— Что? Вы ничего не понимаете! Потом?.. — Он устало махнул рукой. — Потом?.. Не все ли равно…
Надолго замолчав, он наконец пробормотал:
— Чего уж там! Я, по крайней мере, устроил бы праздник…
Маркиз украдкой улыбнулся. Голос барона окреп.
— Праздник, который не стоил бы никаких денег! А между тем на нем было бы все: хрусталь, тонкий фарфор, музыканты, танцы. И она, сидящая напротив меня, — такой хрупкий, такой чистый ребенок… Ну а теперь… — Он снова утомленно махнул рукой. — Не все ли равно…
— Барон, — сказал маркиз, —
Барон стал бел как бумага, губы его задрожали.
— Маркиз, я не могу!.. Я..
— Барон, хочу попросить у вас еще капельку этого превосходного напитка.
Кот, сидевший на карнизе, исчез.
— Но как же быть с властями? — с тревогой в голосе вдруг спросил барон. — Виновный в краже…
— Останется неизвестным. Если только доктор Рикоме не возьмет вину на себя.
— Я предпочел бы неизвестность.
Спустившись с холма, маркиз де Санта Клаус почувствовал, что мороз ослабел. Стало почти тепло.
«Какое милосердие! — иронически подумал он. — Но уж если за дело взялись небо и маркиз де Санта Клаус…»
Было совсем поздно. Маркиз искал на небосводе Пастушью звезду. Он не нашел ее. И пожалел об этом.
Почти все огни в Мортфоне были потушены; казалось, он повис черным пятном между мерцающим небом и снежной равниной, словно на полпути между реальностью и легендой. Человек с мешком спал в постели почтальона, матушка Мишель — в кровати м-ль Тюрнер; Дед с розгами съежился под периной полевого сторожа Виркура, Дед Мороз храпел на простынях Корнюсса… А что Золушка?
Облокотившись о подоконник, Катрин Арно смотрела в сторону замка. Г-н де Санта Клаус припомнил фразу барона: «Это
Он вздохнул. Он вспомнил тот свой
Таков был воздушный поцелуй маркиза де Санта Клауса, который мог бы с тем же успехом называться маркизом де Карабасом, — ведь ни его имя, ни его родовое имение не были упомянуты в Готском альманахе[16],— да, жаль, что этого поцелуя не видела Золушка, увлеченная настоящим бароном, чье имя чуть не попало в полицейские протоколы.
В гостинице «У святого Николая-батюшки» еще горел свет. Служанка вязала, г-жа Копф читала газету. Копф и Хаген состязались в силе, поднимая стулья на вытянутых руках.
— Господин маркиз, вас повсюду ищут. Вам телеграмма.
Телеграмма была из Нанси, из епископства:
Разочарованы не оправданным доверием тчк сожалеем скандалах тчк ждем вашего немедленного приезда.
«Кажется, это не похоже на поздравления», — с насмешкой подумал маркиз.
Он спросил:
— Когда уходит первый поезд в Нанси?
— В четверть девятого, господин маркиз. А в полвосьмого из Мортфона идет машина.
— Я уезжаю. Приготовьте счет и не забудьте меня разбудить.
— Господин маркиз так скоро от нас уезжает. Вот беда! — вздохнула г-жа Копф.
— Не в обиду вам будь сказано, господин маркиз, — шутливо заметил Хаген, — но если вы собираетесь уехать с первым поездом, у вас в запасе не много времени, чтобы отыскать Золотую Руку.
— Что же делать? Увы, придется смириться… Кстати, о Золотой Руке, — господин Копф, я сожалею, что у меня не будет времени попрощаться с Каппелем. Будьте столь любезны передать ему от меня вот это. Единственный в своем роде прибор для поиска сокровищ!
Маркиз положил на стойку бара свой детектор.
Следующим утром на Большой площади, когда маркиз де Санта Клаус уже располагался в старой колымаге, к нему подошел учитель.
— Ба! Да никак вы уезжаете? В самом деле?
— Нет таких добрых друзей, господин Вилар, которым не приходилось бы расставаться.
— Я очень огорчен, господин маркиз. Очень.
Не зная, что еще добавить, учитель с минуту поразмышлял, а потом без всякой иронии спросил:
— А ковчег? Знаменитая Золотая Рука? Да вы отступаетесь, как я вижу?
— Думаете, отступаюсь? — живо отозвался маркиз. — Вы меня плохо знаете!
Он постучал по своему чемодану, покрытому наклейками, и по-шутовски продекламировал:
Каково? До меня столько людей хотели это узнать! Однако надо уметь разговаривать со светилами. Я нашел Золотую Руку. Она здесь, в моем чемодане.
Учитель расхохотался.
В это время появился г-н Нуаргутт. Он широким жестом приветствовал маркиза де Санта Клауса, не удостоившего его ответом.
Когда маркиз явился в епископство, монсеньер Жибель принял его с таким выражением лица, которое предвещало все что угодно, за исключением поздравлений.
— Я не хотел бы говорить ничего для вас обидного, мэтр Лепик, — сказал прелат, — но не могу утаить от вас разочарования, которое вызвано вашим двухнедельным пребыванием в Мортфоне. Весьма печальные новости. В надежде предотвратить похищение бриллиантов мы недвусмысленно рассчитывали на вас, и все-таки похищение произошло…
— Монсеньер, — холодно возразил Лепик, — прошу позволить вас поправить. Произошло не одно, а два похищения. Бриллианты были украдены дважды.
Епископ нахмурил брови. Если эти слова — всего лишь грубая шутка, то такие шутки не в его вкусе.
— Хорошо, — осторожно заметил он. — К похищению мы еще вернемся. Я вам высказал свое разочарование. Мы вас предупредили: «Главное, никаких скандалов». Однако они последовали один за другим. Хуже того, произошло убийство!
— Прошу позволения еще раз вас поправить, монсеньер, — тон Лепика становился все холодней. — Произошло не одно, а два убийства.
Епископа передернуло. Это было уж слишком!
— Сударь! — возмутился он. — Сударь!..
Лепик вытащил из-за кресла чемодан, покрытый наклейками. В чемодане оказались белье, несколько книг, записная книжка, набор отмычек, электрический фонарик, два пистолета и несколько свертков.
