- Ничего не сказала, - небрежно сказал Пашка. - Немножко больно сделала. Фига с два от нее увернешься. Джиу-джитсу. Слыхал, ваше благородие? Японская тайная борьба. Мне приходилось настоящих мастеров видать.
- И жив еще? Чемпион, однако.
- Где мне, я ведь только слегка французской борьбой балуюсь, - Пашка поиграл мускулистыми плечами. - Мне бы телесной массы поднабрать. Вот как война кончится, всерьез боксом займусь. Полезный вид спорта. Между прочим, господин-товарищ прапорщик, жрать уже весьма хочется.
- А ты, Павел, иди. Наверняка, где-нибудь поблизости сочувствующие найдутся. Насыпят борща с верхом. Мясо-то награбленного не жалко, самогона реквизированного - хоть залейся. Для того революцию и делали.
- Ты меня не цепляй. Революцию не для самогона делали. И ты гадов, вроде дядьки Петро, к нам не приплетай. Они враги революции еще поядовитее, чем ваш брат золотопогонник. С вами мы честно штыком да пулей управимся, а с ними еще ох как повозиться придется.
- Возитесь. Вы за четверть самогона друг по другу из трехдюймовок лупить готовы.
- Не, невыгодно. Снаряд подороже 'четверти' станет, - Пашка ухмыльнулся. - Ты, Герман Олегович, подумай-подумай, да к правильному берегу прибивайся. Ты ведь не из графьев. Ну, отчего тебе умом не принять правильное рабоче-крестьянское общество? Там и интеллигенции место найдется.
- Да пошел ты со своим обществом в три норы с приплодом, что б ваши ноги по всей мировой революции....
Пашка слушал загибы, кивал. Потом, когда прапорщик иссяк, рассудительно сказал:
- Ой, не зря мы с тобой, ваше благородие, здесь шляемся. Ума-разума набираемся. Тебя уже послухать приятно. Нет, спасибо Екатерине Георгиевне. А ты не торопись. Ругайся, присматривайся, всё одно к Советской власти мыслью придешь.
- Да никогда! Что б вы своим портяночным духом удавились, быдловатое племя.
- Ну что ты шумишь? Пацана напугаешь. Спокойнее давай, вот по пунктам разберемся...
Крапивы набрали целый ворох. Помяли, порубили, залили водой. Сидели, почесывались.
- Пашка, кто же она такая? - в очередной раз спросил Герман.
- Да кто ж ее поймет? Слушай, может лучше и не задумываться?
Катя вернулась уже после полуночи. Вывалилась из кустов, махнула на вскинувшего карабин Пашку.
- Бдите? Хорошо. Как насчет пожрать?
Хромала предводительница куда заметнее, плечо ее оттягивал солидных размеров мешок, опутанный обрывком веревки. Поклажу Катерина с отвращением брякнула у брички. Начала вытаскивать из-под измятого жакета оружие: пару наганов, маузер. Села на землю, скептически понаблюдала, как Герман разжигает костерок. Прот уже тащил треснутый, найденный у дороги чугунок. Крошечное пламя наконец разгорелось, чугунок занял свое место. Катя ткнула носком сапога мешок:
- Паек разберите.
Прот принялся извлекать порядком перемешавшиеся продукты. Очищая облепленный стружками шмат сала, сказал:
- Вовремя вы, Екатерина Георгиевна. А как там вообще?
- Городок симпатичный. Народ ненадоедливый.
- Ну, а больничка?
- На месте ваша больничка. Засада там была, - Катя начала, морщась, разуваться. -- Вот знакомца нашего там не оказалось. По -крайней мере, его мелодичного фальцета я не услыхала. Людишки сторожили пришлые, город знают неважно, потому мне и уйти удалось без особых проблем. Кстати, господин прапорщик, ваши белогвардейцы в городишке - ни ухом, ни рылом. Через весь город я драпала, юбки подбирая. С пальбой, с улюлюканьем. Господа в погонах хоть бы почесались. Нехорошо-с.
- Я здесь ни при чем. У меня алиби, - пробормотал Герман. - Я тут ваши галифе сторожил.
- Гран мерси. Прот, ты мне, пожалуйста, хоть подорожник найди. Отекла нога, едва я доковыляла. Еще этот мешок, что б ему.... Когда здесь нормальные рюкзаки появятся?
