глаза.
Юри чуть не задохнулся от злости.
— Кто это маменькин сынок? — Он вскочил с места.
Долговязый сделал вид, будто ничего не слышал, и лишь пренебрежительно усмехнулся.
— Что же ты замолчал! — наступает Юри, думая, что его смелый окрик испугал Вялого.
— Ого-о! Ишь раскудахтался! А вот это видел?
Вялый не спеша поднимает большой костлявый кулак к носу мальчика. Но сам остаётся по-прежнему сидеть на ящике.
Всё это до того оскорбительно, что Юри окончательно рассвирепел.
Он быстро отпрянул в сторону и дал Вялому хорошего тумака в грудь. Ноги долговязого взлетели вверх, словно две оглобли, мгновение поболтались в воздухе, и, перевалившись через ящик, Вялый медленно сполз на пыльный пол. Карты, описав в воздухе полукруг, посыпались на упавшего, словно стая разозлённых птиц. Но Вялый моментально вскочил на ноги и кинулся к Юри, пытаясь схватить его своими длиннющими руками.
Здесь, в тесной каморке, между разбросанными на полу ящиками, Юри удобнее драться, чем долговязому. Мальчишка наносит Вялому удар прямо под ложечку, да так, что у противника перехватывает дыхание.
— Ах, ты та-ак! — хрипит Вялый. Он останавливается, смотрит в упор на Юри и вытаскивает из кармана брюк нагайку.
— Брось, Вялый! — приказывает Билли. — Хочешь, чтобы сюда сбежался весь город?
Угроза подействовала. Вялый, сопя, садится на ящик и начинает собирать рассыпавшиеся по полу карты.
— Возись тут с маменькиными сынками… — цедит он сквозь зубы.
— Не успеешь и глазом моргнуть, как уже с ног сбивают, — поддел Эрви.
Шутке смеётся и атаман.
— Попомните мои слова! Этот парень нам когда-нибудь испечёт пирожок! — говорит Вялый. Сколько злости и ненависти в его голосе!
— Ты, Юрка, не лезь на рожон, — поучает Билли. Хотя новенький чертовски смелый парень, всё же не надо, чтобы у него создалось впечатление, будто он прав. Нельзя попирать железный закон дисциплины.
— А пусть он не задирает, — отругивается Юри.
Перебранку прекращает приказ атамана: пусть парни подадут друг другу руки, извинятся — и дело в шляпе, пора приступать к игре.
— Не стану я извиняться. Он задирает, суёт мне под нос свой кулак. Почему я должен извиняться?! — кричит возмущённый Юри.
Авторитет атамана под угрозой. Новенький так бойко сопротивляется, что только диву даёшься. Да и Щелкун наблюдает за происходящим с таким ехидным лицом, словно бы спрашивает: «Ну, атаман, а теперь что скажешь? Влип ты со своей мудростью».
Билли смотрит на Юри с ненавистью, словно хочет взглядом пригвоздить мальчика к стенке. Но Юри не отводит глаз в сторону. И продолжает спокойно грызть колбасу.
— Ну, чёрт с вами, — Билли махнул рукой. — Не извиняйтесь, если неохота. Пожмите просто так лапы и… и чтобы между своими парнями больше таких шуток не было.
Юри перекладывает колбасу в левую руку и протягивает правую противнику, расслабленные пальцы Вялого не спеша касаются её. На мгновение рука задерживается в руке, но все присутствующие, чувствуют: эти двое никогда не помирятся друг с другом.
Игра начинается. Карты с растрёпанными углами переходят из рук в руки. Иногда на краю ящика лежат лишь копейки, иногда даже рублёвки.
Странно, как меняет людей азартная игра, — она словно срывает с их лиц маски, обнажает тёмные стороны человеческого характера, о которых в обычной обстановке и предположить трудно.
Посмотрите!
Вялый так и пылает до самых кончиков ушей. При каждом ходе он ругается, хлопает себя картами по колену. Наваливается всем телом на ящик. В такие мгновения он — словно огромный, приготовившийся к прыжку зверь. Глаза жадно и недоверчиво следят за пальцами раздающего карты. Время от времени он в бешенстве кричит:
— Стой! Жульничаешь!
Но когда очередь тасовать карты доходит до Вялого, сразу обнаруживается: он уже успел засунуть две карты под край ящика.
Спокойнее всех ведёт себя Щелкун, хотя он беспрестанно проигрывает и ему всё время приходится занимать деньги у Вялого. Щелкун не поддаётся азарту игры. Он словно хочет лишь поддержать компанию.
Картёжная игра кончается, когда деньги Вялого оказываются в кармане у Билли.
Троица удаляется.
Юри ещё долго сидит возле маленького окна и украдкой смотрит сквозь пыльные в трещинах стёкла вниз, на улицу. Там не видно ни души. Да и кому понадобится в полночь идти на окраину города!
И всё же! С той стороны, где стоят последние дома, медленно приближается человек в форме.
Милиционер!
Юри быстро опускает уголок мешковины. Мальчика охватывает страх, в голове стучит одна беспокойная мысль: «Неужели я стал таким, что мне уже надо прятаться от милиционера? Нет. Почему? Я же не сделал ничего плохого. Но зачем пришёл этот милиционер?»
Юри выглядывает в щёлочку.
«Ого! Стоит как раз против нашего дома! А вдруг ему вздумается подняться сюда, наверх. Что тогда? Ничего особенного. Пусть приходит. Я не боюсь его. Да и зачем ему сюда забираться. Он прохаживается просто так по своему участку. Как хорошо, что я могу посмотреть ему прямо в глаза. Ему и всем остальным: учителю Роозма, Вирве… всем, всем».
Милиционер всё ещё стоит на краю тротуара и курит.
Юри поправляет рваную мешковину, чтобы она плотнее закрывала окно.
«Надо приниматься за дело, как говаривала мама. Завтра начну искать работу. Доброй ночи!»
Юри кивает стоящему под окном милиционеру и ощупью укладывается на кушетку.
10
Сквозь сон Юри слышит кошачье мяуканье. Он вскакивает. Сомнений быть не может: сейчас появится милиционер.
Действительно, лестница подаёт сигналы — кто-то поднимается на чердак.
— Юри!
— Да.
— Это я, Эрви.
— Что случилось?
— Зажги огонь. Ничего не видно.
В сумерках показывается знакомое узкое лицо с тонким носом и густыми бровями.
— Где милиционер?
— Какой милиционер? — Эрви пугается и замирает, словно боится сделать лишнее движение.
— Он стоял здесь, под окном.
— А-а! — Эрви облегчённо вздыхает. — Маленький? И начал закуривать?
— Да.
— Этот частенько прогуливается здесь. Его нечего бояться. А я уже подумал, будто милиционер здесь, наверху…
