скажу.
Весенним вечером, когда сумерки одели землю, две смутных женских фигуры, как две тени, сошлись у обложенного свежим дерном холмика; и здесь среди могил в этот таинственный час знатная красавица поведала о том, как она полюбила юношу простого звания и тайно обвенчалась с ним, как он умер у нее в спальне и как, страшась огласки, она перетащила умершего к порогу его дома.
— Вы обвенчались с ним, миледи! — воскликнула, отшатнувшись, девушка.
— Да, я это сделала, — ответила леди Кэролайн. — Но это было чистое безумие и большая ошибка. Ему следовало жениться на тебе, Милли. Ты была как будто создана для него. Но он тебе не достался.
— Да, — промолвила бедная девушка. — И за это все смеялись надо мной. «Ха-ха, — говорили они, — ты-то, Милли, может, его и любишь, да он-то тебя не любит!»
— А ведь приятно было бы взять верх над этими злыми насмешниками, раздумчиво проговорила леди Кэролайн. — Правда, при жизни он твоим не был, но он может стать твоим после смерти, как если бы он и живой принадлежал тебе. И тогда ты сама посмеешься над ними.
— Как это? — в волнении сказала девушка.
В ответ леди Кэролайн изложила свой план, который заключался в следующем: Милли должна завтра же объяснить, что молодой человек незадолго до смерти тайно женился (как оно и было) и что женился он на ней, Милли, своей возлюбленной; что в ту роковую ночь он был у нее; что, увидев его мертвым и не смея повиниться во всем родителям, она перенесла умершего к его дому; что она не намеревалась открывать свою тайну, но слухи, которые теперь пошли по деревне, ее к тому вынудили.
— Но как я все это докажу? — спросила дочь дровосека, изумленная смелостью этого предложения.
— Очень просто. Если понадобится, ты можешь сказать, что ваше бракосочетание происходило в церкви святого Михаила в Бате — это та церковь, где мы с ним венчались, — и что ты записалась под чужим именем, — моим, потому что оно первое пришло тебе в голову. В этом я тебя поддержу.
— Ах, как-то мне все это не нравится…
— Если ты это сделаешь, — сказала леди Кэролайн не допускающим возражения тоном, — я всегда буду оказывать покровительство тебе и твоему отцу. Если нет, будет иначе. И я дам тебе мое обручальное кольцо, носи его как свое.
— А вы его носили, миледи?
— Только по ночам.
Особенно выбирать было не из чего, и Милли согласилась. Тогда дочь графа достала из-за корсажа кольцо, котороечей так и не привелось носить открыто, и, схватив руку девушки, молча стоявшей над могилой своего возлюбленного, надела кольцо ей на палец.
Дрожь прошла по телу Милли. Склонив голову, она проговорила:
— У меня такое чувство, как будто я обручилась с мертвецом!
Но с этой минуты задуманная подмена стала для нее как бы уже совершившейся. Блаженный покой снизошел в ее душу. Ей чудилось, что в смерти она обрела того, кого без всякой надежды боготворила при его жизни; и она была почти счастлива. Напоследок леди Кэролайн вручила новой жене своего покойного мужа все памятки и маленькие подарки, когда-то от него полученные, даже медальон с прядкой его волос.
На другой день Милли сделала свое так называемое признание, и никто в нем не усомнился — скромный траур, который она и до этого уже носила, не говоря по ком, как бы подтверждал ее слова. Вскоре эта романтическая история стала всем известна — и в деревне и повсюду в окрестностях, чуть ли не до самого Мелчестера.
Любопытная психологическая черточка: однажды признав себя вдовой, Милли даже с каким-то увлечением вошла в свою роль. На деньги, которыми щедро снабдила ее леди Кэролайн, она купила полный вдовий наряд и по воскресеньям появлялась в нем в церкви, причем ее кроткое личико казалось таким хорошеньким в ореоле из черного крепа, что другие деревенские девушки, ее сверстницы, готовы были ей позавидовать.
