поблёскивающей ручкой.
Наконец-то!
Юри сделал ещё несколько торопливых шагов и… холодная освежающая вода полилась ему в рот, смочив лицо, защекотала, стекая по подбородку вниз. Ах, как приятно! Может ли быть на свете что-нибудь приятнее! И такое наслаждение люди называют просто «напиться воды»! Какие простые, обыденные слова.
Вытирая руки о висящее на вешалке полотенце, Юри обратил внимание на стеклянную полочку, укреплённую прямо под зеркалом.
На полочке лежал кожаный кошелёчек. Такой, какие женщины носят в ридикюлях или в хозяйственных сумках; там обычно бывают деньги.
Мальчик так и замер с полотенцем в руках.
Кошелёк был так туго набит, что застёжка на молнии не закрывалась до конца.
Юри вновь принялся усердно вытирать руки, но глаза его ни на мгновение не отрывались от кошелька.
Кто мог его здесь забыть? Вдруг владелица кошелька войдёт и возьмёт его? Что делать? Денег там, внутри, наверное, порядочно…
Руки мальчика выпустили полотенце и медленно опустились вниз. Они были чистые и порозовевшие. Только под ногтями всё ещё виднелась грязь.
Интересно, сколько в этом кошельке может быть денег?
Руки словно бы ожидали этого вопроса — они услужливо поднялись и торопливо потянулись к кошельку. Схватить его и дёрнуть молнию было делом одной секунды.
В кошельке оказалось три отделения. В одном лежало несколько монеток, во втором — смятая квитанция, в третьем… две перегнутые пополам сотни и ещё какие-то бумажные деньги, поменьше.
Руки вздрогнули, словно дотронулись до раскалённой плиты. Кошелёк упал на пол. Одна сторублевая бумажка выскочила и улеглась рядом с кошельком.
И опять руки потянулись за кошельком с деньгами.
В это мгновение мысленно Юри был уже на Сааремаа у своего дяди. Теперь для поездки туда нет никаких препятствий. Это вернее верного. Две сторублёвые…
По длинному коридору приближались шаги.
Никто не должен видеть его находки!
Руки запихнули деньги и кошелёк в карманы. Кошелёк — в левый, сторублёвку — в правый.
Кто-то толкнул дверь.
С быстротой молнии руки метнулись к висевшему на вешалке полотенцу. В тот момент, когда вошедший проходил мимо, мальчик вновь вытирал руки вафельным полотенцем.
Пожилой человек закрыл за собой дверь, ведущую в следующее помещение.
Юри повернулся. Только два-три шага… Вот уже и коридор. Ковёр заглушает шаги. Это хорошо. Иначе непременно открылись бы все белые двери и отовсюду раздались бы голоса: «Кто здесь бегает?»
Наконец-то коридор кончился. Впереди — тяжёлая дверь с медной ручкой. Потом улица. Люди. Почему-то визжат тормоза автомобиля, когда Юри перебегает площадь. Кто-то бранится и грозит ему. Опять люди. Впереди чья-то спина в красном пальто, всё ближе, ближе… Вот она уже совсем близко. Юри ощущает толчок в голову. Спина исчезает.
Вот уже невозможно бежать дальше. Повсюду народ, прилавки, ларьки.
Юри словно просыпается. Он на рынке.
В двух шагах от него висят тёмно-коричневые круги копчёной колбасы. На прилавке лежит розовый рулет ветчины. Рядом с ним пирамидой уложены пироги. Золотисто-коричневые, жирные. Если взять в руки, то пальцы вдавятся в пухлое тесто…
Юри делает два шага, отделяющие его от прилавка, и говорит:
— Пожалуйста, эти… пироги.
— Сколько, молодой человек?
Сколько? Сколько?
Все! Все… такие мягкие, жирные…
Но Юри пятится от прилавка. Пятится, сталкивается с кем-то и бросается бежать.
«У меня ведь нет денег! Последние одолжил Эрви. У меня ведь нет денег!»
Рука опускается в карман. Дотрагивается до шелестящей сотни.
«А это?»
Рука вырывается из кармана, словно она дотронулась до чего-то запретного. Но пальцы другой руки уже нащупывают сквозь пальто туго набитый кошелёк. Мальчик отдёргивает руку в сторону. Теперь ему кажется, будто при каждом шаге чужой кошелёк в кармане хлопает его по бедру.
Вот мучение!
Бесцельно бродит он среди ларьков. Налетает на встречных. Его то и дело ругают. Не говоря ни слова, он идёт дальше. Идёт то в одну сторону, то в другую, словно потерял дорогу и не знает, как выбраться отсюда, из толпы народа.
«Пойду на вокзал, куплю билет. Но куда? Я не знаю. Ведь поезд не идёт до Сааремаа. Ну да я спрошу там… в кассе на вокзале».
Но он хорошо знает, что билет останется некупленным. До этих денег нельзя дотрагиваться. Их надо отдать хозяину. Немедленно!
Юри вскакивает со скамейки, что стоит возле входа на рынок, — он и сам не помнит, как тут очутился.
Уже вечер. Рыночные ларьки закрыты. Между прилавками нет ни одного человека. Только голуби и воробьи поедают богатый ужин. Из-под одного прилавка к ним подкрадывается облезлый, с порванными ушами кот. Останавливается, несколько мгновений разглядывает хлопотливых птиц и идёт дальше — ненадёжная добыча не интересует его. Для чего утруждать себя? Разве мало перепало ему в течение дня мясных обрезков!
Юри взглянул на часы. Словно гигантское колесо с серыми шинами, висят они на стене кладовой контрольных весов.
Уже шесть! В тресте, где он пил воду, давно никого нет. Двери закрыты. В комнатах тихо.
А кошелёк? Как быть с ним?
Мальчику вспоминается бумажка, которая лежит в среднем отделении. Может быть, она поможет найти хозяйку. Надо посмотреть.
Юри беспокойно оглядывается. На скамейке напротив сидит пожилой мужчина и, кажется, смотрит прямо на него.
Нет. Здесь нельзя вытаскивать кошелёк из кармана. Нельзя.
Юри быстро направляется к центру города.
Вот полуоткрытые ворота. Двор кажется пустым. Подходящее место. Но нет! Как много окон выходит во двор. Кто-нибудь может оттуда увидеть.
Юри кидается обратно на улицу.
Ходит, ищет себе место.
Наконец-то! Тихий, грязный дворик — не видно ни единого окна.
Юри извлекает квитанцию, которая лежит в среднем отделении кошелька. На ней написано имя и адрес.
Через десять минут Юри уже стучит в зелёную дверь.
— Войдите! — слышит он.
Приоткрыв дверь, Юри видит женщину; она сидит на стуле, на коленях у неё маленький ребёнок, в руке — чашка. Женщина поворачивает голову.
Юри рывком вытаскивает кошелёк из кармана и кладёт на маленький столик возле двери.
Не говоря ни слова, он выходит в коридор.
Теперь вниз по лестнице. Ох, как хорошо получилось! Его всю дорогу мучила мысль о том, как всё объяснить.
