практически принудительное, с особо строгой проверкой, не остался ли кто в бараке, всех ли поголовно согнали в “культяшку” слушать. И на этом собрании они начинают опять вдохновенно призывать, что надо всем обязательно вставать по подъему, ходить на зарядку и на завтрак, чтобы не цеплялись “мусора”. Т.е. вместо того, чтобы “мусорам” сопротивляться и звать к этому остальных – блатная сволочь работает у них на подхвате, агитирует за их “режим содержания” лучше, (или хуже) любых “общественников” и СДиПовцев. Вся рабская русская натура здесь как на ладони: не будем не то что пробовать бороться, а сами сделаем, что нам велят, добровольно, – чтобы хуже не было. Народ добровольных рабов и холопов... Мразь... Редко когда меня тут так выворачивало от отвращения к ним, как на этих их собраниях с агитацией за добровольное и сознательное хождение строем в столовую и поголовный выход на зарядку...
Да, и еще они смутно говорили, что это последний разговор, а если опять кто не послушается – будут “разговаривать по–другому”. Угроза мордобоем за невыполнение режимных требований? По–видимому, да. Причем от блатных. Забавно...
13–40
Быдло, быдло, быдло, какое же они тут все–таки быдло! Тупые скоты, а не люди, чернь, мразь, слякоть, биомасса, примитивные одноклеточные существа, тупорылые и ни о чем не имеющие понятия. Зачем такие вообще на свете живут, не пойму. Общаясь в Москве, в своем кругу, с интеллигенцией, – можно ли вообще вообразить существование на свете до такой степени тупых, примитивных, невежественных, неотесанных и хамоватых существ? Из породы тех, что не могут сесть на шконку – свою или чужую – просто так, как нормальные люди, – а обязательно с ногами, задрав ноги прямо на кровать (как мой сосед и по прошлому проходняку, и – теперь, увы – по нынешнему). Абсолютнейшая нечисть, биомасса, одноклеточные существа, абсолютно недостойные зваться людьми, немыслимые в роли людей. Люди – это те, у кого образование и приличные манеры, как минимум. А этих – лучше всего на мыло перерабатывать, или на удобрения, сколько их есть.
14–34
Вернулись с обеда.
Отделить себя от этой мрази и жестко, решительно противопоставить ей – первое, что должен сделать приличный человек, попав в такую среду. “Понять закономерность совершающегося и найти в этой закономерности свое место – такова первая обязанность революционера” (Троцкий).
Среди них есть такие экземпляры, с которыми не то что рядом, в одном помещении находиться, – а даже просто в каком–то одном звании состоять, на равных (будь то звание зэка в ИК–4, гражданина России или землянина), – глубоко, непереносимо оскорбительно для всего твоего существа. Настолько они чужие и никчемные, нелепо неприменимые ни к чему не только в твоей жизни, но, кажется, и ни к чему на свете вообще, в жизни всего человечества. О защите прав таких существ, всей этой воровато–пьяноватой сиволапой биомассы просто так, ради них самих – не может быть и речи! Только попутно, мимоходом, – незаслуженным подарком от нас в ходе защиты НАШИХ прав. А их – лучше б и правда всех в переработку на мыло!
“Подварим, что ль?” “Покурим, что ль?” “Покурить–заварить” – вот их главные здесь заботы, мировые, космические проблемы их крохотной одноклеточной вселенной. Уже с первых минут рассвета, задолго до подъема, они бегут, несутся, скачут с топотом на “фазу” с кружками, банками и кипятильниками. “33–я” (кружка 0,33 литра), кипятильник, чайник – их сакральные предметы, можно их хоть на гербе изображать, как серп и молот. Чай и табак – их манна небесная, высшие святыни их бытия, предметы исступленных мечтаний и неустанных круглосуточных поисков. А к любой вопросительной фразе они – надо, не надо – прицепляют “что ль” или “что ли”, отчего фраза приобретает этакое пренебрежительное, сверху вниз снисходительное звучание. “Нитки есть, что ль?” “В ларек пойдешь, что ль?”.
7.7.08. 12–48
Проверка под ливнем... В 12, как раз перед проверкой, вдруг все жутко почернело, загремел гром, – в общем, ясно было с самого начала, что без ливня не обойдется, Ждали минут 15, – наконец, полил. Страшный, безумной силы ливень. “Контролеры”, числом 3, пережидали его на 8–м, – видимо, где застал их. Вроде стал послабее, – один идет к нам. “Выходим строиться!”. Выходим, а он идет в барак – считать там “больных”. Ждем его – а ливень опять усиливается. Народ, чуть подумав и повозмущавшись, бежит обратно в барак и собирается в предбаннике.
