из-под кровати судно и принялась производить привычную процедуру. И опять хотел было рыкнуть Толхаев: зачем слева зашла, не с руки ведь тебе! Но рассудок больного уже получил толчок в нужном направлении – без дополнительной подсказки вовремя догадался, что так задумано. Женщина намеренно встала с этой стороны, от сваленного в углу оружия ее отделяет один шаг.
– Тужьтесь, Григорий Васильевич, тужьтесь, – ласково попросила Нина. – Все у нас получится, вот увидите!
Помните рекламу банка «Империал»? Один из сюжетов: Тамерлан, когда на разборки поехал, заставил свою братву наложить большую кучу. Камней, естественно. А когда вернулся с разборняка того, от кучи осталась маленькая кучка – валили в ту неприветливую эпоху хлопцев его, аки поросят на бойне. И упал Тамерлан на кучку и давай бакланить – жаль несусветная его разобрала. «…И последним шел Тамерлан. И трогал он эту кучку, и говорил с нею…» Повело, короче, авторитета.
Григорий Васильевич в тот момент неожиданно припомнил рекламный ролик. И тужился он, тужился, и мысленно, со слезами на глазах, просил прямую кишку, чтобы подарила сейчас кучу. Огромную кучу не хуже Тамерлановой, да чтоб воняла несусветно.
И знаете – получилось! Кучка вышла, разумеется, не в пример меньше Тамерлановой, но уж так воняла – волосы дыбом вставали, и не только на голове!
– Фу, чющкя! – негромко высказался Диля и шагнул за порог, прикрыв дверь – только небольшую щелку оставил.
А через несколько секунд погас свет. Усадьба погрузилась в непроглядный мрак.
В большой комнате учинился характерный шум – гомон, топот, кто-то с кем-то столкнулся, ругань раздалась. Толхаев ощутил себя один на один с судном – руки Нины куда-то пропали. И тотчас же послышался негромкий металлический скрежет, завершившийся мягким шлепком за окном. Затем раздался еще один шлепок, только потише.
– Эй, Нинка! – позвал Диля. – Выходи!
– Да как я выйду? – возмутилась Нина. – Дайте мне свет сюда, а то он весь перемажется!
Свет обнаружился не вдруг. Фонарей в усадьбе не случилось, а были только две керосинки, которые сыскали не сразу – минут десять щелкали зажигалками, спички жгли, бестолково совались по углам. В этот короткий промежуток Толхаеву показалось, что он уловил за окном какое-то движение. Показалось, что чей-то пытливый взгляд непраздно проник в вонючую комнату с улицы.
«Не может быть, – метнулась в голове больного яркая, как молния, мыслишка. – Не может… А если может – то помоги тебе боже, солдат…»
…Турды на мрак отреагировал вялым недовольством. Не заметался, не встревожился – не верил, что в этот час его кто-то здесь достанет. Заставил найти керосинки, дождался, когда Нина произвела с больным процедуры гигиенического характера, ополоснула судно, затем посадил рядом с собой на топчан, а кромешников своих отправил искать причину аварии.
Особый электротехнический талант для обнаружения поломки не требовался. Своей «ветки» у Василия не было. В отдельном сарайчике, притулившемся совсем на задах, бурчал недавно починенный Соловьем компактный дизель-генератор, жравший немного соляры и исправно питающий немногочисленные электроприборы усадьбы. От сарайчика к избе шла «воздушка», многократно пересекаясь с постройками и стволами деревьев. Вот на одном таком пересечении и случился обрыв.
– Сделай так, чтобы свет больше не выключался, – велел Турды Сливе, слегка «рубившему» в электричестве. – А то я нервничаю…
Спустя двадцать минут обнаружилось отсутствие Аскера. До того момента, как погас свет, он праздно сидел на крылечке и болтал с Абаем и Акяном. Потом случилась суматоха, а когда свет зажегся, никто сначала не обратил внимания, что моджахед куда-то пропал.
– Иди, скажи этому внуку барана, чтобы встал на пост, – кивнул Диле Турды, услышав, что часовой по охране бани Акян ходит черт-те где и негромко зовет Аскера. – И посмотри, где там шарится этот сын осла – Аскер. Совсем, что ли, оборзели от безделья? Так я вам быстро устрою тут строевой смотр! Давай побыстрее…
Поисковая активность моджахеда Дили длилась недолго – от силы минуты три. По истечении этих трех минут где-то с тыльной стороны усадьбы раздался негромкий хлопок выстрела, за которым последовал вскрик боли и ярости. Затем – еще хлопок, крик оборвался на самой верхней ноте. А спустя пару секунд вновь погас свет. Только теперь всем было ясно, что это не просто обрыв провода – замолчал дизель- генератор. В усадьбе воцарилась мертвая тишина.
