Вот появился и сам Эйрел, а с ним — лейтенант Куделка. Оба были особо тщательно выбриты, умыты, подстрижены и причесаны, а цвет их парадной красно-синей формы просто слепил глаза. К ним присоединился граф Петр в мундире, в котором Корделия его уже видела на объединенном заседании Совета графов: коричневом с серебром, блестящей версии ливреи его оруженосцев. Все двадцать графских оруженосцев исполняли сегодня вечером официальную роль, к которой всю неделю их придирчиво готовил ревностный командир. Друшнякова, сопровождающая Корделию, была в наряде тех же цветов, что ее хозяйка, но попроще и специально пошитом так, чтобы можно было моментально извлечь или надежно спрятать комм и оружие.
С минуту все любовались друг другом, а потом вышли на улицу, где уже ждали машины. Эйрел подсадил жену в лимузин, но сам не сел. — Увидимся во дворце, милая.
— Что? — Она поникла. — Ах, да… вторая машина не просто потому, что нас слишком много?
Желваки на челюсти Эйрела чуть напряглись. — Нет. Мне кажется… разумной осторожностью, чтобы мы с этих пор ездили в разных машинах.
— Ну да, — ответила она слабым голосом. — Конечно.
Эйрел кивнул и пошел к своей машине. Будь проклято это место. Забирает один за другим кусочки их общей жизни, кусочки ее сердца. У них в последнее время было и так мало времени побыть вдвоем, поэтому потерять еще хоть минуту было больно.
На этот вечер граф Петр явно заменял сына; он уселся рядом с Корделией. Друшнякова села напротив, и колпак машины закрылся. Машина плавно вывернула на улицу. Корделия, полуобернувшись, вытянула шею, стараясь высмотреть машину мужа, но та шла слишком далеко, чтобы можно было разглядеть. Она выпрямилась и вздохнула.
Желтеющее солнце садилось в серую гряду облаков, и лучи, пронизавшие холодный и влажный осенний вечер, придавали городу безрадостный, грустный вид. Наверное, бурные гуляния на улицах — они проехали несколько таких скоплений народу, — неплохая мысль. Глядя на празднующих, Корделия вспомнила примитивных земных аборигенов, которые во время лунного затмения колотили в горшки и стреляли, чтобы отогнать дракона, пожирающего луну. Эта странная осенняя печаль способна поглотить неосторожную душу. Да, день рождения Грегора пришелся вовремя.
Узловатые пальцы графа Петра теребили коричневый шелковый мешочек, на котором серебром был вышит форкосигановский герб. Корделия с интересом вгляделась. — Это что?
Петр чуть улыбнулся и протянул мешочек ей. — Золотые монеты.
Еще один образчик народного искусства: мешочек и его содержимое было приятно держать в руках. Корделия погладила шелк, полюбовалась вышивкой и вытряхнула на ладонь несколько чеканных сверкающих дисков. — Как мило. — До самого окончания Периода Изоляции золото было огромной ценностью на Барраяре, Корделия об этом читала. Хотя для ее бетанского сознания золото означало что-то вроде «металл, используемый в электронной промышленности», но в старину люди окружали этот металл мистическим ореолом. — И это что-то значит?
— Ха! Еще бы. Это подарок на день рождения императора.
Корделия представила себе, как пятилетний Грегор играет с мешочком золота. Трудно вообразить, на что может употребить монеты мальчик: разве что построит пирамидку или, может, поучится считать. Она понадеялась, что он хотя бы не в том возрасте, когда все тащат в рот; кружочки были как раз такого размера, что ребенок мог бы проглотить один из них или задохнуться. — Уверена, ему понравится, — сказала она с сомнением.
Петер фыркнул. — Не понимаешь, что происходит, да?
Корделия вздохнула. — Как почти всегда. Просветите меня. — Она откинулась на спинку сиденья, улыбаясь. Петр постепенно проникался энтузиазмом, объясняя ей, что есть Барраяр, и всегда радовался, отыскивая новые лакуны в ее познаниях и заполняя их информацией и собственным мнением. У нее было ощущение, что он может читать ей эти лекции еще лет двадцать, и список непонятных тем все равно не будет исчерпан до конца.