Приходит тот же контролер и возмущенно выгоняет опять. Мол, “не сахарные, не растаете!”. Падаль такая... На просьбы посчитать здесь, в бараке – “не буду я здесь никого считать! Выходим строиться, я сказал!”. Построились, посчитал, а ливень – вполне приличный, затихать не думает. В результате – хорошо, что вместо летней куртки от костюма догадался одеть телогрейку, оставленную “ночным”. Но брюки, особенно внизу, – сплошь мокрые, как и казенная тряпичная шапчонка на голове. И – казенные ботинки, моя надежда на случай всех дождей, тоже – левый слегка промок.
10.7.08. 19–50
Ничего не происходит, 3 дня не о чем писать. Жара, изнуряющая духота, расслабленность и усталость. Сейчас вот, видимо, собирается гроза, тучи еще не черные, но уже густые (очень красиво!), сверкнула уже молния, – а в бараке все равно духотища, хотя почти из всех окон уже повынимали стекла и заменили марлей (до холодов стекла, естественно, не сохранятся, побьются, – осень предстоит веселая...).
Единственная новость – таки сломали наконец полностью прогнивший “плац” из поломанных досок во дворе барака. При этом в “локалку” навезли кучу битого кирпича, свалили прямо у калитки. Будут вместо досок мостить кирпичом? И когда, – в этом ли году, или не раньше 2009? Посмотрим...
За эти дни только одно и было принудительное построение у столовой – сегодня после ужина, каким– то мелким, никому даже по кличке не известным “мусором”. 13–й отряд, по его требованию и при закрытой “локалке”, построился, он велел открыть и выпустить. Но когда туда же сразу потянулся и 12–й, непостроенным еще стоявший здесь же – “мусор” было велел СДиПовцу закрыть калитку и не выпускать. Однако 12–й отряд на это просто не обратил внимания, всем потоком вылился в эту калитку, так что закрыть ее было просто невозможно, и пошел себе домой, не обращая на жесты и угрозы “мусора” ни малейшего внимания. Редкий (и слабый еще) пример того, как действительно надо себя с ними вести (если уж не убивать их).
11.7.08. 19–31
Выключают свет. После обеда на несколько часов, потом вроде включили, и вот, только собрался сейчас ужинать, – опять!!.
Жить здесь, между тем, становится все труднее. Гайки понемногу, не сразу заметно, но закручиваются, быт становится все менее пригодным для жизни. “Локалка” теперь постоянно закрыта, надо звать СДиПовца открыть. Ни в какую баню одному, заранее, как зимой, – теперь нечего и думать. 3 (!) препятствия на пути вместо прежних 2–х.
Который раз уже (явно не первый) зашли сегодня в ларек – пусто, ничего нет, только хлеб. Даже тушенки, всегда бывшей, уже нет, а в тот раз – уже не было сардин, тоже прежде бывших постоянно и которыми и я питался нередко. Только остались хамящие продавщицы, да еще так идиотски устроен ларек: 2 окна – в одно с фамилиями на первую половину алфавита, во 2–е – на 2–ю. В одном какого–нибудь товара может не быть, а в другом – есть, но там тебя не обслуживают, и оттуда не возьмешь. Говорю сегодня в том (не моем) окне продавщице: “Вот у вас конфеты шоколадные есть, а в том окне – нет...”. Конфеты лежат прямо перед ней на прилавке. Она – грубым тоном: “Ну и что?! У меня тоже нет!..”.
13.7.08. 8–36
Мрачная годовщина. Ровно год я уже здесь, в Буреполоме, в этой проклятой зоне. Ровно год назад, 13 июля 2007, привезли сюда из Нижнего, – и этап этот был, наверное, самым тяжелым испытанием в моей жизни. Главным образом, конечно, из–за совершенно неподъемного баула, который мне приходилось переть с переломанным позвоночником и больной ногой, которая от такой нагрузки болела адски. Да еще 14 часов сидения в “столыпине” (7 – в дороге, но и 7 – до отправления, просто так, с 7 вечера до 2–х ночи), в переполненном купе, на жестком сиденье (адская боль от этого в спине), обливаясь потом от духоты, в насквозь промокшей от пота одежде, ни повернуться, ни облокотиться даже (не то что – лечь), зажатым со всех сторон. Приехали – первым делом получать форму, потом – многочасовое ожидание шмона в запертых прогулочных двориках ШИЗО, потом – шмон, баня и, наконец, размещение в карантине. Хорошо помню, что после этого кошмарного дня (и ночь перед тем не спал ведь), после таскания баула (даже и облегченного
