(и не оно одно), купить что–либо оно просит никоим образом не для себя, не подумайте, а только и исключительно “на общее”...
А из дома меж тем тогда же, перед обедом, пришли вести очень мрачные. Единственный ученик, пока что найденный матерью, уезжает с 5 ноября на 25 дней в командировку. Так что, если не найдутся до тех пор новые, – кроме пенсии и остатков старых сбережений (уже почти истраченных), у нее не будет никаких доходов. И это в то время, когда на конец ноября, на длительную свиданку, ей надо будет везти не только передачу мне, но и жратву для нас с ней самих на 3 дня свиданки.
Почти полнедели 126–й уже прошло. Осталось 125 с половиной. 126 бань. 879 дней.
16–37
Кого тут, кстати, собрали, черт побери? Мало того, что ворье, жулье, бандиты, грабители, разводилы, всяческая шваль, привыкшая жить за чужой счет, – еще и наркоши, отребье наркоманское. Сидят, допустим, по 228, но на воле, конечно же, воровали, грабили и т.д. Как тот же Лазарев в Москве. И тут, по соседству, можно, как я слушал и в Москве по тюрьмам, наслушаться задушевных разговоров, как они “варили”, как кололись и какой у кого был “приход”. И, если честно, это рождает (точнее, еще больше усиливает) чувство превосходства над ними. А встречаются тут и молодые идиоты, которые на полном серьезе говорят, что надо в жизни попробовать все. Почему бы, непонятно только, им не попробовать прыгнуть с 9–го этажа. А некоторым я на свой личный счет купил бы дозу героина в 10 раз больше их постоянной нормы, – только с тем, чтобы они попробовали вколоть ее сразу...
Это с непередаваемой рожей существо, живущее в моем проходняке, кстати, воевало в Чечне (единственный сколько–нибудь значимый факт в биографии), а кроме этого – было тоже наркошей, и с таким же (постарше) соседом охотно обсуждает эту тему. Это полностью подтверждает то, что писал “Кавказ–центр” (и даже есть такая – не дословно, конечно – фраза оттуда в моем приговоре), что русская армия в Чечне – это сброд спившихся, обколотых наркотой, полностью потерявших человеческий облик выродков и бандитов.
23.10.08. 9–40
Опять ужасная, мучительная, злая тоска с утра. Как же все–таки тошно тут просыпаться... Тоска, ненависть, боль, обида... Когда пошла 2–я половина срока, уже целый месяц от нее прошел, – вроде стало мне полегче, повеселее, поспокойнее на душе. Все–таки к концу дело уже двинулось, забрезжил впереди чуть–чуть просвет, какой–то еще неясный, но уже возбуждающий надежду. А вот сегодня – опять... Ведь все–таки 878 оставшихся дней – это еще очень–очень много. Это 2 полных года, 9–й и 10–й, плюс еще 2 небольших “хвостика” – сейчас до Н.г., 2001 – от Н.г. до 21 марта. За это время еще может случиться все, что угодно. И выживание здесь, доживание до конца срока в этих экстремальных условиях вовсе не гарантировано. Я не боюсь смерти, видит бог (в которого, впрочем, тоже не верю :). Но постоянные унижения, из которых здесь состоит вся жизнь, постоянное чувство, что тебе плюют в душу и топчут ее ногами – это для нормального, осознающего свое достоинство человека гораздо хуже смерти...
За моей кошкой Манькой гоняются местные коты; один из них – серый дымчатый Тихон – сейчас с воплями гнался за ней с улицы прямо до моей шконки, куда я и посадил немедленно бедную Маню, спася ее тем от этих злобных преследований... :))
Выработалась уже зависимость от звонков матери, от постоянной связи с ней – если не 2 раза в день, то хотя бы 1. Так же, как когда–то в 509–й хате на “пятерке” была зависимость от регулярных приходов адвоката Голубева с письмами от нее. Но вчера она вечером не звонила – это я догадался правильно, чутьем понял, – будучи в полном расстройстве от мрачной новости об отъезде ученика.
10–55
Вернулся из ШИЗО спец по наколкам и открыткам, живущий надо мной. Открытки и пр. он художественно “подписывает” прямо здесь же, на шконке, и опять целое стадо (первый – долговязый уродец–соседушка, о котором см. выше) собирается и завороженно следит за его работой, – наглухо перекрывая этим вход и выход из проходняка (узенького как щель, – Уже моих плеч!) и загораживая и без того слабенький свет единственной лампочки. Скоро выйдет оттуда же, из изолятора, еще один – дебил, даун, у которого это честно написано прямо на лице (был шок, когда в 1–й раз в том году, едва сюда приехав, его увидел), – и вся обычная теплая, дружная компания 4–х дебилов, постоянно тусующихся в нашем щелевидном проходнячке (т.е. начисто лишающая нормальной в нем жизни меня и др.), будет опять в сборе...