Поступая так, Милли, в сущности, почти не совершала обмана — ведь ее молодая жизнь и в самом деле была разбита утратой любимого человека; все это видели. А ее рассказ как нельзя лучше объяснял те странности в его поведении — загадочные отсутствия и внезапные возвращения, — которые за последнее время нередко удивляли его близких; и никому не пришло в голову, что вторым действующим лицом в этом романе могла быть не она, а кто-то другой. Я даже думаю, что, если бы истина вдруг обнаружилась, ее сочли бы вздорной выдумкой — так трудно было представить себе какую-либо близость между надменной дочерью графа и скромным беспритязательным деревенским юношей. Наследства после него никакого не осталось, так что некому и незачем было тащиться за сорок миль в город и разыскивать в церковных книгах запись, удостоверяющую этот брак.
В скором времени на могиле молодого человека появился простой, но приличный надгробный памятник, надпись на котором гласила, что его воздвигла убитая горем вдова. Если принять во внимание, что деньги исходили от леди Кэролайн, а горе от Милли, то в надписи этой было не больше лжи, чем во всех подобных надписях, — разве только что слово «вдова» следовало бы для большей точности поставить во множественном числе.
Впечатлительная и мягкосердечная Милли каждый день посещала кладбище, как и полагается вдове, и подолгу грустила здесь, находя в том неизъяснимую отраду. Каждый день она приносила на могилу свежие цветы, и, расхаживая во вдовьем уборе по кладбищенским дорожкам, она, при своей чувствительности и живом воображении, сама уже почти верила, что была когда-то женой того, кто теперь покоился под надгробным камнем. Как-то раз под вечер, когда Милли, по обычаю своему, любящей рукой украшала могилу, мимо ограды прошла леди Кэролайн в сопровождении нескольких знакомых, гостивших тогда у графа, и те, увидев Милли, остановились, долго смотрели на нее и обменялись замечаниями о том, какое это трогательное зрелище и как сильно молодой человек, должно быть, любил свою нежную подругу. Странный огонек — отсвет душевной боли вспыхнул в глазах леди Кэролайн, как будто она в этот миг впервые позавидовала Милли в ее праве на скорбь, которое сама же так усердно старалась ей передать. Из этого можно заключить, что чувство к покойному мужу еще теплилось в ее сердце, хотя и замутненное и подавленное сторонними соображениями.
Но этому столь удобному для обеих молодых женщин устройству внезапно пришел конец. Однажды, когда Милли, как обычно, принесла цветы, леди Кэролайн, давно уже поджидавшая ее, прячась в церкви за алтарем, вышла вдруг ей навстречу, бледная и взволнованная.
— Милли, — сказала она, — пойди сюда! Мне нужно поговорить с тобой. Даже не знаю, с чего начать. Я прямо чуть жива!
— Сочувствую вам, миледи, — удивленно проговорила Милли.
— Отдай мне это кольцо! — воскликнула леди Кэролайн, хватая девушку за левую руку.
Милли быстро отдернула руку.
— Я тебе говорю, отдай! — вне себя крикнула леди Кэролайн. — Ах, да ведь ты ничего не знаешь!.. На меня свалилась такая беда, какой я и не ожидала. — И, нагнувшись к девушке, она что-то прошептала ей на ухо.
— Ах, боже мой, миледи! — воскликнула пораженная Милли. — Что же вам теперь делать?
— Ты должна сказать, что все твое признание было неправда, выдумка, преступная ложь, смертный грех! Что это я заставила тебя так сделать, чтобы обелить себя. Что в Бате он обвенчался со мной, а не с тобой. Одним словом, надо сказать всю правду, как она есть, иначе я погибла — отверженная всеми, опозоренная! И это уж навсегда!
Но есть предел податливости даже таких кротких существ, как Милли. К этому времени она уже утвердилась в мысли, что умерший юноша всегда принадлежал ей и что она имеет бесспорное право носить его имя; она так привыкла считать его своим мужем, грезить о нем как о своем муже, говорить о нем как о своем муже, что отдать его другой женщине только потому, что ей так велели, было выше ее сил.
— Нет, нет! — воскликнула она в отчаянии, — я не могу от него отказаться, я этого не сделаю! Вы отняли его у меня, когда он был жив, и вернули его мне, только когда он умер. А теперь я его не отдам! Я его вдова перед богом — я, а не вы, миледи! Потому что я люблю его, и горюю по нем, и ношу его дорогое имя, а вы ничего этого не делаете!
