Неожиданно кто-то быстрый, как молния, схватил ее сзади, одновременно зажимая широкой ладонью рот, не давая тем самым ни закричать, ни вздохнуть. Тедди оказалась прижатой к сильному мужскому телу, которое — именно по мощи его — узнала прежде, чем услышала над ухом:
— Спокойно, Тедди, это я.
Захват чуть ослаб, и она, повернувшись в державших ее руках, оказалась лицом к лицу с Мэком.
— Господи, Мэк, куда ты запропа…
— Тихо. Слышишь?..
И Тедди, напрягая слух, уловила шум работающего двигателя: судя по звуку, машина была совсем неподалеку, за деревьями. Вскоре шум стих — невидимый водитель спешно ретировался.
— Я ведь сказал, чтобы ты оставалась на месте, — укорил Мэк, стряхивая снежные хлопья с золотых, как ночная луна, волос.
Не обращая внимания на упреки, Тедди лихорадочно ощупывала его грудь, руки, плечи…
— Можешь объяснить, что ты делаешь?!
— Ты ранен, Мэк! — Она обвиняюще растопырила пальцы, будто вымазанные бурой краской. — Это твоя кровь!
— Пустяки, кость не задета.
— Черта с два пустяки — у тебя весь рукав намок!
Вернувшись в дом, Тедди первым делом кинулась к аптечке в крохотной ванной, но — к разочарованию и злости на себя за свою беспечность — не нашла там ничего, кроме аспирина и прочей чепухи от гриппа и желудочных расстройств.
— Тедди, — Мэк неслышно подошел и встал у нее за спиной, — думаю, в моей походной аптечке найдется то, что ты ищешь. Давай я сам о себе позабочусь.
— Ну уж нет, Мэк. — Тедди упрямо закусила губу. — Я займусь твоим плечом, и я буду решать, обойдешься ли ты без врачебной помощи.
Поняв, что на сей раз спорить бесполезно, Мэк безропотно сдался и последовал за ней в гостиную.
Кровотечение прекратилось, и, осмотрев рану, Тедди убедилась, что Мэк был прав — врач не понадобится: пуля прошила мякоть навылет.
— Думаю, надо срочно позвонить шерифу, — сказала она, заканчивая перевязку.
— Ну да, и поднять его с постели в такое время? Подумай, Тедди, сейчас глубокая ночь.
— Мне наплевать, успеет ли шериф выспаться. В тебя стреляли, Мэк!
— Не паникуй.
— Я — паникую?! Да ведь тебя пытались убить!
— Но я жив, не так ли? — Он все пытался заглянуть ей в лицо.
Наконец она отважилась встретить его взгляд:
— Скажи, у тебя неприятности?
— Нет, Тедди.
— Ты можешь мне все сказать, я постараюсь помочь, я… — Ее голос дрогнул и прервался: слезы подступили к глазам, сделав их синеву еще более пронзительной и притягательной.
— Тедди, — он мягко взял ее за плечи и легонько встряхнул, — верь мне, я в безопасности. Никто и ничто мне не угрожает. Это была просто шальная пуля. — Он протянул к ней руку и убрал нависшую надо лбом прядку.
Его слова не слишком убедили Тедди, но этот полный неподдельной нежности жест… Так хотелось ему верить!
Мэк наклонился к приоткрывшимся в невысказанном вопросе губам, коснулся их — сперва робко, затем более уверенно; и еще раз, и снова…
Обняв Мэка за шею, Тедди жадно пила его поцелуй, желая лишь одного — чтобы никогда не иссякал живительный источник.
— Тедди, по-моему, тебе нужно поспать. — Слова давались ему с видимым трудом. — Ты совсем выдохлась. — Он усадил ее на диван и повернулся, чтобы выйти.
Этого Тедди не могла допустить, она чувствовала: их обоих сжигает один огонь, имя которому — страсть. И еще она совершенно точно знала, что его уход сделает ее самой несчастной надолго, может быть, на всю жизнь, и что она скорее умрет прямо сейчас, чем позволит ему стать самой горькой своей потерей.
