Он вздохнул. — Постараюсь, миледи.
— Мало «стараться». Падма Форпатрил старался. Нет, ты
Куделка медленно кивнул. — Слушаюсь, миледи.
Ботари отправился подыскать в запасах «мадам» какую-нибудь одежду, подходящую для новой роли Ку — бедного молодого мужа и новоиспеченного отца. — Клиенты всегда хоть что-то отставляют, — сказал он. Корделия гадала, что он сможет подобрать из уличной одежды для леди Форпатрил.
Куделка понес Дру и Элис поесть. Он вернулся вскоре с весьма унылой визиономией и снова присел рядом с Корделией. Какое-то время он молчал, потом произнес: — Кажется, я понял, почему Дру так тревожилась насчет беременности.
— Правда?
— Леди Форпатрил прошла через такое, что в сравнении мои собственные болячки кажутся… жалкими. Господи, это, наверное, было жутко больно.
— М-да. Но боль длится лишь день. — Корделия потерла свой шрам на животе. — Или пару недель. Нет, я думаю, дело в другом.
— Но в чем же?
— Это… трансцендентальное действо. Сотворение жизни. Я думала об этом, когда носила Майлза. 'Этим мы приносим в мир смерть'. Рождение, смерть, а между ними — боль и желание ее преодолеть. Я не понимала этих восточных мистических символов, вроде Кали, Смерти-Матери, а потом до меня дошло, что в этом нет никакой мистики, не больше, чем в любом животном начале. Случайность по-барраярски запускает цепочку последствий, которые уже не остановить. Наши дети меняют нас… рождаются они на свет или нет. И хотя твой ребенок на этот раз оказался лишь плодом воображения, Дру эта перемена затронула. А тебя?
Ку озадаченно покачал головой. — Я о таком не задумывался. Просто хотел быть нормальным. Как другие мужчины.
— Инстинкты у тебя верные. Но одних инстинктов недостаточно. Ты не мог бы хоть раз заставить свои инстинкты и свой разум работать вместе, а не бороться друг с другом?
Ку фыркнул. — Не знаю. Не знаю, как к ней теперь подступиться. Я уже извинялся.
— У вас двоих так и не наладились отношения, да?
— Да.
— Знаешь, что меня беспокоило больше всего, пока мы сюда ехали? — спросила Корделия.
— Нет…
— Что я не попрощалась с Эйрелом. Если… что-нибудь случится со мной — или с ним, если уж на то пошло, — между нами так и останется навсегда нечто невыясненное, незавершенное. И способа исправить это уже не будет.
Ку что- то промычал и еще сильней ссутулился в кресле.
Корделия немного подумала. — А ты пробовал что-нибудь, кроме извинений?. Например, «Как твои дела?», «Все ли в порядке?», «Чем тебе помочь?», «Я люблю тебя». Классические, короткие слова. И, кстати, в основном вопросы. Показывают интерес к завязыванию беседы, понимаешь?
Он печально улыбнулся. — По-моему, она вообще не хочет со мною разговаривать.
— Предположим… — Корделия склонила голову и невидящим взглядом уставилась вдоль коридора. — Представь, что той ночью не случилось нападения. Вы не запаниковали. И этот идиот Ивон Форхалас не прервал вас своим шоу ужасов. — «Ох, как больно думать, что все могло быть и так». — Вернемся к самому началу. Вот вы двое, радостно… милуетесь. — «Миловаться» — это было эйреловское слово, и это воспоминание тоже кольнуло болью. — Потом расстаетесь друзьями, на следующее утро просыпаетесь, ваша любовь требует продолжения и… что делают на Барраяре потом?
— Сватовство.
— Что?
— Ее родители, или мои, нанимают сваху. И она, э-э, все устраивает.
— А ты что делаешь?
Он пожал плечами. — Назначаю день свадьбы и плачу по счетам. Хотя чаще платят родители.
Неудивительно, что парень в недоумении. — Так ты хочешь жениться? А не просто переспать?
— Да! Но… миледи, я лишь полчеловека, в свои лучшие дни. Ее семья поднимет меня на смех, как только увидит.
— А ты знаком с ее родными? Они тебя когда-нибудь видели?
— Нет…
— Ку, ты сам слышишь, что несешь?
Он устыдился и покраснел. — Ну…
— Сваха. Ха. — Корделия встала.
— Вы куда? — нервно спросил Ку.
— Сватать, — ответила Корделия твердо. Уверенным шагом она прошла по коридору до двери леди Форпатрил и заглянула в комнату. Дру сидела в кресле, наблюдая за спящей. На прикроватном столике стояли нетронутыми пиво и бутерброды.
Корделия проскользнула в комнату и мягко прикрыла дверь. — Знаешь, — тихо подсказала она, — хороший солдат никогда не упустит случая поесть и поспать. Никогда не знаешь, когда тебя снова поднимут по тревоге и когда выпадет новая возможность перекусить.
— Я не голодна. — Дру была тоже напряженной, как сжатая пружина, словно попала в мысленную ловушку и не знала, как выбраться.
— Хочешь об этом поговорить?
Девушка неуверенно нахмурилась, но отодвинула кресло от кровати в дальний угол комнаты. Корделия поставила свой стул рядом.
— Сегодня вечером, — тихо произнесла Дру, — я первый раз побывала в настоящем бою.
— Ты отлично справилась. Выбрала позицию, быстро стреляла…
— Нет, — горьким жестом отмахнулась Друшнякова. — Не справилась.
— Да? А мне показалось…
— Я обежала вокруг здания и парализовала двоих охранников у черного выхода; они меня даже заметить не успели. Потом заняла позицию за углом дома. Я видела, как эти люди на улице мучали леди Форпатрил — оскорбляли, пялились, толкали, тискали… Я так разозлилась, что вместо парализатора взяла нейробластер. Я хотела их убить. А потом началась перестрелка. И… я замешкалась. Я колебалась. Из-за меня погиб лорд Форпатрил. Это я виновата…
— Эй, девочка! Тот солдат, что застрелил Падму Форпатрила, был не единственным, кто в него целился. Падма был так одурманен фаст-пентой и растерян, что даже не пытался пригнуться или за чем- нибудь спрятаться. Должно быть, ему вкатили двойную дозу, чтобы он привел их к Элис. Он мог погибнуть от другого выстрела или даже попасть под наш собственный перекрестный огонь.
— Сержант Ботари колебаний не испытывает, — ровным голосом заметила Друшнякова.
— Не испытывает, — согласилась Корделия.
— И не тратит сил на то, чтобы жалеть своих врагов.
— Верно. А ты?
— Меня тошнит.
— Ты убила двоих совершенно незнакомых тебе людей и хочешь испытывать от этого радость?
— Ботари же может.
— Да. Ботари получает удовольствие от убийства. Но он не совсем нормален, даже по барраярским меркам. Ты мечтаешь стать чудовищем?
— Да как вы его назвали!
— Но он правда мое чудовище. Мой верный пес. — Ей всегда было трудно объяснять, что есть Ботари, порой даже себе самой. Интересно, знает ли Друшнякова, что термин «козел отпущения» происходит из земной истории? Священное животное, которое каждый год отпускали в пустыню, чтобы оно унесло туда грехи всей общины… Ботари определенно был тем вьючным животным, что несло ее груз; она прекрасно понимала, что он для нее делает. Куда меньше она была уверена в том, что сама делает для сержанта, но
