталина сюда были срочно вызваны Хрущев, Маленков, Берия и Молотов… Охрана сообщила, что Сталин уже много часов не подает признаков жизни. Охрана не могла узнать, в чем дело, из-за сложности внутренней системы сообщения между тремя отдельными помещениями, в одном из которых находился Сталин. Открыть двери мог только он сам — при помощи специального электрического механизма. Так как никто из охраны не знал, в какой комнате находится Сталин, пришлось взламывать все двери подряд: открыли одну, открыли вторую — и здесь нашли Сталина. Он безжизненно лежал на полу, одетый в форму генералиссимуса. Первым отозвался Берия: «Тиран мертв, мертв, мертв», — торжествующе

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату