– Ты чего?! – вскрикнул он.
Но Снежана уже утратила к нему интерес, стала кружить по комнате, включая и выключая светильники, распевая: «Ветка, ветка, ветка была упругой, детка, детка, детка…»
Так же неожиданно замерла, уставилась на Артема и выпалила:
– Я не твоя подруга! Понял, козел?!!
Незваные гости расселись в зале и начали было излагать свое дело, когда в квартире раздалось это самое «понял, козел?». Коротышка вздрогнул и вопросительно глянул на высокого.
– Сиди, Клоп, – распорядился тот. – Не наше дело.
Жека одобрительно кивнул.
– Ну так что там приключилось со Спелым?
– Ну… это, я и говорю. Вместо нормального базара шпарит частушками.
– Стихами, – поправил Клоп.
Спелым в городе Н. величали молодого бизнесмена, сына городского Головы Игната Матвеевича Весло Игоря Игнатовича. Свое невероятное косноязычие он унаследовал от отца. Игнат Матвеевич за время долгой службы на ответственных постах поднаторел в речах и шатко-валко мог говорить без бумажки, помогая себе выразительными жестами и энергичной мимикой. И даже можно было обнаружить в его речах некий смысл. Но Игорь Игнатович ничего этого не умел. Друзья его, конечно, понимали, потому что тюремно-матерный жаргон обладает в общем-то всеми свойствами разумной речи. Но с деловыми, серьезными партнерами надо было изъясняться совершенно иначе. Общение с нужными людьми на референтов да экспертов не переложишь, нужного человека никому не препоручишь, его обхаживать нужно самолично. И ведь даже собака-иностранец ныне знает все ключевые русские слова, так что и переводчик не спасет. Потому и обратился Спелый в ООО «ЦРК» по рекомендации серьезных людей. Заказ был сделан на «лингвистическую коррекцию речи». Жека обещал все исполнить, но, укладывая пациента в магнит, дал установку на поэтическую гениальность. Просто решил пошутить. Жека отличался своеобразным чувством юмора, и, когда решал пошутить, ничто его остановить не могло. Конечно, он понимал, что за шуткой последует ответный удар Спелого. Но Жека уже давно разучился кого-либо бояться и привык, что боятся его.
Теперь Спелый оказался в еще более затруднительном положении, чем до визита в «больничку». Теперь его отказывались понимать и пацаны. Им было неважно, чей он сын, и они нагло смеялись в лицо и даже просили пересказать какую-нибудь городскую байку своими словами. Тот в бессильном гневе пытался обматерить, но изо рта вырывалось нечто вроде: «О, презренные ублюдки! Вам бы лишь набить желудки! Ненавижу вашу маму, презираю вашу мать!..»
– Ошибку надо исправить, – серьезно сказал Шайба.
– Исправим, что за проблема? – ответил Жека и в тот же момент решил одарить Спелого безукоризненным английским, с одновременным исключением из памяти родного русского языка.
– И это… – продолжал высокий. – За этот, как его…
– Моральный ущерб, – подсказал Клоп.
– Точно. Короче, ты попал на бабки, – закончил Шайба изрядно утомившую его речь.
– Пятьдесят косарей! – уточнил Клоп.
Жека плотоядно ухмыльнулся и крикнул в коридор:
– Артемище, иди сюда.
Артем, повинуясь Жекиному голосу, рванул в коридор, не успев даже посмотреть, исчезла красная черта или нет.
– Ух ты, вот это чмо! – прокомментировал появление Артема Шайба.
Клоп понимающе хмыкнул и объяснил товарищу, кивнув на Жеку:
– Во – пидор!
– Ну что, Артемий, крови боишься? Когда человека убивают? – спросил Жека невозмутимым тоном и вынул из-за пазухи пистолет.
– Э! Ты че? – вскинулся Шайба.
– Харе балдеть, – добавил Клоп, распахивая перед Жекой милицейское удостоверение.
– Да он не выстрелит, Клоп! – крикнул Шайба. – Это ж пидор.
– Секундочку. – Жека навел на него пистолет и выстрелил в голову.
Того швырнуло на пол.
У Артема подкосились ноги: зрелище для него было ужасным. У убитого был разворочен затылок, брызги крови заляпали серый костюм Клопа и белоснежный ковролин. Тело Шайбы все еще мелко подрагивало.
– Не дрейфь, дружище, – подмигнул ему Жека. – На самом деле это красиво. Эй, Клоп, давай-ка дружок, забирай эту падаль и быстро уноси отсюда, если, конечно, жить хочешь.
Клоп, малый сообразительный, споро, без лишних слов взвалил тяжеленное тело Шайбы на плечи и поволок из квартиры, а потом, забыв о лифте, по лестнице.
– Ну как, страшно? – спросил Жека Артема.
– Да нет, ничего, – заплетающимся языком пробормотал тот, не в силах оторвать взгляд от лужи крови.
– Эх, люблю я тебя, брат! – Жека лихо хлопнул Артема по плечу. – Не бойся, в обиду не дам. Сейчас отсюда уедем. В одно интересное место. Хочешь?
– Ага.
– Умница Снежана, тихо сидела, – заметил Жека. – Ну и пусть себе сидит дальше. А мы едем-едем- едем!.. – пропел он и стал звонить по мобильному: – Дежурную машину, сейчас. Да, ко мне.
Вскоре во дворе у Жеки появилась давешняя «Ока». И те же молодые люди забрали все еще бесчувственную Светлану, ту самую, с которой не столь давно распрощался Чичиков.
Вслед за ними вышли Жека с Артемом и на Жекиной «Хонде» поехали туда же, куда увезли Светлану, в лечебно-методический центр.
Во дворе лечебно-методического центра было темно: высокий порог освещался лишь блеклым светом, просачивающимся изнутри через стеклянные двери. Жека все той же пружинящей походкой взбежал по ступенькам. Артем в некотором оцепенении поднялся следом. Темнота и тишина, и чуждость этого места неприятно его поразили. «Зачем я здесь?» – подумалось ему. Жека между тем достал из кармана внушительную связку ключей и, найдя нужный, отворил.
– Сейчас, Артем Макарович, посмотришь мое хозяйство. – Он распахнул перед Артемом двери. – Прошу.
Артем, как обреченный, прошел в холл, аскетически пустой, с кабинкой вахтера в углу. Из окна кабинки, подслеповато щурясь, глянул вахтер, увидел Жеку и вернулся к чтению газеты. Жека повел Артема правым коридором в лабораторный бокс, где он содержал своих спецпациентов. Клацнул замок на тяжелой металлической двери, и открылось пространство, залитое ярким светом газоразрядных ламп.
– Входи, – сказал Жека.
Он запер за Артемом дверь и крикнул:
– Эй, архаровцы!
Из ординаторской вывалились двое громил в белых халатах, один рыжий, второй – со шрамом через всю щеку, и вытянулись перед Жекой во фрунт, преданно глядя ему в глаза.
– Девку изолировали? – сухо спросил Жека.
– А как же, начальник! – отрапортовал рыжий.
– В жмуровню, – уточнил второй.
Жмуровней на существующем только в этих стенах жаргоне назывался изолятор для будущих жертв Жекиных опытов.
– Молодцы.
– Этого куда? – деловито осведомился рыжий, шагнул к Артему и положил ему на плечо руку, обезображенную тюремными наколками.
Жека вскользь глянул на съежившегося Артема и коротко ответил:
– К Нострадамусу.
Громила со шрамом расплылся в ухмылке, он любил и понимал Жекины шуточки. Крепко взял Артема
