века.
Свежий ветер наполнил паруса тримарана и 'Чуда-юда' резво набрала ход. Гвардейцы укрылись за фанерными щитами от стрел, после чего я взял курс на пиратский флагман, над которым развивался флаг 'Рыжего черта'.
Корабли быстро сближались и лучники пиратов уже встали во весь рост, чтобы начать обстрел когда 'Чуда-юда' поравняется с ними бортом.
– Ну, хрен вы угадали ребята! Щас, все брошу и буду изображать из себя мишень! – подумал я, повернув штурвал, чтобы пересечь курс пиратам.
Я не был адмиралом Нельсоном, а поэтому не стал выдумывать ничего нового и применил стандартную тактику морского боя из будущего. Лучники пиратов не могли стрелять по ходу своего корабля, а наш тримаран развернулся к противнику бортом, после чего я приказал открыть огонь. До флагмана пиратов оставалось около пятидесяти метров, а это наиболее убойная дистанция для Дефендера.
Гвардейцы успели сделать всего три залпа, прежде чем дистанция между кораблями начала увеличиваться, и я приказал прекратить огонь. Однако и этого противнику хватило под завязку. Каждая пуля нашла себе жертву и как минимум треть экипажа пиратского корабля оказалась убита или ранена. Четыре тела даже вывалились за борт, после чего пиратам стало не до погони за купеческими 'лодиями'.
Добивать экипаж флагмана мы не стали, так как у нас были более важные цели, а подранки далеко от нас не уплывут. Лучшее – враг хорошего, поэтому наша тактика осталась прежней и следующий корабль пиратов постигла судьба флагмана.
Главной задачей я считал нанесение максимального урона врагу, чтобы не позволить пиратам удрать с поля боя, а поэтому мы методично расстреливали из Дефендеров гребцов, оставляя лучников на закуску. Пока мы безнаказанно расстреливали вражеские корабли, гребцы на купеческих 'лодиях' изо всех сил гребли к берегу, а ушкуи с охраной прикрывали их с тыла от возможной атаки пиратов.
Морское сражение с применением огнестрела для новгородцев было в новинку, поэтому Никифор Сторожевский не сразу понял, что наш одинокий корабль не стал бессмысленной жертвой рехнувшегося капитана, решившего покончить с собой таким экзотическим способом, а это пираты попали под раздачу и сейчас с ужасом ожидают неминуемой смерти. Поэтому ушкуи 'кончанского сотника' вернулись на поле боя, только когда недобитые пираты полностью прекратили сопротивление и начали подавать сигналы, что сдаются в плен. Только на корабле 'Рыжего Черта' несколько придурков закрылись щитами и попытались обстрелять нас из луков, но после двух ответных залпов герои отправились на небеса, а выжившие пираты попросили о пощаде.
Высаживаться на захваченные суда я не стал, а предоставил эту честь дружинникам Сторожевского. Примерно через час пиратские корабли были очищены от раздетых догола трупов и тяжелораненых, а выживших в бойне пиратов связали как скотину и уложили на дно лодок. Часть дружинников перешли на трофейные суда, после чего наш караван продолжил путь в сторону острова Котлин.
Бой закончился, но опасность нападения не миновала окончательно, поэтому 'Чуда-юда' снова подняла паруса и стала курсировать между берегом и купеческими 'лодиями' высматривая нового противника. Однако желающих умирать в такую прекрасную погоду больше не нашлось, и к вечеру наши корабли пришвартовались к пристани 'Новгородской слободы', на месте которой в моем времени располагался Кронштадт.
Пока экипаж швартовался и увязывал спущенные паруса 'Чуды-юды', я перепрыгнул на причал и подошел к ожидавшему меня сотнику Сторожевскому.
– Ну, ты Александр и чудеса творишь! Дай я тебя расцелую по-братски! Был грех, мы уже и с жизнью простились, а ты без нашей помощи супостата побил! Еремей мне рассказывал, что ты его от смерти спас и две дружины по полсотни воев побил походя, только я в его слова не поверил. Думал, что привирает Ушкуйник по молодости, а ты словно Георгий Победоносец, громы и молнии мечешь в ворога! Сам бы не видел, не в жизнь не поверил, что такие чудеса бывают, – заявил сотник и, обняв меня, расцеловал.
– Никифор, ты прямо как Брежнев меня в засос целуешь! Я вроде не девка красная, да и ты уже не молодец! У тебя родственников из этой семейки случайно нет? – пошутил я, высвобождаясь из медвежьих объятий новгородца.
