в декабре переводил, – все потеряли.
– Я же тебе еще в октябре это говорил, – сказал я.
– С головой у тебя все нормально. С другим местом проблемы, – пошутил Артем, но, вспомнив о том, что Элла в машине, решил не развивать тему.
Мы неслись на его «Мерседесе-190» со скоростью, примерно соответствующей номеру модели. Артем пространно рассуждал о проблемах, связанных с финансовым бизнесом.
– Ну, судя по машине, за эти полгода были не только неудачи, – начал я.
– Нет. Машина с ноябрьской сделки куплена. Ждал три месяца. В январе из Бундеса пригнали. В этом году – первая серьезная сделка.
Артем сказал, что сейчас проект намного серьезней продуман.
– Все рычаги воздействия у меня. Западники – тоже мои. Кредит я уже почти получил. А идея за основу взята октябрьская, но только без «Тристара».
– Борис с тобой? – спросил я.
– Конечно, такие дела в одиночку не делают. У нас команда. Я тебя познакомлю с Натаном, а Игоря ты еще со времен компьютерных приставок должен помнить, – ответил Артем.
– Только Сэма не хватает, – пошутил я, – с его «Бриками».
– Сэма я через две недели увижу, – ответил Артем, – надеюсь, он уже разорился на своих бетономешалках.
Я понимал, сколько потерял из-за своего ноябрьского турне, и за то, что я сейчас «не в теме», винить надо было только себя.
При подъезде к Вильнюсу Артем сбросил скорость и пристегнулся.
– Литовцы лютуют, – сказал он.
– Сколько времени мы здесь пробудем?
– В пять часов встречаемся у машины; если меня не будет, то в семь, потом через каждый час.
Вильнюс мне очень понравился, несмотря на то что времени оценить город почти не было.
Хотя, на мой взгляд, Вильнюс не такой яркий, как Рига или Таллин, но Кафедральная площадь с собором, улица Великая с часовней Аушрос Вартай и Замковая гора с башней Гедиминаса стоили отдельной поездки в этот прекрасный город.
Посмотрев на город с обзорной площадки, откуда открывается великолепная панорама Старого города и долины реки Нярис, в пять мы были уже у машины.
– На этот раз все должно пройти нормально, – сказал Артем. – Ну так с чем ты пожаловал?
Дождавшись своего часа, я рассказал Артему о своей идее – еще до отъезда в Ригу я составил все расчеты и был готов ответить на любые вопросы. Артем внимательно слушал меня.
– Сколько ты планируешь поднять на этом? – начал Артем.
– Не меньше пятисот тысяч, без налогов, но с учетом процентов по кредиту.
– Ясно. Пятьдесят пять копеек с вложенного рубля, а за какой срок?
– За полгода примерно.
– Ну вот смотри. Я за два месяца удваиваю сумму. Зачем мне вкладывать деньги в твой невыгодный проект?
– Он рентабельный, просто не такой, как твой.
– Знаешь о понятии «абсолютная эффективность»? Допустим, у тебя есть миллион и ты, сидя над нефтяным слоем в Техасе, вкладываешь деньги не в вышки, а, скажем в лесопилку на Аляске. Нефть даст через год три миллиона, а лесопилка сто тысяч. При этом лесопилка будет прибыльной.
– Наверно, не учтены коммерческие риски. Я слышал, что мексиканские банки платят по вкладам почти восемьдесят процентов годовых, а, например, швейцарские только четыре. Все дело в рисках. Наверно, твоя финансовая схема – более рисковое предприятие, чем мои учебники.
– Ты тоже никакие риски не учел, например авторские права. Что, если весь твой тираж засудит разработчик курса?
– Маловероятно. Кому интересно, что в далекой России происходит.
– Сделаем так, оставь все у меня. Я покажу Натану, он пересчитает. Если он скажет, что ты не сделал никаких ошибок, и у меня все пойдет по плану – я в доле с тобой поучаствую. Записывать кассеты будем на рижской «Мелодии», для такого и латышские кассеты подойдут.
– А когда ты решишь?
– Когда вернусь из Канады, где-то в начале сентября.
Через два дня мы с Эллой уехали домой, а 18 августа утром раздался звонок. Артем попросил взять в офисе его знакомых конверт с документами и прилететь с ними в Ригу. Документы ему понадобились срочно до отъезда в Канаду.
Вечером 18 августа 1991 года Артем с Натаном встречали меня в аэропорту.
Натан оказался обладателем комической внешности: невысокого роста, с огненно-рыжими волосами и огромным животом. Портрет дополняли веснушки и борода.
Натан сказал, что проект по учебникам его не заинтересовал, но ошибок в расчетах нет.
– Но, – сказал Натан, – Артем хочет быть издателем. Ваше дело.
Артем поблагодарил меня за курьерские услуги и сказал, что готов сразу отправить меня домой, но, если я хочу, могу и остаться.
Я решил остаться, однако, чтобы не мешать сборам Артема, после ужина поехал к его родителям. Вылет самолета был в пять утра, и я решил не ехать в аэропорт.
Мне постелили в гостиной и, проспав всю ночь на кожаном диване, я проснулся с невероятной головной болью.
Ида сказала, что в Москве военный переворот, Горбачева сняли и теперь всех, кто был против партии, посадят в тюрьму. Я хотел уточнить, улетел ли Артем, но никто ничего не знал. Борьки дома не было, и в офисе он пока не появился.
Когда я приехал в офис, там находились Натан и Игорь. Они подтвердили, что самолет улетел с двухчасовым опозданием и Артем уже скоро будет во Франкфурте, пересядет на другой лайнер и отправится в Монреаль.
«Хорошо, что через Москву не полетел», – подумал я.
В городе творилось что-то невообразимое. Над городом летали боевые вертолеты, на основных перекрестках стояли БТРы.
В офисе у работающего телевизора постепенно собирались люди, смотрели репортаж CNN из Москвы. Судя по изображению, военной техники и солдат на улицах Москвы было значительно больше, чем в Риге.
По официальным каналам передавали обращение Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), но значимой информации в нем почти не было. Диктор призывал граждан к спокойствию, объясняя, что ГКЧП ставит перед собой задачу сохранения территориальной целостности страны, прекращения обнищания населения, борьбу с экстремизмом и призывами к нетерпимости и национальной розни.
По каналу CNN показывали, что люди в Москве перекрывают дорогу танкам, вынуждая танкистов остановиться и вступать в переговоры с демонстрантами. Президент Российской Федерации Ельцин назвал ГКЧП незаконным, а членов комитета – путчистами.
– В Чехословакии в шестьдесят восьмом было то же самое, – сказал Натан.
– Хорошо бы, чтоб результат был другой, – добавил Игорь.
Я решил незамедлительно вернуться в Москву, но один парень сказал, что в аэропорту столпотворение и улететь не реально.
В центре города, у памятника Свободе, который являлся символом независимости Латвии, начинали собираться демонстрации протеста. Они понимали, что если власть придет к путчистам, то с идеей независимой Латвии можно будет попрощаться надолго.
Но многие люди, например бабушка Артема, молчаливо поддерживали путчистов – жить в не зависимой от Советского Союза Латвии хотели не все.
Люди в офисе обсуждали вероятность беспорядков в Москве и возможность их перерастания в организованное сопротивление. Натан был сторонником теории заговора.
