Бондарь и Сергей положили в возок нарубленного хвороста и поехали в Ямполь, «на базар». Завтра воскресенье, так что надо было двигаться в ночь. Ехали почти всю короткую ночь, на рассвете завернули в подворье, где проживал родственник Оксаны — местный часовой мастер.
Старый вдовец, одинокий человек принял слишком ранних посетителей с вполне понятной тревогой. Он сразу же отдал партизанам какую-то исписанную поперек книгу, а когда рассвело, ушел из дому.
Часовщик держал связь с Оксаной через водовоза, который по нескольку раз на дню проезжал по улицам Ямполя в небольшой двуколке с бочкой, запряженной огромным серым битюгом: он возил в казармы и казино, расположенные на аэродроме, ключевую воду.
Не прошло и получаса, как хозяин с кем-то прошел мимо окна. Бондарь и Сергей встретили их, стоя наготове возле порога.
Первым в комнату вбежал небольшого роста, смуглый, бровастый, черноглазый юноша, забрызганный водой.
— Здравствуй, товарищ! — схватился он обеими руками за руку Бондаря, затем Сергея. Его глаза искрились, он аж дрожал и захлебывался от радости, которая его переполняла. — Я знаю Оксану, товарища Оксану. Вчера убежала с аэродрома Оксана...
— Вчера? — Сергей пронзил водовоза быстрыми подвижными глазами. — Куда?
— К тебе, к партизанам убежала Оксана, — улыбнулся водовоз и ткнул пальцем в грудь Сергея. — Аэродром едет на фронт, мы не хотим ехать. Оксана к вам, я к вам. Вы на конях поедете, я пешком пойду.
Бондарь стоял, словно прирос к месту. Сергей смотрел на него и ждал, что он скажет.
Расспросили водовоза еще раз с начала и до конца.
Решили, что, прежде чем вернуться в табор, надо хоть для отвода глаз побывать на базаре.
Вскоре уехали со двора. Наскоро распродали дровишки и погнали проголодавшихся коней в обратную дорогу. По дороге подобрали женщин, что шли с базара. Они рассказали, что в соседних селах дня два назад появились наши люди и продвигались они дорогами на Ворожбу, на Путивль...
В лесу, километров за десять от Ямполя, догнали знакомого водовоза. Он на ходу вскочил в бричку и без передышки говорил и говорил про аэродром, про Оксану, про себя.
Поздним вечером, уже в сумерках, Бондарь со своими спутниками добрался до отряда.
Шевцов издали услышал перестук колес и вышел навстречу. Увидя Шевцова, Бондарь спрыгнул с воза и зашагал рядом непослушными от долгого сидения ногами.
— Тьфу ты, черт, засиделся, как баба! — выругался Бондарь. — Ну, привез?
— Привез, — хмуро ответил. Шевцов.
— Как он?
— Он-то ничего... Да вот Кум и Заяц убежали этой ночью.
— Убежали?! — Бондарь остановился.
— Понимай, как хочешь. Нет их, и все. — Шевцов говорил, не скрывая своего отношения к случившемуся. Он издевался над Бондарем.
— Сто чертей его матери! — Бондарь остановился, оглушенный новостью.
— Скажи спасибо им за то, что не убежали раньше и не привели сюда карателей.
Пошли дальше. Бондарь прибавил шагу, но Шевцов не подстраивался под него, шел спокойно. Бондарь чувствовал себя перед Шевцовым неловко — во всех подробностях припомнился разговор в землянке, возле раненого Дмитрия.
— Надо было расстрелять гада! — сказал Бондарь, словно хлестнул по воздуху нагайкой.
— Много кое-чего надо было делать не так, как мы делали!
— Пойдем быстрее!
— Пойдем. Я послал двоих ребят выследить Кума.
— Правильно! Правильно! — повторял Бондарь. — Вот если бы настигли его! Теперь меня жалостью не взял бы. Сам перед строем расстреляю. Изменник!.. Развел здесь такое болото, что никак из него не выберемся... Хорошо сделал, что послал.
Шевцов шагал рядом, в ногу.
— Оксана пришла?
— Здесь она.
— Боевая дивчина!.. Аэродром завтра снимается. Надо действовать, иначе...
Между деревьев можно было разглядеть, как на земле и на колодах, сидели люди. Их фигуры четко вырисовывались, потому что где-то за ними, сквозь негустые заросли вяза, малиново светился потухающий закат. В тишине гулко раздался голос Дмитрия. Бондарь и Шевцов сбавили шаг, прислушались.
— Что-то читает?
— Кажется, «Кобзарь». Раздобыл в селе.
— Вроде в руках ничего не видать.
— На память чешет.
— Вот так ненавидели и уничтожали украинцы своих врагов! — сказал Дмитрий.
Тихо отозвались партизаны:
— Сильные были люди.
— А те, что вчера подняли красные столбы, разве не такие?
— Факт!
— Там и железо горело.
— Только не мы это сделали.
— «Де проїдуть — земля горить»... Вот сказано!
— А ну-ка, лейтенант, про Гонту.
— Сказать и мы умеем. Разговоров было много, но пришла весна — и все с водой сплыло.
— И Ямпольский аэродром уже как ветром сдуло.
Бондарь отстранил рукой тех, кто стоял позади, протиснулся в круг, Шевцов за ним. Красноватый слабый свет костра упал на них.
— Хватит, друзья, жевать старую жвачку.
Партизаны вскочили, словно по команде. Бондарь прошел к Дмитрию. Дмитрий поднялся навстречу ему, бледный, исхудавший, придерживая на плечах накидку.
— Ну наконец-то, Дмитрий, ты с нами. Очень рад!
— Спасибо. А чем ты нас порадуешь?
— Лучшим, чем вы меня.
Партизаны потеснее обступили командира. Бондарь осмотрелся вокруг.
— Выступаем, товарищи, сегодня ночью, — промолвил он ровным, строгим голосом. — Для нас еще хватит врагов. Рассчитаемся и с Кумом и с карабабами. Сил у нас для этого хватит своих, и знаем, откуда взять. Где Оксана? Командиры взводов, Оксана, разведчики, Кузьмич через десять минут должны собраться у меня.
Бондарь, пронизываемый напряженными взглядами, оборвал речь. Почувствовал, что должен сейчас