Да, осень уже в середине, зима приближается – и, видимо, она будет жуткая. Не только по холоду, но и по быту, по всем этим тягостным вечерам в тесноте и полутьме, по жутким выскакиваниям на ледяную “зарядку” в мороз, на верную простуду и пр. в 6–10 утра, по безденежью и прочим трагическим обстоятельствам дома... Перед наступлением зимы меня и всегда, с детства охватывал какой–то темный ужас, какие–то смутные, мрачные предчувствия, –но такого мрака на душе, как год назад, здесь же уже, да и как сейчас, – не было, по–моему, никогда...
Через несколько дней исполнится 20 лет со дня смерти бабушки...
24.10.08. 10–13
Жизнь среди грязи, мрази, дряни, слизи, вечной нечисти и погани вокруг. Как же я их всех, ВСЕХ ненавижу, господи!.. Если б кто–нибудь знал... Вечный шум, гам, бедлам... Беготня и суета вокруг, мельтешение сотни мерзких рож, их юркое снование туда–сюда, – в точности как у крыс, – не прекращающееся ни днем, ни ночью... Еще и с других бараков приходят... Опять в соседнем проходняке воняет брагой, прямо рядом со мной, – там, под соседней шконкой, стоит 10–литровая бадья (пластмассовое ведро из–под краски, оставшееся от ремонта), и эти жуткие хари то и дело лазят туда, черпают эту вонючую белую (от сгущенки) бурду кружками и с наслаждением тут же ее выжирают. Новенький один особенно часто: 18 лет, огромный, выше меня, здоровенный, шумный, постоянно снующий и горланящий, – прямо по роже, прямо сразу видно, что даун... Туда–сюда, туда–сюда снуют весь вечер, таскают эти ведра с пойлом, чайники с кипятком, лохани со столовской соленой селедкой... Бедлам. Сумасшедший дом. Хочется одного: покоя и тишины, возможности “остановиться, оглянуться”, в тишине и покое прислушаться к себе, к своим мыслям, подытожить и проанализировать...
Но эту нечисть вокруг интересуют только брага, карты, сигареты, чифир, чай, “чай на чифир” и т.д. Мразь, грязь, слизь... Прямо по Нестеренко, только без кавычек. С матерью поговорить опять вчера вечером не дали, не подозвали. А зависимость уже чувствуется, дает себя знать.
25.10.08. 9–05
На улице до сих пор туман. Он был еще с подъема, – сперва в темноте, потом рассвело, и он стал виден яснее. Туман, не до конца еще занявшееся утро, и в тумане горят зоновские фонари. Увы, эти фонари тут подсвечивают и, можно сказать, определяют всю жизнь большую часть года, – кроме разве что лета, когда их поздно включают и рано гасят
Очень не хотелось, но пришлось–таки с утра, сразу после завтрака, сцепиться с этим дебильным чмом в проходняке. Я несу ставить под шконку свои ботинки – а оно нагло, как всегда, стоит в проходняке, закрывая возможность войти, и наблюдает, как дебил–татуировщик на 2–м ярусе надо мной колет машинкой какую–то надпись на ноге другому дебилу, молодому и только летом “поднявшемуся” сюда. (Колоть надписи на ногах, как и вообще любые наколки, может только конченный дебил и идиот, это совершенно несомненно.) Короче, я сказал ему прямо в лицо, что оно – быдло, и еще пару теплых слов. Оно в ответ проявило агрессию, а я – готовность эту агрессию отразить так, что мало не покажется. Засим дело не кончилось ничем, но пропустить меня туда–обратно, пока наверху кололись эти наколки, ему таки пришлось.
Жизнь среди грязи мрази, слизи... Жизнь среди нечисти... Ужас... Ни одного, абсолютно ни одного нормального среди них нет, все как один – мразь. Прикрываются этакой общинно–коллективистской, прямо–таки коммунистической моралью, а сами только и смотрят, как бы что урвать себе или просто украсть. Призывают жертвовать на “страдающих за тебя” в ШИЗО “страдальцев”, а наутро просыпаешься – то пакета нет, то все баулы расстегнуты... Типа. не “пожертвуешь” добром – все равно, они так возьмут. Ничего нигде нельзя оставить – и в каптерке воруют из баулов, и под шконками. В раздевалке регулярно пропадают шнурки – хорошо еще, если только шнурки, а не сами ботинки. Ты хочешь спать, или болеешь, тебе надо лежать в покое и тепле, – а эти мрази снуют вокруг тебя туда–сюда, гомонят, ржут, усаживаются чуть ли не на голову тебе – пить свой чифир, или играть в карты, или лазят под шконку за своей вонючей брагой, попутно проливая ее на твою кровать и на тебя... Нелюди. Выродки. Свет ночью не дают по часу и
