В то время как при лишаях, скажем, медики предостерегали от поцелуев, они отнюдь не запрещали коитус для предупреждения венерических болезней. Этого нет даже в Библии, в которой, в противоположность медицинской классике древности, содержится так много предписаний об обособлении гонороиков.
Медицинский взгляд на секс в античную эпоху был иной в первую очередь потому, что худшая болезнь, сифилис, тогда еще не существовала (ее завезли в Европу из Америки в Новое время). Вторая по опасности, гонорея, несомненно, уже и в те времена представляла серьезную угрозу, но знание это будет приобретено человечеством лишь в последние десятилетия XIX столетия.
Словом, античная гигиена не покоилась, как наша, на ужасе перед заразными болезнями. В основу ее были положены страх и отвращение к грязи и недугам вообще. Прикосновение к неопрятным и больным людям внушало физическое отвращение. Последнее особо распространялось на физиологические и патологические болезненные выделения (трипперные отделения, бели и т. д.). Об этом неоднократно упоминается в Ветхом Завете. У Гиппократа описаны случаи, когда женщины не желали спать с мужьями вследствие слизетечения у них. Врач Аретаиос называл гонорею исключительно только «отвратительной», а не заразной болезнью.
Вот почему римские гигиенисты (они же медики и лекари) следили в первую очередь за физическими недостатками и болезненными состояниями свободных людей и некоторых рабов, предназначенных для блуда. Как панацею они рекомендовали пациентам, с чем Иуда был совершенно согласен, обмывания и купания до и после коитуса. Медицинские трактаты Эллады и Рима полностью соответствовали в этом случае религиозным предписаниям Востока.
Опрятность объявлялась главным требованием при любовном акте как для женщин, так и для мужчин в обеих культурах. Средством ее достижения было использование воды.
Однажды еврейский врач оказался невольным свидетелем разговора нескольких рабов. Один из них, невольник знатной матроны, бойкий на язык малый, жаловался товарищам на свою нелегкую судьбу:
– С раннего утра и до позднего времени мы всегда заняты тем, что нужно мыть, растирать, причесывать щеткой, прикрашивать, чистить, стричь, гладить, наряжать! При том нам еще много помогают при купании две служанки. А двое приданных нам в помощь водоносов устают до смерти от ношения воды. Как же много доставляет работы одна женщина! Но если их две, то они – за это можно поручиться – могут весь день и всю ночь доставлять более чем достаточно дела целому народу, как бы ни был он велик! Вся их жизнь только в том, чтобы прикрашиваться, мыть, гладить, чистить! Одним словом, римлянки – такой народ, что они не знают ни меры, ни цели, никогда не перестают купаться и растираться, потому что если какая-нибудь из них выкупалась, но не принарядилась, то кажется, как будто она и не выкупалась... Хозяйки нуждаются в обилии воды, чтобы устранить запах мужского семени, от которого они никак не могут отделаться, – завершил он свой рассказ под дружный смех невольников.
В Вечном городе почти все жилища знати и публичные дома были снабжены проточной водой. Проститутки и куртизанки, шлюхи и порядочные женщины пользовались также теплыми купаниями и некоторыми неизвестными еврейской медицине предметами: тазами, губками для очистки гениталий, сидячими ваннами и небольшими умывальными сосудами, которые дамы возили с собой. Незнакомым оказался для Ишкариота и совсем уж необычный инструмент, применявшийся для местного очищения детородных органов после коитуса, а также при болезненных истечениях из матки, – маточный шприц[92].
Другая важная гигиеническая мера – втирание мазей и масел – производилась до сношения, а потому предупреждала заражение венерическими болезнями.
Обычай смазывания тела кажется нам теперь чрезвычайно странным, но у греков и римлян он являлся настолько обыденной жизненной потребностью, что античные юноши всегда имели при себе бутылочку с маслом, как мы – портмоне.
Тесная связь умащивания с гимнастикой и купанием всем известна. Но обильное втирание масла, по мнению римских медиков, значительно ослабляло и возможность перенесения заразы. Сводник Ликус описывал Гаю в присутствии Иуды наслаждения, которые якобы ждали легата в публичном доме:
– Ей-ей, там я могу доставить тебе прелестнейшее местечко, в уютном кабинете, на уютной постели, в объятиях хорошенькой девушки. Вином – левкадийским, фазийским, лесбийским, которое от старости уже перестало кусаться, – я увлажню твое тело, покрою всего тебя жидкой мазью. Но не будем тратить лишних слов: я распоряжусь, чтобы банщик, где ты будешь купаться, имел достаточно мазей для продажи.
И владельцы лупанариев, и клиенты боялись болезней проституток и стремились, чтобы «лупы» с явными хворями исключались из числа профессионалок. Недужные шлюхи, напротив, прилагали все усилия, чтобы скрыть свое состояние от посетителей и осматривавшего их еврейского рабби.
Одну из гетер по имени Филематион Иуда однажды никак не мог заставить раздеться. Ее коллега – «лупа» Трифена – дала следующее объяснение:
– Поведение Филематион имеет свои естественные причины, потому что она вся, от шеи до колен, покрыта отвратительными лишаями. Она носит также парик, чтобы скрыть свою лысину!
Посещения больных и контакт с римскими лекарками помогли профессиональному росту иудейского целителя. Он обогатил свои обширные медицинские познания новыми способами лечения некоторых болезней, например, с помощью свежей или высушенной менструальной крови, в частности, показанной для исцеления перемежающейся лихорадки и бешенства. Применялась она в виде втирания или простого прикладывания к коже (для этой цели ею смазывали серебряный медальон).
Секреты лекарок совпадали с волшебными тайнами Древних, что весьма укрепило Ушгуриуда во мнении о правильности трактовки Избранными Божественных откровений.
Главным консультантом иудейского доктора стала «сага» Лесбия – вольноотпущенница среднего возраста и посредственной наружности. Ее частная жизнь, как и жизнь ее товарок, проходила соответственно ее духовному невежеству (так считал рабби Иуда бар Иезекия). Лесбия свободное время предпочитала проводить в компании двух собутыдьниц – старых рабынь и нескольких мехов с домашним вином.
Когда Гавлонита привели в ее каморку, «сага» принимала пациентку – только что родившую молодуху. Сделав беглый осмотр, лекарка прописала молодой мамаше горячую ванну и велела съесть четыре яичных желтка. После чего обрушила на гостя град вопросов, призванных уличить мужчину-конкурента в шарлатанстве и невежестве. На койне «сага» болтала бегло, так что помощь Мнемона не требовалась. Убедившись почти сразу, что имеет дело с подлинным мастером-целителем, Лесбия умерила гонор и взяла быка за рога: стала расспрашивать чужеземного коллегу о том, что ее действительно интересовало, то есть имело коммерческую ценность.
