– Алан! – вскрикнула герцогиня таким голосом, что наступила тишина.
– Сударыня, что-то случилось? – испуганно склонился к ней Энтони.
– Что, матушка? – почтительно отозвался куда лучше знавший Эстер мальчик.
– Пожалуйста, рассказывай дальше о тайных обществах. Если лорд Бейсингем еще минуту будет говорить о драгоценностях, день пропал – ни о чем другом нам сегодня побеседовать уже не придется…
Хорошее настроение как отрезало. Энтони обиженно замолчал, подошел к окну и принялся созерцать ограду и мокрые голые тополя. Ровно через полминуты на его плечо легла рука Эстер.
– Правильнее было бы продолжать смеяться, – сказала герцогиня. – Я оценила ваш жемчуг, едва вы вошли в комнату. Использовать вместо нити для волос золотые цепочки – на это мог пойти, пожалуй, только один человек – лорд Бейсингем. Убор настолько хорош, что почти полностью отвлекает внимание от камзола. Столь бурная веселость вам не свойственна, а обидчивость не входит в число ваших пороков, Энтони. Это что-то новое…
Бейсингем оторвал, наконец, взгляд от тополей и поцеловал руку герцогини.
– Это не магия. Я просто устал, – пожаловался он.
– Вижу. Теперь вам лучше?
– Как после хорошей скачки, – с облегчением вздохнул Бейсингем. – Вы великий знаток человеческой природы, герцогиня…
Они снова заняли свои места за столом.
– Вы готовы вернуться к нашим козликам? – спросил Алан.
– Я буду готов, если вы объясните мне, чем помешал Священному Трибуналу несчастный философ.
– Вы имеете в виду Алессандро Лори? Примерно тем же, чем вам мешает безумец, который бегает с факелом по арсеналу. Представьте себе, какое действие произведет его теория на человека, которого только понятие Добра удерживает от того, чтобы превратиться в зверя. Впрочем, за ним числились и еще некоторые подвиги, например эксперименты со свитками Табо – а это уже черная магия, причем не выдуманная, а реальная… Возможно, леди Александра этого не знает…
А теперь, если позволите, вернемся к козликам. Итак, пресловутая церковь не имеет ничего общего со знаками, которые вы видели в Аркенайне. Знаки эти, как я уже говорил, относятся к древнему языческому культу. Я полагаю, все совершилось случайно… или закономерно, это смотря с какой стороны подходить. Когда война закончилась и братьям стало нечем заняться, они заинтересовались науками, в том числе и геральдикой. Среди них было не так много настоящих, потомственных рыцарей. По-видимому, мейерские братья пустились в изыскания, чтобы разработать себе гербы, и оказались в плену древних сказок. Шаг за шагом: от легенды к мистерии, от мистерии к ритуалу, от ритуала к культу древних демонов. Поэтому их знаки и похожи на трогарские гербы. Герцог, аркенайнский бык – это не древнее начертание оверхиллского, это другой знак, просто он имеет с вашим общие корни. Мейерские братья воскресили древний культ, они поклонялись его демонам, а на жертвеннике, который вы видели, если они были последовательны в своем поклонении, приносили в жертву не только животных, но и пленных, не заплативших выкупа, и похищенных врагов кого-либо из братьев…
– Бр-р… – передернул плечами Энтони. – В изрядную гадость я влип…
– Да уж… – согласился Алан, – что есть, то есть. Когда орден уничтожили, те, кому удалось уцелеть, унесли культ с собой. А теперь они соединились с этой козлиной церковью. По-видимому, третий круг, куда не допускают женщин, и есть мейерское братство.
– Понятно… – сказал Энтони. – Готовые на любые преступления ублюдки внизу…
– …маги и ученые в середине и демонический культ наверху, – продолжил Алан. – Да еще и полная власть в королевстве.
