эксперимента?
— Перенос плаценты. Тонкая операция даже по галактическим стандартам, но вряд ли экспериментальная. Знаешь, — Корделия помолчала, быстро принимая решение, — я расскажу тебе правду. — «Но не всю». — Малышка Елена — дочь Ботари и молодой эскобарки-офицера по имени Елена Висконти. Ботари… любил ее, очень любил. Но после войны она не могла улететь с ним на Барраяр. Ребенок был зачат, э-э, по-барраярски, а потом, когда они расстались, перенесен в репликатор. Это был не единственный случай. Все репликаторы прислали в имперский госпиталь, где были заинтересованы в изучении новой технологии. После войны Ботари был… на лечении, не очень долго. Потом медики выпустили его из госпиталя, а ее — из репликатора, и Ботари взял на себя опеку над девочкой.
— Остальные тоже забрали своих детей?
— Большинство отцов к тому времени уже погибли. Детей отправили в Имперский сиротский приют. — Вот так. Официальная версия, и все тип-топ.
— А-а. — Дру хмуро уставилась в землю. — Это вовсе не… трудно представить Ботари… Ладно, скажу честно, — выпалила она в приступе откровенности. — Вот я бы не доверила ему заботиться даже о кошке. Вам самой он не кажется странным?
— Мы с Эйрелом присматриваем за ним. По-моему, пока Ботари справляется просто превосходно. Он сам нашел мистрис Хисопи и убедился, что у той есть все необходимое. Скажи, Ботари тебя беспокоит?
Друшнякова посмотрела на Корделию изумленно: «Шутите?» — Он такой здоровенный. И уродливый. И… иногда он разговаривает сам с собой, бормочет что-то себе под нос. И он постоянно болеет, иногда по нескольку дней не встает с постели, но у него ни температуры, ничего такого нет. Старший оруженосец графа Петера считает, что Ботари — симулянт.
— Он не симулянт. Но хорошо, что ты рассказала; я попрошу Эйрела поговорить со старшим оруженосцем и все ему объяснить.
— Разве вы его не боитесь? Хотя бы в его плохие дни?
— Я могу оплакивать его, — произнесла Корделия медленно, — но не бояться. Ни в плохие, ни в какие иные дни. И тебе не стоит. Это… это глубоко его оскорбит.
— Простите. — Дру возила носком туфли по гравию. — Это печальная история. Неудивительно, что Ботари не упоминает про эскобарскую войну.
— Да, и я… была бы признательна, если бы ты тоже избегала этой темы. Она для него очень болезненна.
Короткий перелет через узкий залив, и из деревни они попали в загородное поместье Форкосиганов. Сто лет назад этот дом был внешним форпостом крепости на мысу. Современное оружие сделало наземные укрепления пережитком прошлого, и старинные каменные казармы были переделаны для мирных целей. Доктор Генри явно рассчитывал увидеть что-то более величественное, поскольку заметил: — А он меньше, чем я ожидал.
Домоправительница графа накрыла им замечательный обед на увитой цветами террасе к югу от дома, со стороны кухни. Когда она повела гостей туда, Корделия приотстала, чтобы переговорить с графом Петром.
— Спасибо, сэр, что позволили к вам нагрянуть.
— Нагрянуть, тоже мне! Это же твой дом, дорогая. Ты вольна приглашать сюда тех друзей, каких сама захочешь. Сегодня ты сделала это впервые, понимаешь? — Они остановились в дверях. — Знаешь, когда моя мать вышла замуж за отца, она полностью поменяла обстановку особняка Форкосиганов. И моя жена в свое время сделала то же. Эйрел женился так поздно, что, боюсь, мы припозднились с переменами в доме. Ты не хотела бы что-нибудь…?
«Это же ваш дом», беспомощно подумала Корделия. «Даже не Эйрела…»
— Ты оставила так мало следа в нашей жизни, что почти страшно: вдруг ты снова улетишь прочь? — усмехнулся Петр, но взгляд его выдавал беспокойство.
Корделия похлопала себя по округлившемуся животу. — О, я теперь надежно заякорена, сэр. — Она помедлила. — По правде говоря, я думала, как здорово было бы провести в особняке лифтовую шахту. В центральной части там целых восемь этажей, считая подвал, полуподвал, чердак и крышу. Прогулка получается долгая.
