'Горе, – кричат, – началась буря от наших грехов!'
На корабле оказался монах. Все немедля стремятся,
Выгрузив в уши его, бремя грехов облегчить.
Но замечают они, что ничуть не стихает стихия,
И на свирепых волнах держится еле корабль.
'Не удивляйтесь, – один говорит, – что держимся еле:
Тяжкие наши грехи все еще давят судно.
Бросьте-ка за борт монаха, которому мы в прегрешеньях
Наших покаялись: пусть он их с собой унесет'.
Речь одобряют, хватают монаха, и за борт летит он.
Тотчас же легкий корабль легче скользит по волнам.
Ты же отсюда постигни, сколь тяжко греховное бремя, -
Невмоготу кораблю груз оказался его.
Пастырем ты, о мой Кандид, поставлен над множеством люда,
Трижды я рад за тебя, рад и за стадо твое.
Или сужденье мое благосклонность смягчила, иль стадо
Прежде такого отца и обрести не могло.
Чванного знанья деяний суетных лишен ты всецело, -
Но ведь и пастве твоей пользы оно не дает.
Но добродетели редки в тебе, так, мне кажется, также
Были из древних тебе редкие предки равны.
Пастве что делать твоей и чего избегать, чтобы знала, -
Ясное зеркало – жизнь явно покажет твоя.
Надо напомнить им лишь, чтоб глядели со тщаньем и чтобы
Дел избегали твоих, что избегаешь, – творя.
В этой могиле моряк, а в другой погребен земледелец.
Сушей иль морем – ведет к Стиксу дорога одна.
Постум, епископом ты по заслугам поставлен, обрядов
Сделан главою, каких в мире священнее нет.
Сердце ликует: великий, священный нам сделан подарок,
Не бестолково, как встарь, выбор свершен наконец.
В рвенье бездумном бывали ошибки, но это избранье
Тщанье великое всем здесь проявляет свое.
Ибо, где только из многих один избирается, часто
Выбор негоден, – и вот выбран из худших плохой.
Но коль из множества тысяч один избирался, конечно,
Хуже тебя иль глупей можно ли было избрать?
Сверстники всюду Боллану крапивою жгучей застлали
Ложе, когда на него он собирался возлечь.
Он отрицает ожоги, но не отрицает при этом,
Что обнаженный во тьме точно крапиву нашел.
Значит, не трогая тела, должна была эта крапива
Только на ногти его или на зубы попасть.
Впрочем, коль он невредимо во тьме обнаружил крапиву,
Как он сумел заключить, что на крапиву напал?
Перед больною лисой, что лежала в норе утесненной,
С льстивою речью в устах вдруг появляется лев.
'Чувствуешь как ты, подруга, себя? Оближу – и воспрянешь.
Знаешь ли ты, какова сила в моем языке!' -
'Да, твой целебен язык, – отвечает лиса, – но одно лишь
Страшно: хорош он, а вкруг столько соседей плохих'.
Лев укрощенный пока кроткой пастью наставника лижет,
Тот на примере своем всех побуждает к тому ж.
И когда долго никто из толпы не отважился выйти,
Духом бестрепетный тут вышел вперед Лизимах.
'Сам я, – сказал он, – отважусь у льва к языку прикоснуться,
Но я б не сделал того, если сказать о зубах'.
Если в один только день прорицаний о будущем уйму
Всех легковерных толпа может купить у тебя,
И среди множества вздора случайно одно достоверно, -
Хочешь, пророком сочту тотчас тебя, Фабиан.
Но о грядущем всегда ты обманы одни изрекаешь.
Коль это можешь, – пророк, думаю, ты, Фабиан.
Что это замок Норхем ты штурмуешь, шотландец, с войсками,
Разве недавно совсем ложно он сдался тебе?
Значит, по взятии замка негодными средствами радость,
Верно, большой у тебя, но и короткой была.
Злой и тебя, и твоих (но заслуженной) смертью сгубивший,
Замок в немногие дни взят и опять перевзят.
И когда в царстве твоем домогался предатель награды,
Должной наградой ему смерть за злодейство была.
Но да погибнет предатель и тот, кому враг предается, -
Это, не сломлен, Норхем в судьбах имеет своих.