– Остается одно, – невесело усмехнулся Энтони. – Я должен жениться на Бетти, стать королем и волей монарха перебить всю эту публику… если меня не прибьют раньше.
– Это было бы неплохо, Энтони, – вздохнула Эстер. – Разумеется, не второе, а первое. Давайте, за неимением лучшего плана, на этом и остановимся…
…Когда они уже собирались выходить из библиотеки, Энтони внезапно хлопнул себя по лбу.
– Да, Алан! Я все время забываю вам сказать… В Аркенайне мы видели еще одну странную штуку…
И он рассказал про древнюю печь и символы на ее двери.
– Нет, – задумался мальчик, глядя на сделанный Энтони рисунок. – Понятия не имею… Никогда ни о чем подобном не слышал. Но я постараюсь что-нибудь узнать, милорд…
Однако неделя шла за неделей, но Алан так и не возвращался к этой теме. То ли забыл, то ли ему ничего не удавалось выяснить…
…Выходило, что голос и вправду знал что-то такое, чего не знал Энтони. Это не сходилось с его представлением о безумии, даже о безумии, сдобренном магией. Но, в конце концов, что ему известно о том и о другом?
«Разве есть в этой стране кто-либо, более достойный короны? – спрашивал голос. – И тебя еще надо уговаривать…»
– Не надо. У меня самый лучший на свете выбор – корона или жизнь, – усмехнулся Энтони.
«Нет, почему же… Сделаешь свое дело, и можешь идти куда угодно. Хоть в Оверхилл, хоть к антиподам. Найдется, кому воспитать ребенка, да и трон, думаю, недолго останется пустым. Только прошу, заранее предупреди их, чтобы они сумели вовремя позаботиться о другом муже для королевы».
– И кто это будет? – поинтересовался Энтони.
«Какое тебе дело? – холодно осведомился голос. – Тебя это не должно волновать».
– Знаешь, это все же моя страна!
«Уже не твоя… Дезертир не задает вопросов».
– А я что, дезертир? – обиделся Энтони. «Значит, согласен?»
– Согласен, согласен! – Бейсингем едва не закричал вслух. – А теперь будь так любезен, отвяжись, дай мне поспать…
«Тогда я сообщу Монтазьену», – произнес голос и замолк.
Все же в безумии Бейсингема было что-то материальное. На следующий день герцог Монтазьен, встретившись с Энтони в тронном зале, подошел к нему.
– Я рад, что вы с нами, – сказал он и улыбнулся.
А время между тем шло. Прошел март, начался апрель, деревья оделись зеленым пухом. Энтони привык к своему положению, смирился с тем, что ему предстоит, и даже начал находить определенное удовольствие в мыслях о короне. Если вдуматься – все было не так уж и плохо, особенно по сравнению с прошлой осенью.
Он возвращался с верховой прогулки – после памятного разговора с Монтазьеном для него раскрылись также и городские ворота, – в превосходном настроении, как и вообще в последние дни. У входа в покои его перехватил слуга:
– Вас ждут, милорд…
Сана Монтазьен явилась, как всегда, неожиданно. Она сидела в кресле, перелистывая роман. Бейсингем предпочел бы, чтобы это сочинение не видели даже те дамы, которые… одним словом, он был совершенно не предназначен для дамских глаз.
– Что это вы читаете, милорд? – приподняла Сана правую бровь.
Энтони взял у нее книгу и кинул в дальний угол.
– Это… мой ординарец балуется, – сказал он, краснея.
– Сидя в хозяйском кресле? – Зеленые глаза цепко ощупывали стоявшего у двери Артона.
– Хорошо, что не валяясь на хозяйской постели, – подхватил Энтони. – Вы же знаете слуг.
– У нас слуги… – начала Сана.
Артона прошел в угол, подобрал книжку, раскрыл, заглянул, тоже слегка покраснел и, ухмыльнувшись, с видом заговорщика взглянул на Бейсингема.
