чистить.
Девушка мигом оказалась в проходе. Пашка онемел, - половины лица у нее просто не существовало, - сплошная кровавая масса.
- Поможешь. Живо! - барышня выплевывала слова вместе с кровью. Поскольку Пашка не шевельнулся, рывком сдернула его на пол. Парень охнул, плюхнувшись на мешки. Уткнувшись друг в друга, тряслись мосластые брат с сестрой. Третий брат, приоткрыв рот, мертво смотрел в потолок. Все это было так жутко, что Пашка не рискнул сказать про свою раненую ногу. Барышня, способная стоять, когда у нее срубили половину лица, уточнять про какие-то там ноги ничего не будет.
Девушка двигалась молча и резко, но кровь, заливающая глаза, ей сильно мешала. На разбитый проем окна было брошено пальто.
- Ждите. Раненому - тряпку. Прапор - оружие, - изуродованная барышня кошкой исчезла за окном.
Пашка втянул голову в плечи, ожидая выстрелов. Но темнота молчала. Зато с другой стороны слышались голоса, всхрапывали кони.
Пашка осторожно заглянул в соседнее купе. Монашка нерешительно склонилась над плешивым. Прапорщик сунул Пашке карабин:
- Стрелять умеешь?
- А я... - парень машинально взял оружие. Было жутко. В конце вагона кто-то протяжно и безнадежно стонал. Пашке хотелось бросить карабин и заткнуть уши. Утешило только то, что и у прапорщика голос заметно вздрагивал.
В окне беззвучно возникла окровавленная маска. Прапорщик отшатнулся.
- Живее! - прошипела неузнаваемая барышня. - Раненого берем. Спускаем.
Пашка и прапорщик неуклюже ухватили неподвижное тело. Плешивый оказался жутко тяжелым. Прапорщик покачнулся, выпустил ноги раненого. Вообще-то, Пашке казалось, что плешивый уже помер.
- Ну?! - девка подтянулась и оказалась в вагоне. - Взяли!
- Тяжелый, - пробормотал Пашка.
- Убью! Всех, - зашипела девка. - Ты! - она ударила ногой одного из дезертиров, неподвижно вытянувшегося среди узлов. - Встал! Мозги вышибу! - ствол маузера с силой ударил в затылок лежащего.
Раненого спустили из окна. Девушка была уже внизу, подхватила, даже удержала тяжелое тело. Нелепо полез наружу прапорщик, Пашка поспешно перевалился следом. Дезертир торопливо уполз куда-то вглубь вагона.
- Взяли! - зашипела девка.
Загрохотало, ожил бандитский пулемет. Пашка упал на четвереньки и вжался в землю. Над головой опять свистело и звенело, и пережить подобное еще раз было совершенно невозможно. Пинок в задницу Пашка просто не почувствовал. Не видел, как выругалась окровавленная ведьма, не видел, как они с прапорщиком, пригибаясь, потащили тяжелое тело прочь. На спину упало что-то увесистое. Пашка взвыл, не услышал сам себя в пулеметном треске, в ужасе перевернулся. Оказалось - саквояж. В окне стоял мальчик, губы его шевелились. 'Помоги'.
Зачем Пашка встал, и сам не мог объяснить. Протянул руки, принял монашку - лицо у нее было белое, безумное, и сама она казалось бесчувственной, как мешок с картошкой. Пацан выбрался сам, спрыгнул. Пашка не сразу понял, что стрельба закончилась. Заорали с той стороны поезда - банда опять лезла в вагон.
Машинально подхватив саквояж, Пашка побежал во тьму. Впереди мелькала светлая рубашка мальчишки, монашку пацан почти насильно волок за руку. Они свалились у кустов, и Пашка их догнал. Мальчик, ткнул рукой в темноту:
- Туда!
- Левее, лес ближе.
- Нет, они туда побежали.
Пашка не был уверен, что снова хочет видеть безумную барышню с ее разрубленной полуголовой. Ну, ее к дьяволу. Да и прапор-беляк туда же может утекать. Но мальчишка уже ухватил за рукав, потянул. Монахиня едва держалась на ногах, пошатывалась. У поезда опять шла стрельба, раздавались крики. Нет, нужно оттуда подальше убираться. Пашка, сжимая саквояж и пригибаясь, зашагал следом за пацаном. Сырая трава цепляла за сапоги, путала ноги.
Плохо. Два проникающих в брюшную полость, и еще ключица перебита. От последнего, скорее всего, майор и без сознания. Блузку Катя уже разорвала, прижала тряпки к ранам, - толку-то? Профессиональная медицинская помощь срочно нужна. Ну же, толстяк, очнись!
Эвакуировать человека в бессознательном состоянии невозможно. Неконтролируемый мозг может увести тело по любым координатам, и координировать такой Прыжок со стороны практически невозможно.
Давай, толстый, возвращайся. Хоть на минутку!
Левый глаз самой Кати ничего не видел, кровь заливала-заклеивала. Голова кружилась от кровопотери. Надо бы остановить кровь, пока сама не свалилась. Только касаться собственного лба девушка боялась, - по ощущениям, череп разрублен, а увидеть собственные мозги на пальцах - нет уж, увольте.
Ну, ты придешь в себя, сукин сын или нет? Давай - давай!
Катя стянула с майора пиджак, разодрала ворот рубашки. С силой похлопывала по шершавым щекам. Плеснула коньяка из полупустой бутылки.
Ресницы вроде бы дрогнули.
- Его, наверное, посадить нужно, - неуверенно сказал прапорщик. - При ранениях в живот....
- Пошли на хер! - зарычала Катя. - Вон отсюда! За кусты, пошли, суки! Живо!
Все четверо остолбенели. Монашка, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Пашка застыл на полусогнутых. Залитая кровью девка и раньше была на диво страшна, а сейчас, с белозубым оскалом на черном лице, вообще походила на чертовку.
Катя швырнула бутылку, угодила прапорщику в живот, - тощий очкарик хрюкнул, согнулся пополам.
Первым опомнился мальчишка, схватил за рукав свою спутницу, дернул за штаны Пашку:
- Уйти нужно.
Больше Катя не отвлекалась. Ресницы Виктора Михайловича вздрагивали. Он застонал, потянул руку к животу. Катя перехватила руку.
- Не трожь! Слышишь меня? Витюш, ты слышишь?
- Ну... пулемет...
- Хрен с ним. Сейчас уйдешь. Сразу в госпиталь. Все будет хорошо. Только ты продержись пару минут. Ты хорошо соображаешь?
- Да, - майор открыл глаза. - Тебя... что?
- Нормально. Так - сейчас представь двор 'К-ашки'. Живенько представь, с подробностями. Я активирую чип возврата. Держись две минуты. Понял?
- Понял. Катя... сможешь, доделай.... Важно.... Главное, его возьми...
- Хорошо-хорошо. Возьму. На посту 'К' сколько телефонов?
- Два, оба черные. Катя...
Девушка нащупала под кожей на груди майора зернышко капсулы, раздавила. Отшатнулась, сосредоточившись на воспоминаниях мельчайших деталей залитого летним солнцем двора родного отдела.
