я знала, что ты – гомосексуалист! Историю о яичном белке, которым ты хотела заклеить конверт, чтобы отправить письмо матери в Россию я тоже возвращаю тебе. Ты уже пару месяцев прожила на каринтийском горном подворье, но еще не могла, как ты выразилась, рассказывая мне эту историю, сказать по-немецки, что ты хочешь написать письмо матери и тебе нужен конверт, а ты не смогла его найти в доме. Взяв у мальчиков, идущих в школу, листок бумаги, ты сложила конверт. Тогда ты накормила кур и понесла к завтраку яйца. И тебе в голову пришло заклеить сложенный конверт яичным белком, потому что ты нигде не могла найти клей. Ты украла яйцо, поднялась по лестнице в свою комнату и положила его в сундук, где лежали твои украинские платья. Пару дней спустя, написав письмо, ты открыла сундук и хотела достать яйцо, но его там не было. Возможно, его взяла другая батрачка. С этого момента ты боялась показаться маме на глаза, полагая, что батрачка рассказала ей о краже. У тебя не хватало знания немецкого объяснить маме, что тебе нужен яичный белок, чтобы заклеить письмо матери в Россию. Если я застану тебя на сеновале с Петром, я тебя убью! А если бы я знала, что ты гомосексуалист! Возвращаю тебе чудовищные слова бабушки твоего мужа, которая, узнав, что внук хочет на тебе жениться, сказала: «Если Йодль женится на этой русской, я на свадьбу не приду!» Историю батрачки, до самых родов скрывавшую свою беременность, для чего она затягивала в корсет живот, я тоже возвращаю тебе. Ребенок родился с расплющенным лицом и шести лет умер в детской кроватке, ни разу не встав на ноги. Если я застану тебя на сеновале с Петром, я тебя убью! А если бы я знала, что ты гомосексуалист! Возвращаю тебе и историю крестьянки, ненавидевшей своего старшего сына, который по старому крестьянскому обычаю должен был наследовать подворье, и она приказала его убить. Оба его брата зарубили его топором во время ссоры, чтобы любимый младший сын мог унаследовать хозяйство. Эта крестьянка и двое ее сыновей смогли перед полицией и судом при распятии и двух горящих на столе свечах представить все случившееся как самооборону. Если я застану тебя на сеновале с Петром, я тебя убью! А если бы я знала, что ты гомосексуалист! Историю вечно пьяного беззубого старика, из-за пьянства признанного недееспособным, который во время войны был летчиком и сбросил бесчисленное количество бомб на гражданское население, я тоже возвращаю тебе. «Я убил так много людей! Я убил так много людей!» – плача говорил он, приходя к тебе, то воздевая руки к небу, то роняя их на колени. Если я застану тебя на сеновале с Петром, я тебя убью! А если бы я знала, что ты гомосексуалист! Я также возвращаю тебе историю о внезапной смерти мамы, случившейся через год после твоей депортации в Каринтию. Вместе с другой батрачкой, Фане, ты в вечер ее смерти много часов через сумрачный лес спускалась в долину, чтобы привести врача к умирающей, которая уже начала задыхаться, потому что во всей округе в то время не было ни одного телефона. Но врач не захотел ехать в ту же ночь на своем мотоцикле в горы, а обещал приехать только на следующее утро и дал тебе лекарство, но когда ты вместе с другой батрачкой в два часа ночи подошла к дому, уже издалека было видно, что в доме горят все огни, зажжены все свечи. Взрослые и дети причитали и плакали. На кровати были соседские Лыжи, на них мешок соломы, поверх которого в белых платках и цветах лежала мама. Ты не могла понять, почему плакальщицы, всю ночь сидя у гроба, пели ритуальные песни. В следующее воскресенье ее гроб поставили на запряженную лошадью сенную телегу и повезли на кладбище. Слева и справа шли дети, неся свечи, на плечах у них были черные ленты со свастикой. Если я застану тебя на сеновале с Петром, я тебя убью! А если бы я знала, что ты гомосексуалист! Возвращаю тебе историю сына лесоруба, который хотел бросить в водопад троих крещенных по евангелическому обряду детей. Когда мама захотела выйти замуж за сына лесоруба, католический священник дал ей понять, что обвенчает их, только если и трое их внебрачных, крещенных в протестантстве мальчиков примут католическую веру их отца, сына лесоруба… Мама заявила, что родившихся после венчания детей окрестит в католичество, но хочет, чтобы крещенные по евангелическому обряду оставались протестантами. Священник отказался их венчать, и сын лесоруба бросил ее с тремя детьми. Мама спросила у сына лесоруба, вскоре после этого обвенчавшегося с другой по католическому обряду, что делать с его тремя незаконнорожденными детьми. «Ты же знаешь, где ущелье!» – ответил сын лесоруба. Она должна была бросить их в водопад у хижины Глинцнера. Если я застану тебя на