– Он там был около часа?
– Да.
– А когда же начался дождь? До одиннадцати или после?
– Ой, раньше – еще до девяти.
– Вы можете точно сказать, когда именно Дуглас принес кота?
– Нет, я вафли готовила. А почему вы спрашиваете?
– Просто пытаюсь завязать разговор, – небрежно заметил Мейсон. – Я для вас слишком чужой человек, чтобы со мной откровенничать. Вот я и хочу, чтобы вы ко мне немного привыкли. Дугласа впустил кто-то из слуг?
– В городской дом? Нет, я дала Дугу свой ключ. Я не хотела, чтобы Сэм знал, что я беру кота. Дедушка дал мне ключ от дома. Я его так и не вернула.
– Почему вы не дали знать Эштону, что взяли кота? Ведь он будет беспокоиться?
– Он знал, что Дуг едет за Клинкером.
– Откуда?
– Я ему звонила.
– Когда?
– Перед тем, как Дуг ушел.
– А когда он ушел?
– Не знаю, мы договорились по телефону, что лучше мне пока подержать Клинкера у себя. Он сказал, что будет дома, когда Дуг приедет, и велел дать Дугу мой ключ, чтобы Сэм ничего не знал.
– Но Эштона не было, когда приехал Дуг?
– Нет. Дуг целый час ждал. Потом взял кота и уехал.
Мейсон, откинувшись на спинку стула, изучал клубящийся сигаретный дым.
– Клинкер всегда спит на постели Эштона, да?
– Да.
– Еще какие-то кошки есть?
– Вы имеете в виду – в доме?
– Да.
– Нет, наверное, нет. Клинкер любую кошку выжил бы. Он ужасно ревнивый, особенно дядю Чарльза ревнует.
– Дядю Чарльза?
– Я так иногда называю привратника.
– Довольно странный он, да?
– Странный, но хороший, если узнать его поближе.
– Честный?
– Конечно, честный.
– Скуповат малость, а?
– Был бы скуповат, если бы ему было что жалеть. Он долго служил у дедушки. Дедушка всегда не доверял банкам. Когда прошел тот бум с золотом, дед чуть не умер. Он ведь копил золото. Но тогда он пошел, сдал золото и получил бумажные деньги. Это был такой удар для дедушки. Он несколько недель не мог оправиться.
– Чудак, должно быть, был.
– Да, большой чудак – и такой славный: у него было чувство справедливости.
– Судя по его завещанию, этого не скажешь.
– Нет, – возразила она. – При данных обстоятельствах это было лучшее, что он мог сделать. Кажется, Гарри меня совсем загипнотизировал.
– Гарри? – переспросил Мейсон.
– Гарри Инмен. Он казался таким прямодушным, откровенным…
– Но он таким не был?
– Как только он понял, что я ничего не наследую по завещанию, он сразу взял назад все свои слова. Наверное, боялся, что я его женю на себе.
– Есть у него деньги?
– У него хорошее место. Он зарабатывает около шестисот долларов в год в какой-то страховой конторе.
– Дуглас Кин привязан к вам, да? – Мейсон осторожно перевел разговор на молодого человека, чей портрет стоял на столе.
– Да, привязан. Он молодец. Он самый прекрасный в мире. А я и не понимала до сих пор, сколько в нем хорошего, – ведь слова ничего не значат, просто есть люди, которые умеют говорить лучше других.
Мейсон кивнул, ожидая, что она скажет еще.
– Я хотела вас видеть насчет Дугласа, – сказала она. – Случилось нечто ужасное, Дуглас боится, что меня втянут. Он сам как-то в этом замешан – не знаю, как именно.
– Что же случилось? – спросил Мейсон.
– Убийство. – И она зарыдала.
Мейсон подошел к кровати, сел рядом с ней и обнял ее за плечи. Кот оценивающе посмотрел на него, прижал уши, потом успокоился, но больше не мурлыкал.
– Ну, успокойтесь, – произнес Мейсон. – Скажите, что вы знаете.
– Я знаю только, что Дуглас позвонил. Он был ужасно взволнован. Сказал, что кого-то убили и он не хочет, чтобы меня впутывали, поэтому он уедет и я его никогда не увижу. Он велел мне ничего не говорить и не упоминать его.
– Кого же убили?
– Он не сказал.
– Почему же он думает, что вас могут впутать?
– Наверное, потому, что я его знаю. Все так глупо. Я думаю, все это связано с дедушкиной смертью.
– Когда он вам звонил?
– Минут за пятнадцать до моего разговора с вами. Я пыталась дозвониться всюду – в вашу контору, на квартиру. Нигде никто не ответил, тогда я решила позвонить дяде Чарльзу. Он говорил, вы ему звонили – что-то насчет Сэма и окружного прокурора, вот я и решила, что он, возможно, еще будет с вами говорить.
– Вы знали, – спросил Мейсон, – что ваш дед был убит?
– Дедушка? – Глаза ее расширились. – Нет.
– Вам не показалось, что дом сгорел как-то странно?
– Почему? Огонь вспыхнул где-то возле дедушкиной спальни. Ночь была ветреная. Я подумала, что пожар начался из-за неисправной проводки.
– Вернемся к коту, – сказал Мейсон. – Он у вас часов с одиннадцати?
– Да, может быть, с начала двенадцатого.
Мейсон кивнул и взял кота на руки.
– Клинкер, – спросил он, – не хотел бы ты немного прокатиться?
– Что вы хотите этим сказать? – не поняла Уинифред.
Перри Мейсон, держа кота в руках и не спуская глаз с девушки, медленно произнес:
– Сегодня вечером был убит Чарльз Эштон. Я еще не знаю точно, в какое время. Его задушили, вероятно, когда он лег спать. Все покрывало и подушка были в грязных кошачьих следах, эти следы вели к самому лбу Эштона.
Она вскочила, глаза ее расширились, бескровные губы раскрылись, как будто она пыталась закричать. Но звука не было. Перри Мейсон бросил кота на кровать, обнял Уинифред, погладил по волосам.
– Успокойтесь, – сказал он ей. – Я возьму кота с собой. Если кто-нибудь станет вас допрашивать, не отвечайте ни на какие вопросы.
Она выскользнула из его объятий, села на кровать. Лицо ее выражало страдание.
– Он этого не делал, – повторяла она. – Не мог он. Я его знаю. Он мухи не обидит.