Тедди ухватилась за его руку как за единственную спасительную соломинку.
— Пожалуйста, Мэк… Не уходи.
— Тедди, я…
— Нет, не говори ничего, — горячо зашептала она. — Ну и пусть ты проездом… Ну и пусть у нас с тобой только эта ночь… — Она боялась взглянуть на него, боялась, что увидит в его глазах отказ, а он в ее — непролившиеся слезы. — Даже если так, я… я хочу быть с тобой, Мэк. — Она не переставала поглаживать его руку, словно рассчитывала бесхитростной лаской убедить вернее слов, и повторила, как заклинание: —
Он молчал мучительно долго, и она, замерев, ждала приговора…
— Тедди, — голос был почти так же нежен, как ладонь, прижавшаяся к ее щеке, — ты уверена в этом? — Он присел с нею рядом.
— Я еще ни в чем не была так уверена. — Тедди подалась к нему. — Люби меня, Мэк.
Он больше не мог бороться с собой. Движимый неодолимой силой, он приник к ее рту, и манящая сладость приняла его настойчивый язык. Дрожащими от нетерпения пальцами Мэк принялся расстегивать пуговки на ее рубашке, сводя Тедди с ума своей невольной медлительностью. Наконец ему удалось справиться с застежкой, и его взору открылась прелестная женская грудь — белые холмики, увенчанные бледно-розовыми жемчужинками. Он склонился над ними, поочередно целуя то один сосок, то другой, подолгу играя с каждым из них пальцами. И всякий раз, когда он припадал к ее груди — ненасытный, как изголодавшийся младенец, — Тедди ощущала в себе нарастающую горячую волну, готовую в любой момент рассыпаться на миллионы брызг.
Тем временем, бесконечно продлевая «пытку» поцелуями, Мэк раскрыл молнию на ее джинсах, умело стянул их со стройных ног, и Тедди, освобожденная почти от всей одежды (если можно считать одеждой оставшиеся на ней крохотные шелковые трусики), оказалась распростертой перед ним в своей беззащитной готовности.
Поцелуи опускались все ниже, губы Мэка были везде — их щекочущая цепочка пролегла по плечам, по теплой ложбинке между напрягшихся в томительном ожидании грудей, по плоской чаше живота…
И когда вездесущие пальцы Мэка скользнули под тонкую резинку трусиков, Тедди призывно приподняла бедра навстречу его руке.
Она хотела его. Хотела почувствовать в себе всю его мощь…
— Мэк!.. — полукрик-полустон родился в самой глубине ее рвавшегося к нему сердца, и он достиг цели: Мэк решился вместе с ней шагнуть в пропасть, на краю которой они были так долго. Не отрываясь от сладких губ, он проник рукой во влажную сокровенность, и Тедди на мгновение испугалась пронзившего ее, как током, наслаждения; но уже в следующую секунду ей стало мало смелых движений пальцев — еще… да, вот так… да… Да-а-а!..
Тедди смяла в горсти шуршащую простыню. Накопившая силу волна внутри ее вырвалась наружу — подхватила, подняла, понесла все выше и выше к сверкающему солнцу сбывшегося желания и рассыпалась на бесчисленные радужные брызги.
Мэк снова поцеловал ее. На этот раз поцелуй был смакующе неспешным; он успокаивал и… опять обещал. Желание Мэка росло, он прижался к Тедди бедрами, пробуждая в ней ответную тягу. Стремясь вознаградить подарившего ей неземное блаженство, Тедди выгнулась дугой, вызвав у Мэка гортанный стон, и сомкнула тонкие пальцы вокруг его вздыбленной плоти, направляя своего победителя туда, где ее желание плавилось растопленным воском.
— Не пожалеешь? — спросил Мэк, удерживаясь над ней на вытянутых руках.
— Никогда! — Она смотрела в черные глаза и жалела лишь о том, что не так много им осталось от их
