позже. Давай, докладывай о деле моем.
Паляницын перевел дух, хватил еще коньяку, собрался с мыслями. И в подробнейших деталях стал рассказывать о событиях. Рассказал, как сцепились из-за мертвых душ первые люди города, как за ни за что погибли Кирияджи со Шкурченковым, как он общался с Ибрагимовым и как выяснилось, что все «мертвяки» города ушли к молодому человеку по имени Артем. Фамилию молодого человека Паляницын отчего-то запямятовал. Как ударились в бега сперва Миокард, а за ним и Перетятькин. Особенно полковник налегал на свои заслуги: как пытался он стравить между собой городское руководство, как не препятствовал попытке убрать Артема руками покойного сына мэра, только ничего не получилось.
А теперь ситуация в городе и вовсе аховая. Народ свихнулся на добре. Только и разговоров, что все станут богатыми и свободными. Каждый день митинги сторонников Артема, всеобщий ажиотаж. Жена, дура, и та на центральную площадь бегает. Все городское начальство за добро. Мотузко, вон, теперь прокурор города. Понаоткрывал кучу дел на взяточников. Все жилконторы в массовом порядке проводят ремонты и убирают мусор во дворах. Проезд в транспорте – где за символическую плату, где и вовсе бесплатный. Бизнесмены тоже поголовно за добро, добровольные пожертвования в «Фонд Добра» колоссальные. И главное – на самом деле верят, словно кто-то их зарядил бешеной верой в добро. Только толком тебе никто не скажет – что оно такое это добро, и с каким супом его едят.
Один лишь Ибрагимов не поддался. Вот уж кто железный человек. Но они за него крепко взялись. Резиденцию пикетируют. Ни входа, ни выхода. Пришлось выбираться в столицу, так летал вертолетом. Даром что его клуб сейчас всех в Лиге Чемпионов громит. Только на матчи здесь никто не ходит, устроили команде бойкот. А ведь раньше команда была символом города, футболистов обожали.
Правда, необходимо заметить, что с Ибрагимовым не все так просто. Во-первых, игроки стали показывать еврочемпионское мастерство благодаря «мертвякам» Артема – это факт установленный. Во- вторых, этим «мертвякам» сковырнуть Ибрагимова – проще простого. Они и президента Соединенных Штатов сковырнули б, только скомандуй. Но их новый хозяин предпочитает держать Ибрагимова в качестве красной тряпки для толпы.
– Отсюда заключаю, – подвел итог Паляницын, – Ибрагимов нужен Артему в качестве образа врага, а также для других, не известных пока мне целей.
– Молодца, полковник. Эк ты все разложил, – Чичиков неожиданно зевнул. – Что-то меня разморило. Перекормил ты меня, полковник. Вздремнуть, что ли? Где тут у тебя можно прикорнуть?
– В спальне для гостей, здесь же на этаже.
– Веди.
Оглядев отведенную ему комнату, Чичиков распорядился:
– Через часок сделай мне снова стол. А сейчас накорми Степана, только водки не наливай. Ему еще возить. Ну, иди.
Паляницын угощал Бычка на летней кухне, и угощал лично. Уселся напротив и сверлил жующего шофера упорным взглядом. В конце концов, Степан отодвинул тарелку и сказал:
– Чем зыркать, лучше бы водки дал.
– Сергей Павлович просил не давать, – хмуро ответил Паляницын.
– То он так шутит. Знает, что и во сне могу машину вести. А с полицейским без хозяйских чар разобраться сумеем. Мы ведь все больше по цивилизованному миру разъезжаем. Там товара нынче немеряно.
– Степан, я водки дам, ты только скажи – а зачем хозяину товар?
– Ты водку давай. Я вон не спрашиваю, за какие средства ты этот дом построил.
Паляницын выставил бутылку и налил Бычку.
– Себе чего не наливаешь? Лей, давай, выпьем по-приятельски.
Паляницын налил и себе. Чокнулись, выпили.
– И за какую цену ты к хозяину подался?
