обрадовалась.
— Григорий, — женщина подняла бокал и, изображая соблазнительницу, отпила маленький глоточек, — я считаю, тебе пора возвращаться домой. Ну пошалил немного, я понимаю — большим мальчикам иногда хочется вырваться на свободу и сотворить какую-нибудь глупость — но твоя слишком затянулась.
Клеопатра снова глотнула вина и, то ли случайно, то ли специально, сделала так, чтобы на её губах осталась маленькая капелька, которая тут же скатилась ей на грудь и медленно стала путешествовать прямо в ложбинку между грудями. Григорий заворожено смотрел на это, нервно сглатывая. К своему стыду дворник почувствовал, как в нём просыпается другая жажда. Клеопатра тоже это заметила и была на седьмом небе от счастья — план, который она разрабатывала весь вечер начал приносить свои плоды. Но она никак не предполагала, что плодов будет больше, чем ей нужно.
— Разрэшитэ прыгласыть вас на танэц, — услышала она у себя над ухом.
Рядом с Клёпой стоял горячий грузин и вожделенно смотрел в её декольте. Мужчину звали Важа, и он вместе с друзьями приехал в ресторан, чтобы отметить рождение племянника. До прихода Клеопатры, компания занималась тем, что соревновалась в произнесении тостов за здоровье новорожденного. Но, увидев 'женщину в красном', тосты как-то сами собой иссякли, и Важа уже не реагировал ни на что, кроме Клёпиного декольте. А когда она провернула трюк с каплей вина, грузин шумно задышал и, словно кролик на удава, пошёл на Клёпу. В спину ему неслись одобрительные возгласы друзей.
Услышав приглашение, Клеопатра Ивановна тут же решила, что если Григорий её немного поревнует, это только придаст их примирению более высокую ноту. Поэтому, кокетливо улыбнувшись, она приняла приглашение знойного джигита. Тот взял её за руку, и повёл поближе к эстраде. Непонятно как Важа нашёл её руку, и как не перевернул столики, стоящие у них на пути, потому что взгляд его всё время был направлен в декольте. Казалось, будь его воля, он влез бы туда целиком.
Гриша же, как только Клёпа вышла из-за столика, начал поворачиваться во все стороны, стремясь увидеть в какой засаде сидят его друзья. Присутствие Жмурика было необходимо как воздух. Но, так как Пенёк наложил заклятие отвода глаз, естественно, увидеть их не мог. Допив минералку, он повернулся в сторону эстрады. Хотя сейчас музыканты играли какую-то быструю музыку, Важа с Клеопатрой танцевали в обнимку. Грузин бережно, с выражением лица 'мама, неужели это всё моё!' обнимал стан Клеопатры. Рост у него был чуть ниже, чем у партнёрши, и было заметно, что он с удовольствием бы устроил свою голову у неё на груди. Клеопатра поощряла вожделение Важи приветливой улыбкой, не забывая кидать взгляды в сторону Григория. Дворник вдруг понял, что ему неприятно смотреть, как чужой мужик так откровенно выражает ей свои чувства.
— Гриша, Пенёк сказал, что мне пора появляться, — Жмурик нервно танцевал возле столика в такт ритмичной музыке.
— Наконец-то, — дворник обрадовался ему как родному, — садись. Сейчас Клёпа вернётся, и начнёшь! Вид пожалостливее, главное сделай!
Гриша понял, что Акакий его совсем не слушает, а увидев, что стало отвлекающим моментом, вдруг просто озверел. Жмурик смотрел на Клеопатру. Причём взгляд его горел не хуже, чем у Важи.
— Ты куда смотришь, вражина?
Жмурик сначала не понял драматизма момента, и, сев за столик, беспечно ответил:
— А как ты думаешь! Вот это… дыни! — Акакий от избытка чувств проиллюстрировал своими руками размер бюста Клеопатры.
— Что ты сказал? — Гриша перегнулся через стол и ухватил Жмурика за грудки. Не учёл он одного — его телосложения. От мощного рывка Акакий оторвался от пола и дворник протянул его к себе через весь стол.
Трусливый Жмурик тут же завизжал, стремясь привлечь внимание к происходящему как можно большего числа народа, и стал отбрыкиваться. В это время официантка как раз подносила к столику заказ Клеопатры и, дёргающий ногами Акакий, лёжа на столике, пяткой перевернул всё содержимое подноса. Звон стоял такой, что если в зале и был человек, не обративший внимания на визг, то звон разбившейся посуды точно привлёк его внимание.