сеновале с Петром, я тебя убью! А если бы я знала, что ты гомосексуалист! Явозвращаю тебе и историю смерти твоего старшего сына, упавшего с восьмиметровых строительных лесов и сломавшего обе ноги, а через пару дней умершего от кровоизлияния в мозг в реанимационном отделении в зальцбургской больнице. Хотя его наставник знал, что ученик не должен работать на лесах выше полутора метров, он послал его работать на высоте восемь метров. Когда мальчишка с переломами ног лежал в больнице, к нему пришел наставник и сказал: «Я дам тебе сто миллионов, если ты никому не расскажешь, что упал с восьмиметровой высоты». Мальчишка взял деньги и сказал медсестре, составлявшей протокол происшествия, что упал с невысоких строительных лесов. Получив сообщение из больницы, ты поехала в Зальцбург и хотела пройти в реанимационное отделение, чтобы, как ты выразилась, посидеть у его постели и облегчить его смертные муки. Тебя не пустили в реанимационное отделение больницы под предлогом, что в мужском отделении реанимации больные лежат на кроватях обнаженными и женщинам туда входить нельзя. «Я должна стыдиться обнаженного тела моего умирающего сына!» – сказала ты врачам. Но врачи оставались непреклонны. Ты никогда не увидела своего мертвого мальчика, потому что в деревню доставили закрытый гроб, и ты даже не знала, говоря твоими же словами, кого мы там похоронили! Поддерживаемая под руки своими детьми, ты по снегу и льду шла за гробом. Если я застану тебя на сеновале с Петром, я тебя убью! А если бы я знала, что ты гомосексуалист! Я также возвращаю тебе историю твоей депортации с Украины. В два часа ночи полицаи, ткнув тебе под ребра винтовочное дуло, приказали тебе подниматься. В гольфах на резиновых подвязках под коленом, без нижнего белья, в одной сорочке до колен тебя и твою сестру Лидию Васильевну, под крики твоей матери, Ганки Давыдовны, погрузили в поезд и отправили в Черновую, где уже ждали другие пленные из соседних деревень. На следующий день твоя мать появилась в Черновой с твоим школьным табелем в руках, думая, что в Австрии ты будешь продолжать учиться. Она также принесла два литра самогона и еды, в надежде, что ты вместе с сестрой сможешь подкупить охранника. «Не надо вина, мама, – кричала ты, – я вернусь из Германии, не надо вина». «Нет, – кричала Ганка Давыдовна, – я тебя больше не увижу!» «Дети! Дети! Мои дети!» – закричала мать, когда поезд тронулся. После продолжавшегося целый месяц путешествия в скотском вагоне через Киев, Перемышль, Вену и Грац перемещенных украинцев и поляков выгрузили из вагонов на вокзале в Виллахе и, словно стадо скота, погнали через весь город к бирже труда. На площади перед зданием биржи их выстроили перед уже ждущими их тамкрестьянами. Крестьяне осматривали и ощупывали нас словно скотину, выясняя, на что мы можем сгодиться! Один крестьянин подошел к Лидии и сделал руками движения будто доил корову, и спросил ее, умеет ли она доить корову. Крестьяне дали нам хлеб с салом и вместе с нами пешком пошли в Моосвальд, где остановились на подворье Штамнеров, откуда окрестные крестьяне разобрали перемещенных польских и русских детей и взрослых по своим подворьям.
* * * Во время землетрясения в Минао из сумасшедшего дома сбежали охранники с ключами от палат. Сотни сумасшедших были раздавлены рухнувшими стенами и потолками, только после того, как образа Мадонны вспороли животы нескольким пациентам, и из их внутренностей полезли бесчисленные облатки с изображенными на них в качестве водяного знака отпечатками пальцев римского папы. О распятый Иисус! Сколь полно любви и благодати твое принятое за меня распятие! Ты склонил голову, чтобы меня поцеловать. Твои руки раскинуты, чтобы обнять меня. Твое сердце открыто, чтобы вместить меня. Из всех твоих ран слышу я утешающий голос: «Все придите ко мне!» В Борго д'Иския, с закованных в цепи заключенных, на чьих бараках было написано: «Criminis fructus», цепи снимали лишь через двадцать четыре часа после смерти. На внешней тюремной стене висели железные короба с черепами крупнейших преступников. Благослови, Иисус, твои стада, что падают к твоим ногам, и богатство всей земли, лишь твоею милостью хранимые. Господь, твоя бесценная плоть и кровь – единственные подлинные духовные блага, которых жаждут истинные христиане. На острове Эльба, в сумасшедшем доме, в одной из общих комнат, стены которой были обиты соломой, стояла лошадь- качалка с висящим на ее шее множеством распятий, и все сумасшедшие могли после обеда по очереди кататься на ней, держась за распятия или шею лошади, для улучшения пищеварения.
* * * После пения и молитв кардинал показал народу распятие со вставленным в него куском креста
