на мотоцикл и вернулся в Уилверкомб даже более чем убежденный, что Перкинс — бессовестный лгун. Инспектор Умпелти согласился с ним.
— По-моему, неестественно для столь нездорового человека, что он начинает беспокоиться о точности во времени до минуты, когда добирается до какого-либо места. Трудность состоит в том, что когда он утверждает, что видел Велдона, мы не можем доказать, что это было не так. Что же нам теперь делать?
— Ну, сэр, — предположил Ормонд, по-видимому, не соглашаясь с собеседником, — я считаю, что если Велдон или еще кто-либо проезжал на лошади вдоль берега между Дарли и Утюгом, то кто-то же должен был его видеть. Опросили всех людей, проходивших по верху утесов примерно в это время?
— Конечно, мы подумали об этом, мой мальчик, — мрачно ответил инспектор. — Я допрашивал каждого, кто проходил между часом и двумя, и оказалось, что ни одна живая душа не видела лошади.
— А как насчет тех людей из коттеджей?
— Насчет них? — инспектор хмыкнул. — Можете не сомневаться, они вообще ничего не видели — даже того, что им надо бы видеть, в первую очередь, что касалось старого Поллока, а мы убеждены, что он имел какое-то отношение ко всему этому. Тем не менее, пойдите и попытайте с ними счастья еще раз, если, конечно, хотите, молодой человек, и если вам удастся чего-нибудь выведать у них, то я отдам вам должное. Старый Поллок просто вышел из себя и ни он, ни его зять Билли Маггеридж, ничего не расскажут полиции. Однако поспешите туда. Вы — симпатичный холостяк, и, как знать, может, вам удастся что-нибудь выведать у женского населения.
Покрасневший Ормонд соответственно отправился к коттеджам, где, к своему огромному облегчению, обнаружил полное отсутствие мужчин, и встретился с женщинами, склонившимися над лоханью со стиркой. Сначала никто не принял его достаточно сердечно, но после того, как он снял с себя форму и подал молодой миссис Поллок каток для белья и принес миссис Маггеридж из колодца две тяжеленных кадки с водой, атмосфера стала менее холодной, и ему удалось задать несколько вопросов.
Однако результаты оказались неутешительными. Женщины очень хорошо объяснили, почему они не видели никакой лошади или всадника в четверг, 18 июня. Семейные обеды были съедены как обычно — в двенадцать, а после обеда надо было заканчивать глажку. Так что все взгляды были прикованы к стирке, как, кстати, мог убедиться сам мистер Ормонд, и миссис Поллок, и миссис Маггеридж были всецело заняты ею. Еще были дедушка и бабушка Поллоки и Джем, они занимались отдельно рубашками и воротничками, а молодые Артур, Полли, Рози, Билли Маггеридж и Сюзи, Фанни, маленький Дэвид и малыш Дженни Маггеридж.
Чарльз, за которым присматривала миссис Маггеридж попутно, так как Дженни находилась на службе, все занимались работой; они часто стирают и не заканчивают стирку аж до самой субботы, и вы не представляете, сколько надо принести воды для стирки мужских свитеров и носков. Тем днем никого дома не было, по крайней мере наверняка до трех часов дня, пока Сюзи не пошла в передний сад за картошкой, чтобы почистить ее на ужин. Сюзи видела тогда джентльмена, одетого в шорты и с рюкзаком, который поднимался по тропинке от берега, но он не может быть тем джентльменом, о котором хочет узнать мистер Ормонд, поскольку позже он приходил с леди и рассказывал им о найденном трупе. Тем не менее, мистеру Ормонду, наверное, будет очень приятно услышать об этом джентльмене. На нем были очки в роговой оправе, и он поднимался по тропинке «где-то между 15.30 и четырьмя» и вышел прямо на дорогу, ведущую к Лесстон-Хо. Судя по всему, это был Перкинс, и короткие подсчеты показали, что указанное время довольно хорошо соответствует рассказам и Перкинса и Гарриэт Вэйн. Гарриэт встретилась в ним примерно через милю в четыре часа. Но это ничего не доказывало, и критический период времени между 1.30 и тремя по- прежнему оставался таким же неясным, как и прежде.
Озадаченный и неудовлетворенный, Ормонд медленно побрел обратно по дороге, отметив, что берег отсюда почти не виден. Фактически проглядывалась примерно только одна миля и обе стороны Утюга, так как дорога проходила совсем близко от утесов. Между ними расстилалось широкое поле, а вершина скалы скрывала берег из поля зрения. Любой мог без всякого риска проскакать на лошади среди бела дня, совершить на Утюге убийство; и также совсем неудивительно, что путешественник, идущий по этой дороге, мог не заметить гнедую лошадку. Но существовала ли она вообще? Это доказывала найденная подкова и рым-болт, забитый в скалу. Констебля Ормонда особенно волновал этот рым-болт: если он там находился не для того, чтобы привязывать лошадь, то для чего же тогда? И по самому последнему предположению Уимси выходило, что лошадку одну отослали обратно, прежде, чем она достигла Утюга.
