— Василий Васильевич! — окликнул он начальника. И, подойдя ближе, спросил: — Я хотел бы… Когда, конкретно, вы поставите вопрос перед завкомом насчет инвентаря и прочего?..
— Иван Ильич, дорогой, некогда мне сейчас, горн вот-вот. И потом, извини, — понизив голос, сказал Василий Васильевич, — мне еще в уборную… — Повернулся и, правда, засеменил к будке, покрашенной в голубой цвет.
— Артист! — кивнул Юрий Павлович вслед торопящемуся начальнику.
— Прохиндей, — согласился Иван.
— Будет вам и белка, будет и свисток, — заверил Юрий Павлович. — Когда лето кончится… Эх, симпатичный ты малый, викинг, но дитё. Как многого ты еще не знаешь! И Васю, в частности. Этот человек классически, виртуозно умеет уходить от лишних затрат своей энергии… Не-ет, викинг, поседеет твоя борода, но Васю тебе не пронять. Тут железно.
— А ты, Юра, прости меня, выглядишь сейчас этаким любителем жареного, — сказал Иван. Его стали раздражать в старшем покровительственный тон, торжество в голосе и даже то, что в чем-то он, старший, несомненно, осведомленнее его, Ивана, опытнее. — Ты-то почему в стороне?
— А мне, знаешь, до лампочки, по-русски выражаясь! — старший хотел, видно, беспечно улыбнуться, но улыбка получилась натянутая. — Я делаю то, что мне положено, а «гореть»… Нет уж, увольте.
— Теперь понятно… — начал было Иван.
— Да и тебе, — перебил Юрий Павлович, — зачем тебе это? Без дураков, зачем? Готовишься в университет, собираешься стать ученым, так на кой черт?..
— Меня приучили, понимаешь, с детства приучили делать все на совесть, если уж взялся. И дед приучал, и отец.
— На совесть, — язвительно усмехнулся старший. — Кому нужно?
— Мне, — сердито сказал Иван. — Хотя бы мне самому.
— Ладно! — махнул рукой Юрий Павлович, и видно было, что он не на шутку взвинчен. — Как-нибудь в другой раз…
Они подходили уже к столовой, справа и слева их обгоняли отряды, спешащие на полдник.
Глава 13
«Нет, это идиотизм! — думала Анна Петровна, прохаживаясь между рядами аккуратно заправленных коек в пустой палате. — Мальчишка! В лагере-то первый раз…»
Помощник ее оказался, ко всему прочему, еще и на редкость упрямым, бестактным человеком. Дело дошло до того, что он стал игнорировать ее, Анну Петровну. Стоило ей заикнуться, что сегодня у них по плану музыкальный час, как он, размахивая руками, начинал доказывать, что-де ни к чему этот музыкальный час, настаивал, убеждал, и она как-то даже терялась от такого натиска. Кончалось тем, что она оскорбленно замолкала и только глядела, как взбудораженные пионеры надевают кеды, достают удочки, бумагу, карандаши, веревки, сачки и еще какие-то штуковины. Собираются и беспорядочной толпой, с шумом, гамом, облепив вожатого со всех сторон, уходят в лес. Она с презрением смотрела на его бородатую голову с вечно непричесанной гривой, пока орава не скрывалась из виду.
Начиналось мучение, как вынести в безделье долгий день — не день, а год…
Уже все перестирала и себе, и ребятишкам, пересмотрела журналы в пионерской комнате, сходила к лагерной сторожихе, попила у нее чай из самовара и послушала неинтересные жалобы на завхоза… Ну, что еще?.. Нет, завтра же надо покончить с этим!
Но когда представила, как будет завтра, как она решительно возьмет отряд в свои руки, то почувствовала неуверенность. Более того, она была почти убеждена, что стоит бородачу крикнуть: «Ребята, кто в лес — собирайтесь!», как словно лихорадка охватит весь отряд. И ничем их не остановишь, это же нынешние дети. Невоспитанные до невозможности!
Все чаще и чаще за последние годы приходит вот такое чувство бессилия, раздражения и неприязни к разболтанной ребятне. Восемнадцать лет учит она, Анна Петровна, младшие классы, но никогда еще не было так трудно.
— Ну и дети пошли, черт знает, что за дети! — то и дело слышишь в учительской.
— И заметьте, — поддерживает кто-нибудь из учительниц, — год от года все хуже и хуже.
Анне Петровне самой все большую и большую усталость приносит каждый урок. И она знает, в чем причина. Причина в семье. Говорил же Макаренко, что воспитывать надо до пяти лет, после пяти приходится перевоспитывать… Сумела же она, Анна Петровна, воспитать своих детей как следует, и теперь одна радость: ни от учителей, ни от вожатых слова плохого не слышала. И Анне Петровне неодолимо захотелось повидать своих, сейчас же, сию минуту. Она знала, что, побыв с ними, поворчав на них за мелкие их грешки, да просто поглядев на них, успокоится.
Славик и Света, сразу же освобожденные вожатой от математической игры, подошли. Анна Петровна увела их в беседку, где было прохладнее; Света уселась к матери на колени и руку закинула ей за шею.
— Ну, как вы тут? — спросила Анна Петровна, вороша Славику выцветшую на солнце челочку.
— Мам, — сказал Славик, глядя на нее серыми отцовскими глазами, — возьми меня в свой отряд. Возьми, пожалуйста. У вас так интересно, все говорят… Возьми, а?
— И меня, мамочка! — заныла Света. — Меня тоже. — И зашептала: — Наша баба-яга совсем спятила…
— Что, что ты сказала?
— Правильно она сказала, — упрямо и как-то незнакомо насупился Славик. — Орет и орет…
— Это вы откуда набрались таких выражений? Это еще что за «баба-яга»? Это что еще за «спятила»? Это что за «орет»? — И Анна Петровна, не сдерживаясь, обрушила на головы своих чад все то раздражение, что накопилось за последние дни.
Света, округлив глаза, не мигая смотрела на мать, Славик стоял хмурый и чертил носком сандалии дугу на земле.
Выговорившись, Анна Петровна отрезала:
— Чтоб я больше не слышала подобных разговоров, подобных слов! Иначе отправлю в город к отцу.
— А мы и сами со Светкой решили, — надув губы, сказал Славик. — Не возьмешь в свой отряд, сбежим.
— Ты что, ремня захотел? — чуть не задохнулась Анна Петровна.
— Ну, мамочка, — зашептала Света, испугавшись за брата, — ну, не сбежим, не сбежим… мы просто так решили сказать, что сбежим…
От детей Анна Петровна ушла с головной болью.
В палате было душно.
Анна Петровна присела на кровать и прислонилась лбом к никелированной спинке.
«Завтра же надо покончить с этим, завтра же! А если упрется, то пойду к начальнику, пусть забирает этого обормота от меня! В противном случае, скажу, отказываюсь работать…»
Но тут Анна Петровна подумала, что убирать вожатого с отряда или из лагеря — это же без педсовета не обойдется. А если педсовет, надо будет что-то говорить. А что она скажет? Чем он там с ними занимается в лесу?
Поднялась, вышла на террасу, где в углу были свалены кучей уродливые корни, сучки, чурки, пни. Шкаф набит бумагами с каким-то схемами. Посмотрела одну такую схему. «Геологов собирается из пионеров делать, что ли?.. А может, завтра сходить с ними?.. Чтобы знать? Чтобы иметь аргументы?.. Да, пожалуй, иного выхода нет».
Глава 14