– Да… – замялся Паляницын и внезапно брякнул: – По зову сердца.
– Ха-ха-ха, – искренне рассмеялся Бычок. – Ну, давай повторим. Повторение – мать учения.
Повторили.
– Степан, – вновь заговорил Паляницын. – А ты Ивана Грозного лично видел?
– Да как вот тебя. Я и тогда в кучерах был. Только они тогда по-другому назывались. Запамятовал уже. Через сотню-другую лет память плывет как мыло. Да и помнить не хочется, честно говоря. В любоую эпоху одно и тоже. Давай по третьей.
Выпили и по третьей.
– Ну и что Иван? Точно был грозный? – все любопытствовал Паляницын. – Или наговаривают, как сейчас на Сталина?
– Да сущий червяк. Товара ведь у него не оказалось. А товар возле настоящих мужиков и вертится.
– А, что возле баб – нет?
– Возле баб – нет. Потому как у бабы другое назначение имеется. Ей для этого особые приспособления дадены, – подмигнул Бычок. – Ты не тормози, лей. А то у меня ни в одном глазу. С каждым годом толерантность к алкоголю растет. Это мне один прфессор в Париже разъяснил про толерантность. У него в госпитале десять единиц товару обнаружилось. Мне хозяин после той удачной сделки аж два дня вольной дал. Ну и погулял я по Елисейским ихним полям. Бабы их – говно, вино их – уксус. А сами – жлобы. Не езжай в Париж, Паляницын, не советую.
– Да был я там, – обиделся уже захмелевший полковник. – Бабы как бабы. С гламуром. Очень даже ничего.
– Дурак ты. Этих жердей ты бабами называешь?
– Если тебе нравятся свиноматки, то тебе, конечно, не в Париж. Тебе в Америку. Там все жирные.
– Знаю я американок. По-моему, они роботы. Точно тебе говорю. Не люди вовсе. Не езжай в Америку, Паляницын.
– А куда же мне езжать?
– Вот когда нальешь, скажу.
Паляницын налил. Бычок выпил, проследил, чтобы выпил и собеседник, а потом объявил:
– Поезжай, Паляницын, в Антарктиду. К пингвинам.
Когда через час в дверях летней кухни возник Чичиков, оба собеседника были, что называется «в дрова». Бычок, хоть не твердо, но тем не менее резво вскочил и, расплывшись в улыбке, отрапортовал:
– Отличный товарищ, Сергей Павович, но в бабах, как младенец.
– Нажрался, сволочь, – констатировал Чичиков. – В бассейн, оба!
Бычок подхватил упирающегося полковника и поволок к бассейну. Из бассейна Паляницын до сих пор не удосужился слить воду.
Еще через час освеженный и слегка протрезвевший полковник снова сидел в гостиной перед Чичиковым. И, запинаясь, докладывал:
– Пока вы, Сергей Павлович, отдыхали, звонил Ибрагимов, лично. Очень хочет вас видеть.
– А как же я к нему попаду, если он заблокирован? – рассмеялся Чичиков.
– Я думал над этим.
– Думал он… Ладно, не твои заботы. Ну как, надумал, чего хочешь? Какую цену себе назначил?
– Не мучайте вы меня Сергей Павлович. Вы-то ведь знаете мою цену?
– Предположим, что знаю. Но знаешь ли ты собственную цену? Может быть, ты целую жизнь глупостями занимаешься?
– А вы мне скажите, а я буду знать.
– Да что я тебе, бюро добрых услуг? И вообще. Скажу тебе прямо. Ты мне как слуга не нужен. И в вечном услужении не нужен. Я здесь навечно оставаться не намерен, знаешь ли.
– Ну, хоть сто лет… – дрогнувшим голосом произнес полковник.
– А что сто лет? Ты на перспективу думай. Ну, прощай, Паляницын. Навсегда прощай. Спасибо за хлеб- соль и все такое. Да ты не журись, ты свое уже получил. Вон каким королем все это время ходил. Ибрагимов к тебе звонит лично. Это твоя цена и была. Получи.
