что, может, маленький Грегор скоро сможет освободиться.
Даритель в красно-синем опустился на колени перед Грегором с Карин и вручил свой мешочек бордового с золотым шелка. Корделия узнала графа Видаля Фордариана, красивого мужчину, которого Эйрел вежливо описал как принадлежащего к «второй по консервативности партии». Это звучало где-то похоже на политические взгляды графа Петра, зато сказано было тоном, заставившим Корделию задуматься, не были ли эти слова эвфемизмом для выражения «фанатик-изоляционист». Но на фанатика он не походил. Когда его лицо не было искажено гневом, он смотрелся привлекательнее. Сейчас он повернулся к принцессе Карин и что-то сказал, отчего она чуть запрокинула голову и рассмеялась. На мгновение рука Фордариана фамильярно задержалась на ее обтянутом платьем колене, а ее собственная ладонь легла поверх. Потом Фордариан поднялся на ноги, поклонился и уступил место следующему. Когда он повернулся, улыбка Карин погасла.
Грегор печально посмотрел на группку из Эйрела, Корделии и Дру и что-то горячо принялся шептать матери. Карин жестом отослала гвардейца, а несколькими минутами спустя к ним подошел командир дворцовой охраны и попросил разрешения увести Друшнякову. Вместо нее теперь Корделию охранял ненавязчивый молодой человек, который держался за пределами слышимости и почти что вне поля зрения Корделии: это было немалое достижение для парня таких габаритов.
К счастью, Корделия с Эйрелом вскоре пересеклись с лордом и леди Форпатрил, теми немногими, с кем Корделия осмеливалась говорить без политически-светских экивоков. Красно-синие цвета парадной формы капитана лорда Форпатрила превосходным образом шли к его темным волосам. Леди Форпатрил смотрелась столь же блестяще: в платье розового оттенка камелии и с теми же цветками в пышных черных волосах, так потрясающе контрастирующими с ее белой бархатной кожей. Корделия подумала, что они составляют образцовую чету форов, безмятежных и элегантных; эффект слегка портило лишь то, капитан Форпатрил, как постепенно сообразила Корделия по его сбивчивой речи, был пьян. Впрочем, жизнерадостно пьян: опьянение лишь делало черточки его характера более явными, но не меняло его в неприятную сторону.
Тут Форкосигана перехватили и увели в сторону какие-то люди, в глазах которых явно читалось Важное дело, и он оставил Корделию на леди Форпатрил. Две дамы двигались вдоль изящных подносов с закусками, которые предлагали гостями вышколенные слуги, и докладывали друг другу подробности о своей беременности. Лорд Форпатрил, извинившись, ускользнул в погоню за подносом с вином. Дамы стали обсуждать покрой и цвет придуманного Элис следующего платья Корделии. — Для тебя на Зимнепраздник — черное с белым, — с апломбом заявила Элис. Корделия робко кивнула, гадая тем временем, сядут ли они вскоре за стол или предполагается, что гости будут клеват понемножку с проносимых мимо подносов.
Элис отвела ее в дамский туалет — предмет ежечасного интереса обеих, поскольку беременность сказывалась на мочевом пузыре — а по дороге обратно представила еще нескольким женщинам своего избранного светского кружка. Тут у нее завязалось оживленное обсуждение с какой-то из давних подруг приема, который та намеревалась вскоре устроить для дочери, а Корделия отошла чуть в сторону.
Она тихо ретировалась, отделившись (она попыталась не подумать «от стада») на минуту, чтобы поразмышлять в тиши. Какую все перепутано здесь, на Барраяре: в одну минуту он родной и знакомый, в другую — чужой и ужасающий… но шоу они устроили отличное. А! Вот чего ей здесь не хватало, поняла Корделия. На Колонии Бета церемония такого размаха снималась бы на головидео и транслировалась в реальном времени на всю планету. Каждое движение, от начала и до самого последнего момента, было бы на самом деле танцевальным па, аккуратно срежиссированным в соответствии с углом зрения камер и расчетом времени комментаторов. Но здесь она голокамер не видела. Единственным, кто вел запись, была СБ, а для их целей хореография не требовалась. Люди в этой комнате говорили и двигались только друг для друга, и все это блистательное зрелище никто не удосужится запечатлеть на будущее; уже завтра оно останется лишь в памяти.
— Леди Форкосиган?