— Григорий, — подоспевшая Клёпа мощным движением оторвала Григория от Жмурика, — ты что себе позволяешь? — и, повернувшись к остолбеневшей официантке, грозно произнесла, — вы что, приносили ему спиртное?
Официантка отрицательно замотала головой и стала пятиться назад.
— Что здесь происходит? — У столика стоял Альберт Иосифович, управляющий отелем, и, округлив глаза, смотрел на перевёрнутые блюда и лежащего на столе Жмурика.
— Все нормально! — Клёпа развернулась к управляющему, лучезарно улыбнулась, чуть наклонившись вперёд, и лёгким движением стянула Акакия со стола, — небольшое недоразумение.
— Я бы попросил вас больше не устраивать подобных сцен в этом заведении, — Альберт Иосифович абсолютно не реагировал на огромный бюст в расползающемся декольте, — в противном случае, я вынужден буду просить вас его покинуть. Здесь отдыхают приличные люди…
— Вы хотите сказать, что я неприличная женщина? — Клеопатра упёрла руки в бока и угрожающе сделала шаг к управляющему.
Альберт Иосифович, для которого престиж заведения стоял превыше всего, готов был хоть козлом скакать, только бы прекратить начавшееся безобразие, поэтому он, мигом сориентировавшись в ситуации, сделал вид, что смотрит на Клёпу с восхищением:
— Ах что вы, конечно же нет! Я имел в виду этих двух мужчин, — он кивнул в сторону так и не остывшего Гриши и слегка потрёпанного Жмурика.
— Обещаю вам, ни один из них больше не позволит себе ничего подобного! — она бросила на обоих мужчин такой взгляд, что управляющий тут же ей поверил.
— Дарагая, этот чэлавэк тебэ мешает?
Альберт Иосифович развернулся — у одного из столиков стояли четверо мужчин кавказской национальности, грозно сдвинув брови. Он схватился за сердце и судорожно полез в карман за нитроглицерином. Важа же, подойдя к управляющему, тихо спросил:
— Слюшай, чего к дэвушкэ прыстал, а?
Клёпа, которую девушкой не называли уже лет двадцать, растаяла, словно мороженое на палящем солнце.
— Нет, нет, — она нежно коснулась плеча грузина, — уже всё в порядке.
Альберт Иосифович усиленно закивал, и поспешил удалиться, бормоча себе под нос, о том, что в такой обстановке работать невозможно.
Клёпа, спровадив Важу за его столик, царственно уселась на своё место. Набежавшие официанты шустро убрали бардак от перевёрнутого подноса и поменяли скатерть, заверив, что заказ принесут с минуты на минуту. Гриша сидел мрачный, словно грозовая туча. Жмурик же, наоборот, радостно улыбался Клеопатре, которая так неожиданно оказалась его спасительницей.
— Клеопатра Ивановна, вы потрясающая женщина! — он взял её руку и со значением поцеловал.
Гриша сначала хотел снова набить Жмурику морду, но, вспомнив, что сам придумал Акакию такую роль, скрепя сердце, сдержался.
— Ах, Акакий, вы всегда такой галантный, — Клёпу просто распирало от счастья. Таким вниманием у мужчин она не пользовалась уже давно, — как вы здесь оказались?
— Я живу в этом отеле, — Жмурик вспомнив, что ему надо изображать ходячее несчастье, тут же постарался сделать вид смертельно больного, — так сложились обстоятельства, что в своей квартире я не могу появляться. Вот, приходится… Без друзей, без семьи…
— Несчастный, — сейчас Клёпа была готова любить весь мир, — а ты, Григорий, бесчувственный чурбан! Зачем ты хотел обидеть Акакия Ферапонтовча?
— А пускай этот… Ферапонтович сам тебе расскажет, — Гриша злобно скривился, и готов был уже рассказать про Жмуриковы 'дыни' но тут в поле его зрения появился Пенёк, который, словно услышав, о чём они разговаривают, стал подавать дворнику знаки замолчать.
Промолчать Грише помог подоспевший официант, принёсший еду. Дворник тут же засунул себе в рот листик салата и даже не скривился. Жмурик заказа ещё не делал, и, смотря на тарелки присутствующих,