— Императорский день рождения — традиционная дата окончания финансового года, когда округ каждого графа отчитывается перед имперским правительством. Другими словами, это день уплаты налогов, вот только форы налогом не облагаются. Это означало бы слишком большую зависимость перед империей. Вместо этого мы преподносим императору подарок.
— А-а, — протянула Корделия. — Но ведь управление Барраяром явно стоит больше шестидесяти мешочков золота, сэр?
— Конечно. Реальные деньги были переведены сегодня днем по комм-связи из Хассадара в Форбарр- Султану. А золото — просто символ.
Корделия наморщила лоб. — Погодите. А разве вы уже не делали этого раньше, в этом же году?
— Да, весною — для Эзара. Мы просто изменили дату окончания финансового года.
— И это не сказывается губительно на вашей банковской системе?
Он пожал плечами. — Мы справляемся. — И внезапно усмехнулся. — Как ты думаешь, откуда вообще взялся титул «граф»?
— С Земли, полагаю. Доатомный — позднеримский, если точно, — термин, обозначающий аристократа, управляющего графством. А может, это область назвали по титулу.
— На Барраяре это фактически производная от термина «графа». Первые «графы» были сборщиками налогов Тау Варадара — еще тот был разбойник, тебе стоит о нем почитать.
— А я-то все время думала, что это военный титул! В подражание средневековой истории.
— О, военная сторона дела добавилась немедля, с первой же попытки вытрясти денежки из нежелающих платить. А уж блеск этот титул приобрел куда позже.
— А и не знала. — Она поглядела на графа с внезапным подозрением. — Вы меня не разыгрываете, сэр?
Он замахал руками.
«Поосторожнее надо с предположениями», — посмеялась над собой Корделия. — «Не то чуть ступишь за порог — и уже в лужу села».
Наконец они прибыли к огромным воротам дворца. Обстановка нынче вечером разительно отличалась от прошлых, мучительных визитов Корделии во время смерти Эзара и похоронных церемоний. Разноцветные фонарики очерчивали архитектурные детали этой каменной громады. Сады сияли, фонтаны сверкали. Нарядно одетые люди, высыпавшие из официальных залов северного крыла на террасы, оживляли пейзаж. Правда, охранники проверяли всех не менее придирчиво, и их стало значительно больше. У Корделии было чувство, что вечеринка будет не столь шумной, нежели празднество на городских улицах
Машина Эйрела прибыла следом, когда они уже высадились и стояли под западной колоннадой, и Корделия с благодарностью вновь взяла мужа под руку. Он гордо ей улыбался, и улучив минуту, когда их никто не видел, поцеловал ее в шею, делая вид, что всего лишь наслаждается ароматом цветов, вплетенных в ее прическу. Она крепко стиснула его руку в ответ. Они прошли сквозь главные двери в холл. Одетый в ливрею мажордом Дома Форбарра громко объявил об их прибытии, и тут на них скрестились взгляды нескольких тысяч (как на мгновение почудилось Корделии) пар оценивающих форских глаз. На самом деле, конечно, в зале было едва пара сотен человек. Что ж, это все равно лучше, чем, скажем, смотреть в дуло заряженного нейробластера. Правда-правда.
Они описали круг по залу, обмениваясь приветствиями, говоря вежливые комплименты. «Ну почему эти люди не носят бэджи с именами?» безнадежно вздохнула Корделия. Как обычно, все знали друг друга — кроме нее. Она представила, как начинает беседу: «Эй вы там, фор…». И крепче вцепилась в Эйрела, пытаясь придать себе вид таинственной чужестранкой, нежели косноязычной и потерянной провинциалки.
Короткая церемония с кошельками происходила в другой комнате. Графы или их представители выстроились в очередь, чтобы отдать свой долг вместе с парой-другой официальных слов. Император Грегор, которому, как заподозрила Корделия, давно уже пора было в постель, сидел на высоком диванчике вместе с матерью. Он выглядел маленьким и словно загнанным в ловушку, но мужественно старался подавить зевоту. Корделии вдруг стало интересно, разрешат ли ему сохранить эти мешочки с золотом себе или они вернутся к дарителям, чтобы быть принесенными сюда же через год? Ничего себе празднование дня рождения у мальчика. Поблизости не видать ни одного ребенка. Но очередь графов продвигалась споро, так