С точки зрения убийцы это было странное действие. Как он мог быть уверенным, что животное вернется обратно, а не станет бродить вблизи того места, привлекая внимание? В сущности, после неистовой скачки 4, 5 мили, было более вероятным придерживаться именно этой версии. Если не принимать во внимание рым-болт, то просто невозможно привязать гнедую кобылку где-то еще, чтобы позже забрать ее. Но возможно ли это? Ведь на берегу не было ни столбика, ни волнолома, к которому можно было привязать ее, а если убийца подвел ее прямо под скалу, тогда должны были остаться две линии следов — лошадки, по ее прибытии, и его собственные — по возвращении. Но констебль мог поспорить на все, что угодно, и это очень важно, а не происходило ли все на некотором расстоянии от Утюга?
Чтобы убедиться в правильности подобной точки зрения, стоило возвратиться и осмотреть берег.
Ормонд так и сделал, поднялся до Утюга, спустился как раз по той же самой тропинке, которой воспользовалась Гарриэт, и с трудом проехал на своем мотоцикле вдоль подножия утеса в направлении Дарли. Примерно после получасовых поисков он, наконец, обнаружил то, что искал. Там, где когда-то скала обвалилась, имелось углубление. В нем, зажатый между валунами, находился большой деревянный столб, который, очевидно, когда-то составлял часть какой-то ограды — несомненно, она была установлена, чтобы удерживать людей или животных от хождения по опасной зоне около полуобвалившейся скалы. Если гнедая кобылка находилась здесь, ее можно было легко привязать к этому столбу, и, благодаря нависающей части скалы и груде упавших камней, практически нельзя увидеть ни со стороны моря, ни сверху со стороны дороги.
Это открытие доставило Ормонду огромное удовольствие, но он обрадовался бы еще больше, если бы ему удалось обнаружить еще какой-нибудь определенный знак, что, собственно, и произошло чуть позже. Песок здесь был настолько рыхлым и сухим, что, конечно, нельзя было рассчитывать на какие-нибудь сохранившиеся следы там, куда доходил прилив, и, хотя Ормонд тщательнейшим образом обследовал при помощи лупы столб, он не смог найти никаких признаков, что его использовали для привязи лошади. В этот момент для Ормонда остатки волокон от веревки или лошадиный волосок-два были бы во сто крат ценнее, чем крупная денежная купюра; кучка конского навоза ценилась бы им по своему весу как рубины. Но ничего из этих простых, некрасивых признаков не вознаградило его ищущий взгляд. Перед ним был лишь столб, расщелина в скале и больше ничего.
Резко тряхнув головой, он подошел к кромке воды и быстрой походкой направился к Утюгу. Он обнаружил, что если очень спешить, да притом с большим усилием — то молодому, одетому в форму констеблю, чтобы добраться в жаркий летний день до скалы, понадобится двенадцать минут. Она находилась слишком далеко. Пять минут ходьбы — это самое большое, что, вероятно, мог себе позволить Велдон по расчетам Уимси. Ормонд снова поднялся на скалу, оседлал свой мотоцикл и начал мысленно подводить итоги.
Когда он приехал в полицейское управление, эти итоги окончательно сформировались.
— Вот какой я вижу путь, — сообщил он суперинтенданту Глейшеру. — Мы придерживаемся версии, что Перкинс обеспечивал алиби для Велдона. Допустим, что все было наоборот. Предположим, что Велдон обеспечивает алиби для Перкинса. Что нам известно о Перкинсе? Только то, что он — школьный учитель и что, похоже, никто не видел его с мая. Итак, он утверждает, что спал в Уилверкомбе и тем утром не выходил из дома до часа дня. Прежде всего тут — небольшая неясность. Он предоставляет единственное доказательство — что купил какое-то лекарство у аптекаря, — но не помнит аптекаря и не уточняет времени. Теперь нам известно, что Велдон в то утро находился в Уилверкомбе, и ЕГО время тоже не совсем ясно. Допустим, эти двое встретились и обо всем договорились. Перкинс приходит в Дарли и достает лошадь.
— Нам надо выяснить, видел ли кто-нибудь, как он проходил через поселок.
— Именно так, сэр. Естественно, нам придется все проверить. Однако, отмечу, что он действительно добрался туда примерно в 1.15 или около этого. Тогда у него была масса времени доехать на лошади,