– К бою!!! – Турды схватил стоявший в изголовье топчана автомат и выскочил на улицу. – Абай – спускайся! Акян – ко мне! Оба – бегом в дом! Бегом, я сказал!!!
Поднялась суматоха. Тихонько завыл кто-то из славян, находившихся в большой комнате, раздался неразборчивый испуганный мат, заклацали затворы ружей. Битый жизнью Турды опасливо отодвинулся от дверного проема и прижался к стене. В таких ситуациях трусливые и малоопытные соратники гораздо опаснее врага, скрывающегося где-то во тьме. Откроют беспорядочный огонь с испугу, завалят в упор – поди потом, спроси, кто виноват.
– Кто без команды откроет огонь – кастрирую! – злобно крикнул Турды, повернувшись к дверному проему. – Стволы поднять вверх, стрелять по моей команде! Малой – ты меня понял?
– Понял! – торопливо ответил мытарь.
– Слива? Перо?
– Да поняли мы, поняли!
– Абай, Акян – вы где? Я сказал – бегом ко мне!!! Бегом!!!
Ответом вору был сочный шлепок где-то чуть выше уровня потолочной балки – в том направлении, где находилась наблюдательная вышка. Как раз на последней трети лестницы, по которой ощупью спускался сейчас наблюдатель Абай. Вслед за шлепком послышался нездоровый короткий всхрап, затем что-то тяжко плюхнулось на землю.
– Абай! – отчаянно крикнул Турды, не желая верить своим ушам.
Шлепок повторился – на этот раз совсем рядом. Сочный, звучный, как будто какой-то хулиган-мясник хлобыстнул обухом по свежеразделанной туше. Хрипло зарычал в паре метров спешащий на зов хозяина Акян. Еще шлепок – рык прекратился, темная фигура рухнула на землю.
– МОЧИ!!! – коротко рявкнул кто-то со стороны собачьего сарая.
– А-а-а-а!!! – дико крикнул Турды, ощущая полную беспомощность и каждой клеточкой своего хитрого организма понимая приговорную катастрофичность происходящего. – Аа-а-а… – и заткнулся на выдохе, забыл, что в руках оружие, мгновенно замер на месте, парализованный ужасом.
Навстречу ему, бесшумно стелясь по земле, неслась какая-то длинная темная масса. Масса не могла быть собакой, потому что перемещалась, как человек на четвереньках, припадающий на правую сторону. И в то же время она двигалась с недостижимой для человека быстротой и проворством, как ночное НЕЧТО в фильме ужасов. О, Аллах милостивый и милосердный, – что это?!
Безжалостные, фосфоресцирующие глаза, испускающие всепоглощающую энергию ненависти, – слепок потустороннего фантома из мрачной Бездны.
И последнее, что успело выхватить сознание вора из этой жизни – дурнотная вонь чуждого жаркого дыхания и страшная улыбка клыкастой белозубой пасти.
«…Я тебя зубами загрызу. А не я, так мои братья загрызут. Я позабочусь об этом…»
…Шантажист с комковатой мордой тянул к Марту медузообразные щупальца и едко улыбался. На плече у него висел чехол для спиннинга, в котором что-то шевелилось. Пальцы шантажиста как-то самопроизвольно превратились в кобр, которые сплелись в клубок и угрожающе зашипели, раздувая капюшоны.
– Спасибо, Андрей Владимирович! Все получилось как нельзя лучше… – гнусаво заорали вдруг кобры и одновременно бросились в атаку.
Март вскрикнул и проснулся. Часы показывали без пяти минут полдень. Симптомы тяжкого похмелья присутствовали в полном объеме. Пот холодный место имел, голова раскалывалась, желудок застенчиво просился наружу. И вообще, самочувствие было настолько скверное – хоть стреляйся.
Вчера Директор принял на грудь сверх допустимого – желал забыться в алкогольном мороке, растворить в нем обиду, нанесенную самолюбию профессионала, и безысходную тоску по проваленной операции.