Сторожевский не понял юмора и удивленно переспросил:
– Брежневых у меня в родне нет. Правда, знавал я тверского боярина Брежнева, да тот давно помер. Не пойму Александр, про что ты меня спросил?
– Да ладно, забудь Никифор! Это я так пошутил неудачно. Был у меня знакомец с таким прозвищем, который любил с мужиками целоваться, да обниматься. Как браги выпьет, то хоть беги от него. Давайте лучше о деле потолкуем да отметим наше спасение как положено, а то удачи не будет. Трактир в слободе имеется?
– Трактир в слободе, конечно, есть, там сейчас Ушкуйник хозяйничает. Ты дружинников своих забирай и пойдем спасение с того света отметим. За свой корабль не беспокойся, мои вои посторожат. Казну тоже с собой не бери, ты ворога побил, а мы только к шапочному разбору поспели, нам и проставляться! Никифор свою казну пообещал растрясти да и я серебра не пожалею, гулять так гулять!
– А не рано нам праздновать, может быть у 'Рыжего черта' подельники поблизости крутятся и нам лучше поостеречься? Кстати, много вы 'свеев' в полон взять удалось? Сам разбойный воевода выжил или как?
– Убили вы 'Рыжего черта' насмерть, хотя вопросов у меня к нему много имелось. Пуля из пищали твоей скорострельной прямо в лоб супостату угодила и разнесла башку на куски, только по броне и опознали. В полон, мы забрали два десятка разбойников, причем половина из них пораненные. Тяжелых мои вои дорезали и утопили в море, что с ними возится, все одно в петле болтаться будут. Двоих подручных 'Рыжего черта' я уже расспросил с пристрастием и они бают, что вы всю дружину 'Рыжего Черта' побили, так что с этой стороны беды не будет. Знаешь Александр, что ганзейцы учудили? – спросил, прищурившись, сотник.
– Откуда? – ответил я.
– Оказалось, что пока нас в Любеке мурыжили, к 'Рыжему черту' из любекского магистрата гонца отправили, чтобы упредить разбойников о том, что мы пойдем в Новгород всего на трех 'лодиях' и с малой охраной. Вот такие пироги! Ох, зря ганзейцы все это затеяли! Когда ушкуйники новгородские на Волгу пойдут татар пощипать, я дам им наводку на купцов, которые у ганзейцев в доле. Дорого гости заморские мне заплатят за свое предательство!
– Вот значит как? Никифор, если решишь поквитаться извести меня, будь другом! У меня на 'общечеловеков' тоже большой зуб имеется. Немцу бить рожу толку мало, утрутся и снова гадить начнут, а вот если ганзейцев за мошну зацепить, то заскулят они как собаки побитые! У немца самое больное место это кошель с серебром, немец за полушку удавится.
– Александр, а кто такие 'общечеловеки'? Не слышал я такого прозвища.
– Я так латинян называю. Подлый народ и пакостный. Елей в уши льют, а сами нож острый в спину воткнуть норовят! Много бед на Руси от этого подлого племени может случиться, нет у меня к ним веры. С татарами проще договориться, чем с немцами. Татар можно в честном бою победить, а 'общечеловеки' все изподтяжка, норовят ужалить.
– Ну, это ты перегнул, Александр. Среди 'немцев' тоже много хороших людей имеется. Есть у меня пару знакомых на Петровом дворе, весьма честные и порядочные люди.
– Может по отдельности и есть среди немцев достойные люди, только когда они в кучу соберутся, то в одну дуду дуют! Латиняне Русичей за людей не считают, мы для них грязь под ногами! Возьмем, к примеру, веру латинскую? В Риме сидит Папа Римский, который наместником Бога на земле себя назначил, а сам в грехе и распутстве погряз! – возразил я сотнику.
– Наслышан я о даяниях Папы Пия II. Ганзейские немцы тоже его распутством попрекают и бают, что из-за него латиняне даже на раскол пошли. Вроде гусь (Ян Гус) какой-то у них объявился, который Папу почем зря костерит. Правда наши попы тоже далеко не все божьи праведники и не далече от латинян ушли. Митрополит Иона татар на Русь наводил и вместе с Москвой на Новгород свою лапу наложить собирался! Слава Богу, помер Иона в позапрошлом годе, и Патриарх Константинопольский Феодосия митрополитом Московским и всея Руси утвердил. Феодосий муж благочестивый и в вере православной крепок, а ведь после гонений Ионы на вольности новгородские, Великий Новгород едва в унию к латинянам не перешел. Вот до