Вежливый голос, прозвучавший рядом, вывел Корделию из прострации. Она повернулась и увидела коммодора графа Фордариана. На нем была красно-синяя форма, а не мундир в цветах его собственного Дома, подчеркивающая, что граф на действительной службе. Мундир украшали, конечно же, значки Генштаба — какой отдел? Ах да, оперативный, Эйрел же говорил. В руке у любезно улыбающегося Фордариана был бокал.
— Граф Фордариан, — ответила она в тон, тоже улыбнувшись. Поскольку за этот вечер они не раз видели друг друга, проходя мимо, Корделия для простоты решила считать, что они друг другу представлены. Дела Регентства не оставят Эйрела в ближайшее время, как она того ни хочет; следовательно, ей уже пора — если не поздно — заводить собственные знакомства, а не теребить мужа просьбами на каждом шагу.
— Как вам сегодняшний вечер? — спросил Фордариан.
— Прекрасно. — Что бы ней еще такое сказать? — Он действительно великолепен.
— Как и вы, миледи. — Он поднял бокал в тосте за нее и отпил.
Сердце у нее дрогнуло, но она успела понять причину такой странной реакции раньше, чем испуганно округлила глаза. Последним барраярским офицером, вот так поднимавшим тост в ее честь, был покойный адмирал Форратьер, хоть и при совершенно других обстоятельствах. Фордариан случайно воспроизвел его жест в точности. И нечего сейчас мучить себя страшными воспоминаниями. Корделия моргнула. — Мне очень в этом помогла леди Форпатрил. Она так добра.
Форкосиган деликатным кивком указал на ее живот. — Я так понимаю, что и вас можно поздравить. Дочь или сын?
— А? Да, спасибо, мальчик. Мне сказали, что его надо будет назвать Петр Майлз.
— Я удивлен. Логичней было бы, если первой у Лорда Регента родилась дочь.
Корделия склонила голову, озадаченная иронией в его голосе. — Мы зачали ребенка, когда Эйрел еще не был Регентом.
— Но вы, конечно же, знали, что он получит это назначение.
— Не знала. И мне казалось, что все вы, милитаристы-барраярцы, мечтаете о сыновьях. Почему вы подумали про дочь? — «Мне хотелось бы дочку…»
— Предполагаю, что лорд Форкосиган непременно глядит в будущее в плане своей долговременной, э-э, занятости. Есть ли лучший способ оставаться у власти и по окончании Регентства, нежели плавно перейти в ранг императорского тестя?
Корделия изумилась. — Вы думаете, он рискнет связать надежды на будущее управление планетой с шансом, что двое подростков влюбятся друг в друга через полтора десятка лет?
— Влюбятся? — теперь уже он был озадачен.
— Вы, барраярцы, просто… — она прикусила язык, чуть было не сказав «психи». Это невежливо. — Эйрел куда более… практичен. — Хотя вряд ли она могла назвать его чуждым романтики.
— Крайне интересно, — выдохнул Фордариан. Он то косился на ее живот, то отводил взгляд. — Вы полагаете, тут что-то более непосредственное?
Ее разум не мог уследить за столь причудливым ходом беседы. — Простите?
Фордариан улыбнулся и пожал плечами.
Корделия наморщила лоб. — Хотите сказать, если бы у нас была девочка, все думали бы так же, как и вы?
— Конечно.
Она выдохнула. — Боже. Это… не могу себе представить, чтобы человек в здравом уме пожелал оказаться поблизости от барраярского трона. Насколько я понимаю, это делает тебя мишенью для любого маньяка, чем-либо недовольного. — На мгновение перед ней предстало залитое кровью лицо оглохшего лейтенанта Куделки. — И тем невезучим беднягам, что окажутся с тобою рядом, тоже придется плохо.
Его внимание к теме разговора резко возросло. — А, этот недавний злополучный инцидент. Следствие уже что-то выяснило, не знаете?
— Ничего, насколько я слышала. Негри с Иллианом первым делом говорят про цетагандийцев. Но парень, что стрелял, точно от них ушел.
— Жаль. — Он допил вино и взял новый бокал, который ему тотчас предложил слуга в форбаррской ливрее. Корделия тоскливо проводила вино глазами. Но ей пока противопоказаны метаболические яды. Вот еще одно преимущество вынашивания ребенка в матричном репликаторе, по-бетански: никакого тебе
