Так точно, товарищ воентехник, уверен.
— Пошли тогда доложим на главный пост, попросим у них «добро», — и Осинин зашагал в сторону радиостанции, замаскированной на косогоре.
Через несколько минут «Редут» закрутил антенной. Дежурная смена — старший оператор, оператор- телефонист и инженер на четыре часа засели в затемненном фургоне. Осинин, прежде чем закрыться с ними, еще раз обошел «дозор» и осмотрел позицию. «Установка работает, а вроде ничего внешне не изменилось», — удовлетворенно подумал он.
Осинин не успел вернуться к фургону, как мощная канонада расколола тишину. Содрогнулась земля, и воентехнику показалось, что сейчас у него лопнут барабанные перепонки.
— В укрытие! Станцию не выключать! — что есть силы закричал Осинин и побежал к установке.
В аппаратной было жарко. Снаружи ухали взрывы, но «редутчики» внимательно следили за движением вражеских самолетов. Через каждые две минуты их донесения передавались на главный пост.
Фашисты начали невиданный доселе штурм города, нанося массированный удар в районе Пулковских высот. Танки, самолеты, пехотные части обрушились на защитников важного плацдарма…
— Что мы тут сидим, как мыши! — не выдержал Калашников. — Не могу больше, товарищ лейтенант. Надо помочь!
— Отставить, сержант! — остановил его Ульчев. — Вам скоро на пост, менять старшего оператора.
— Ну, хоть отсюда, товарищ лейтенант, залпом выстрелим по гадам. У нас же оружие!
— Ни в коем случае! Не хватало, чтобы нас засек их корректировщик…
Слова Ульчева потонули в грохоте. Фашисты перенесли артогонь на развалины обсерватории. Били методично, через равные промежутки времени. И вдруг стали стрелять бегло, словно по линейке, сначала вправо от нее, потом — влево…
— Сволочи! Они же нас накроют! — вскричал Ульчев, видя, как снаряды ложатся все ближе и ближе к позиции.
Надсадный свист заставил всех пригнуться. Рвануло так, что осыпалась земля в блиндаже. Ульчев, а за ним Калашников выскочили оттуда. Ярко вспыхнул сушняк. Осколки впились в фургон аппаратной «Редута». Открылась дверь фургона, и показался Осинин. Его лоб был окровавлен.
— Ульчев, всех на тушение пожара! Сам — проверь силовую. Калашников — за экран, наблюдение не прекращать! — прохрипел он и присел на лесенку. Добавил, стирая застилающую глаза кровь: — Старший оператор и дежурный офицер убиты. Окажите помощь телефонисту, он ранен в плечо.
Люди заметались по позиции. Осинин поднялся, держась за металлические перила, сошел на землю и направился к силовой установке. Навстречу ему уже бежал Ульчев.
— Все в порядке, товарищ воентехник, движок работает, напряжение на фазы подается! — доложил лейтенант и обе-спокоенно спросил: — Вы ранены?
— Царапина… Где ящики с запасными лампами?
Ульчев кинулся к машине, выволок зеленый металлический коробок. Инженер осторожно взял его и поднялся в фургон.
В аппаратной санитар перевязывал оператора-телефониста. Тот морщился и скрипел зубами, но телефонную трубку из рук не выпускал. Калашников диктовал цифры. Потом оторвался от экрана:
— Товарищ инженер, мощность излучения очень слабая, километров на тридцать, не больше.
Осинин и сам видел, что осколками повредило ряд блоков, из генераторного отсека струился дымок. Он отключил отсек, заменил несколько ламп, включил его, начал крутить ручки настройки. Ладони были липкими, кровь стекала по лицу, во рту пересохло.
— Только не выключать… Не выключать установку! — шептал он.
Калашников напряженно всматривался в экран и выкрикивал в телефонную трубку донесения. Телефонист тихо стонал. А за продырявленными фанерными стенками фургона бойцы боролись с огнем, латали маскировку… Что можно было еще сделать! Натужно крутилась антенна.
Из журнала «Вперед!»:
«…Подвиг «Редута-4», расчет которого, оказавшийся под обстрелом, не покинул боевой пост и продолжал вести наблюдение за воздухом, с быстротой молнии облетел все «дозоры». Мы гордимся нашими боевыми товарищами!.. Месть сжигает наши сердца. Нет, врагу нас не сломить!
Старшина Г. Субботкин».
Глава V
«Совершенно секретно. Соловьев — Лобастову. Последние бои показали, что противник создает искусственные помехи нашим радиотехническим средствам воздушной разведки. Отсюда следует вывод, что он в какой-то мере осведомлен о «Редутах». Полученная информация от товарищей из особого отдела подтверждает мысль и о возможной попытке противника обезвредить установки проведением разведывательно-диверсионных акций. Приняты соответствующие меры, направленные на усиление бдительности личного состава, обеспечение сохранности радиоулавливателей самолетов, их действий в глубокой тайне. Прошу ваших указаний и рекомендаций по использованию рабочих режимов техники в создавшейся обстановке, более скрытному и эффективному ее применению».
«Совершенно секретно. Лобастов — Соловьеву… Есть решение об эвакуации радиозавода. Последняя изготовленная партия — две установки РУС-2 на днях будут переданы в распоряжение вашего радиобатальона. Разработчики считают, что для повышения помехоустойчивости «Редутов», скрытности их работы необходимо шире использовать имеющийся диапазон радиочастот, своевременное и четкое комбинирование ими. Схему прилагаю…»
Мухин проснулся от резкого толчка в плечо. Встрепенулся, сел на нарах, спросонья ошалело озираясь. Тьма и спертый воздух — точно находишься в погребе. Но, услышав частое, свистящее дыхание, понял, кто стоит рядом. «Опять падла астматическая, змея ползучая», — выругался он про себя и заныл:
— Ну сколько можно, господин Заманский? Ведь я все рассказал!..
— Нэ скулы, щенок, корешей побудышь, — зашипел астматик. — Шеф зовет, быстро одевайсь!
Он зашаркал к выходу, в приоткрывшуюся дверь ворвался сноп света, будто там, за ней, включили кинопроектор, в лучах которого фигура надзирателя запрыгала бесформенной тенью. Дверь глухо прикрылась, снова навалилась темень. «Чертова мышеловка, — тоскливо подумал Мухин, отыскивая наощупь брюки, гимнастерку и натягивая их на себя. — Вот ведь влип — ни днем ни ночью нет покоя. Что им, курвам, от меня надо?»
Идя за Заманским по выложенному белым кафелем коридору, он невольно сжимался от гулкого буханья сапог. Его мутило: «Лишь бы обошлось без пыток. На все соглашусь! Только бы не видеть красные раскаленные клещи. От одного запаха, который исходит от них, дурно становится, ноги подкашиваются. За что ж такие муки!»
А поначалу Мухин представлял, что все будет иначе. Не зря же он выкрал из НИИ чертежи, выполняя инструкции Анатолия Моисеевича? Не зря сел за решетку?! И потом, после амнистии, разве не рисковал он, когда роту, в которую был зачислен «для искупления вины», бросили в бой и он сдался в плен? До сих пор поджилки трясутся, когда вспоминается этот кошмар. Запросто мог отдать концы, и жрали бы его сейчас черви на этом чертовом Лужском рубеже. Это счастье, что легко отделался, а затрещина, которую ему влепил рыжий немец, когда он дрожал перед ним с поднятыми вверх руками, — не в счет…