Катя завалилась спать, едва дохлебав щи. Остальной личный состав ужинал не торопясь, - в мешке оказались раскрошившиеся, но дивно вкусные пироги с яйцами. К тому же командирша принесла фунтик чаю, и трапеза вышла на славу. За чаем обсуждали последнее указание начальницы.
- Нужно отсюда побыстрее выбираться, - шептал Пашка, - это она совершенно правильно говорит. Только куда? Кругом нас ищут. К железной дороге не сунешься. Обратно к городу? Тоже не лучше. Обходить Мерефу и к югу на Борки подаваться? И куда мы тогда выйдем? Там уже сам Батька законы устанавливает. Что-то мне к нему не хочется, - Батьку разве поймешь?
- Если нас так активно разыскивают, нужно подальше уходить, и от больших сел, и от железной дороги, - пробормотал Герман, разглядывая при слабом свете карту. - Ваша Катерина Георгиевна вполне определенно выразилась:, главное сейчас - уцелеть. Вопрос, - каким образом? Но отсюда однозначно нужно уходить:, - лес небольшой, рано или поздно кто-то из крестьян на нас натолкнется. Можно, конечно, и их -, того... по рецепту нашей барышни. В овраге такие джунгли, что слона припрятать можно. Но, может, хватит смертоубийств?
- Как бы над нами самими смертоубийства не учинили, - заметил Пашка, вытягиваясь на спине и подсовывая под голову приклад карабина. - Что там по карте? Куда лучше драпать?
- Да что я тут разберу? Это же филькина грамота, в которую селедку заворачивали, а не карта. И местность совершенно незнакомая. Я здесь не бывал никогда.
- Можно, я посмотрю? -- нерешительно потянулся Прот. - Здесь, Герман Олегович, особо выбирать не приходится. Вот она, - железная дорога. Через нее сейчас перейти сложно. Сплошные поселки и села. Если и удастся перейти, по другую сторону чугунки тоже многолюдно будет. На север, к городу - наткнемся на заставы. Там не только нас ищут, там вообще войск полно. На юг, за Мерефу? По слухам, сплошные банды. А если сюда нам уйти, а, Герман Олегович? На восток?
- Может, и можно, - сердито прошептал прапорщик. - Только здесь карта оканчивается. Край ойкумены. Знаете, что это такое?
- Знаем, - отозвалась с брички Катя. - Вы, или шипите потише, или говорите нормально. Чего там есть, за гранью селедочной Ойкумены?
- Там два крупных села, за ними Тимчинский лес, - сказал Прот. - Место глухое. Возможно, нам в ту сторону странствовать? Там людей мало.
- Откуда знаешь? - недоверчиво спросил Пашка. - По грибы из монастыря ходил, что ли?
- Я там не был. Но там недалеко действительно монастырь стоит. Я про него слышал. И про Тимчинский лес тоже. Нехорошее место.
- Ты говори, говори, не стесняйся, - пробурчала Катя, не поднимая голову с мешка-подушки.
- О Тимчинском лесе дурное говорят. Нечистый там хозяйничает. Для защиты и опоры и возвели двести лет назад Свято-Корнеев монастырь, дабы диавола отпугивать.
- Предрассудки, - неуверенно сказал Пашка. - Монастырь возвели, чтобы у местного трудового крестьянства деньгу выманивать.
- Вам, Павел, виднее, - Прот пошевелил прутиком угасающие угли. - Я в политике не силен. Только в тех местах сел и хуторов мало. Да и Муравельский шлях тот нехороший Тимчинский лес издревле стороной обходит. Видимо, и в старину те места людям не нравились.
- Да, дорога здесь приличный крюк делает, - пробормотал Герман, силясь рассмотреть карту.
- Ну и хватит глаза портить, - Катя натянула пиджак на голову, глухо пробурчала. - В нашем случае, что на разъезд напороться, что на нечистого, - один фиг. Пулемет для мебели таскаем, и маузер у меня почти пустой. Нищета. Как там, Павлуша, поется? 'Так пусть же Красная, сжимает властно, свой штык мозолистой рукой?' Пардон, ты этого шедевра, должно быть, еще не слышал. Короче, придется сжимать