— Лифтовая шахта? Но мы никогда… — Он осекся. — Где?
— Вы могли бы устроить ее в заднем холле, рядом с вентиляционной шахтой и трубами; это не испортит внутренней архитектуры здания.
— А ведь можно. Отлично. Найди подрядчика и делай.
— Я начну искать его завтра. Спасибо, сэр. — Но глядя в спину идущему впереди графу, она изумленно подняла брови.
Явно с мыслью подбодрить невестку, за обедом граф Петр был подчеркнуто любезен с доктором Генри, хоть тот явно относился к породе Новых Людей. Генри, следуя совету Корделии, тоже прекрасно поладил с графом; Петр в подробностях похвастался новым жеребенком, появившимся на свет в его конюшнях за тем холмом. Это было чистокровное, генетически сертифицированное животное, которое Петр называл «четвертьмильной лошадью», хотя, на взгляд Корделии, таких размеров лошадей просто не бывает. Дорогущий, импортированный с самой Земли замороженный эмбрион подсадили здешней кобыле, и Петр сам с беспокойством следил, как она вынашивала жеребенка. Подкованный в биологии Генри проявил интерес к техническим подробностям, и после обеда Петр повел его лично посмотреть на этих зверюг.
Корделия от экскурсии отказалась. — Я лучше немного отдохну. Ты иди, Дру. Со мной останется сержант Ботари. — Вообще-то Корделия беспокоилась именно насчет Ботари. За обедом он не съел ни кусочка, и за час не вымолвил ни слова.
Друшнякова засомневалась было, но лошади ей так нравились, что она позволила себя уговорить. Корделия глядела им вслед, пока они не скрылись за холмом. Когда она повернулась, то увидела, что Ботари снова пристально на нее смотрит. Он кивнул со странной признательностью: — Спасибо, миледи.
— Хм. Ну, да. Я подумала, не больны ли вы.
— Нет… да. Не знаю. Я хотел… хотел поговорить с вами, миледи. Уже не первую неделю. Но все не было подходящего случая. А недавно стало хуже. Я не могу больше ждать. Я надеялся, что сегодня…
— Ловите момент. — Домоправительница чем-то гремела на кухне. — Вы не против пройтись за разговором, или как?
— Да, пожалуйста, миледи.
Они вместе обошли старый каменный дом. Беседка на холме с видом на озеро была бы прекрасным местом сесть и потолковать, но Корделия чересчур отяжелела, от беременности и от плотного обеда, чтобы карабкаться в гору. Вместо этого она повернула налево, по дорожке вдоль склона, пока они не дошли до места, похожего на обнесенный стеной маленький сад.
На фамильном участке кладбища было множество до странности разных могил — самые близкие члены семьи, дальние родственники и особо заслуженные оруженосцы. Изначально это кладбище было частью ныне разрушенного замкового комплекса, и самые старые могилы — солдат и офицеров — уходили в прошлое на столетия. Форкосиганы стали ложиться в эту землю лишь после того, как во время цетагандийского вторжения атомный взрыв разрушил прежнюю столицу графства, Форкосиган-Вашный. Мертвые расплавились во взрыве вместе с живыми, и восемь поколений было вычеркнуто из семейной истории. По близким друг к другу датам на надгробиях можно было отследить историю: вот цетагандийская оккупация, вот война Юрия Безумного. Именно датой начала этой войны была отмечена могила матери Эйрела. Место рядом с нею тридцать три года назад было оставлено для самого Петра. Жена терпеливо ждала мужа. «А мужчины еще упрекают нас, женщин, в медлительности». По другую руку от графини был похоронен ее старший сын, брат Эйрела.
— Давайте сядем здесь, — кивнула Корделия на каменную скамью, обсаженную крошечными оранжевыми цветами и затененную сенью столетнего, привезенного с Земли, дуба. — Это благодарные слушатели. Они никогда не сплетничают о том, что услышали.
Корделия присела на теплый камень и принялась разглядывать Ботари. Он сел как можно дальше от нее, насколько позволяла скамейка. Черты его лица казались сегодня особенно резко очерченными, жесткими, несмотря на смягчающий теплый свет садящегося в дымку осеннего солнца. Ладонь, сжимавшая
