— Ничего не знала вкуснее…
И во втором часу ночи они отправились к Ивану в беседку хрустеть походными сухарями. А когда пришло время расходиться, Иван пошел провожать Ирину, Женя Петухов — Таню, а Зоеньку — как она сама сказала — не кто-нибудь, а старший вожатый Юрий Павлович…
Глава 37
В следующую ночь, когда лагерь спал, ни о чем не подозревая, четыре отряда почти бесшумно покинули свои палаты, один за другим вышли через северные ворота и зашагали по направлению к избушке пасечника.
Там, на бывшей пасеке, горели два больших костра, освещая красное полотнище с белой надписью «старт». Главный судья соревнований Иван Кувшинников сидел на пне со стопкой пакетов, в которых были запечатаны карты, и поглядывал на часы. Уже были оглашены условия соревнований, сказаны напутственные слова, уже разошлись по своим контрольным пунктам судьи, и теперь команды отделялись от болельщиков, выстраивались вдоль линии старта.
В двадцать четыре ноль-ноль Иван поднялся и вручил командиру, долговязому парнишке из Таниного отряда, пакет. Пятерка, отбежав несколько метров, упала на траву вокруг извлеченной из пакета карты. Вполголоса посовещавшись, они сорвались с места, и вскоре огни их фонарей скрылись в кромешной лесной тьме.
А на черте у пня уже стояла команда из отряда Жени Петухова. Вот и они исчезли в лесу, и на старт встали ветераны третьего: Юрка Ширяев, Гена Муханов, Сева Цвелев, Боря Анохин и Витя Небратов. Они смотрели на вожатого глазами, затуманенными волнением и ждали. А Иван думал о том, что если все пройдет благополучно, если гвардейцы придут к финишу хотя бы вторыми, значит, трудился он не зря, натаскивал, тренировал, учил не зря.
Глянув на секундомер, Иван негромко скомандовал: «Марш!», вручил Юрке Ширяеву пакет и смотрел, как Юрка нарочито спокойно расстилает карту, не спеша пристраивает к ней компас, хотя руки и трясутся от нетерпения.
Все пятеро впились глазами в красные треугольнички, в эти «огневые точки», которые надо отыскать там, в непроглядной темени. Выждав, когда успокоится стрелка прибора, Юрка указал на созвездие Кассиопеи. Туда! Ветераны, не зажигая фонарей, растаяли в ночи.
«Запомнили!» — усмехнулся Иван. Дело в том, что когда-то он говорил им — фонарь в ночном лесу только слепит, сужает мир до того пространства, которое освещено. И потому лучше победить в себе боязнь темноты, затем глаза привыкнут к ней, освоятся, и ты уподобишься кошке.
Уже шли девчоночьи пятерки, уже Мария Стюарт увела своих гвардеек, и теперь на старте стали Иринины малышки, за которых Иван боялся больше всего, хотя им предстояло отыскать только две точки.
— Девочки! — еще и еще раз напоминал он. — Если поймете, что сбились, выходите прямо по стрелке на юг. И вы обязательно придете к заливу. Ну, а там уж по берегу — в лагерь.
— Да знаем мы! — как-то даже с усмешечкой заверило рыжее создание, некогда сорвавшее нашивку с полковника Рублевой.
У стартовых костров остались только болельщики. Леса, раскинувшиеся на большой территории от пасеки до Китимских оврагов, поглотили полсотни человек. И как ни старался Иван сохранять спокойствие, как ни приказывал себе расслабиться и думать о чем-нибудь постороннем, мысли опять и опять возвращались к ним, рассыпавшимся по лесу, оврагам, просекам, болотам и холмам.
Он знал и любил ночное ориентирование. Как ни в каком другом виде спорта, здесь нужна гармония физического и интеллектуального. У бегуна здесь, кроме ног, вовсю должен работать мозг. На бегу надо читать карту, читать местность, мгновенно производить расчеты, масштабные сравнения и быть, кроме того, в лесу как у себя дома. А когда все же начнется непонятное, исчезнет чувство местности, голова опустеет и паническое «заблудился!» вдруг охватит всего-тут надо найти в себе силы, успокоиться. Заставить себя трезво, не спеша, анализировать. Вот почему Иван в напряжении, вот почему он ходит взад-вперед у стартовой черты.
Глава 38
А в это самое время Юрка Ширяев, бежавший впереди, остановился и зашептал:
— Стой, шкеты! Мне показалось… Ну да! Конечно, вон он, вон он!
И правда, слева замаячил огонек.
— Боча, карту! — скомандовал Юрка.
Сева Цвелев извлек из целлофанового мешочка, болтавшегося у него на шее, карту, Юрка включил фонарь, и все пятеро, запаленно дыша, уставились на лист, испещренный условными знаками.
— Ага! — обрадовался Гена Муханов. — Вот низина, а мы в нее-то и спускаемся…
— Да, — авторитетно заявил художник Витя. — Понижение местности так обозначается.
— Не, ребя, не! — замотал большой своей головой Боря Анохин. — Никакой низины! Это просто кажется из-за сырости и темноты. Высотка же должна быть справа… вот он, треугольник… вот высотка. А где она, высотка-то?
Повертели головами, да, местность не холмистая, задумались, поглядывая на огонек. А огонек-то, странно, приближался. Это теперь все видели, что приближается… И вот мимо них, треща валежником, пробежала какая-то команда с фонарем.
— Ну и башка у тебя, враль! Не башка, а… — Юрка, не найдя слов, слегка шлепнул по Бориному яйцевидному затылку, будто комара убил.
Боря, обласканный самим командиром, хохотнул.
И снова зашевелилась справа и слева темнота, снова стали вставать на дороге стволы деревьев, снова не знаешь, куда в этот раз угодит нога: в яму ли, под корягу ли, хряпнет ли под ней сушина, или зашуршит прошлогодний лист.
Все наклоннее становилось, покаче, все легче бежать, все жутче опускаться в прохладную сырую темь; уже казалось — волокет тебя вниз какая-то сила, а влажные ветки нарочно задевают по лицу и каждый раз неожиданно, так что вздрагиваешь…
И вот, когда справа, зубчатая и черная, вырисовывалась высотка, в сплошной темени впадины блеснул огонек. Он не мигал, как тот, обманувший их, и был красноватый. Ноги понесли сами собой, сомнений не было — он!
На бревне у небольшого костерка сидели вожатые Татьяна Георгиевна и Евгений Петрович. Они пили чай, а когда услышали шум шагов, повернули головы и взялись за карандаши.
— Третий! — выдохнул Юрка и сунул Татьяне Георгиевне карту.
Пока она проставляла на карте точное время и расписывалась, спросили у Евгения Петровича, какими они идут.
— Хорошо, — улыбнулся тот. — Третий отряд, и бежите вы третьими — все в порядке.
— Хорошо! — бормотал Юрка, поднимаясь на высотку. — Чего ж хорошего? Позор, елки-моталки! — И припустила еще быстрее, и торопил: — Шевелись, шкеты, шевелись!
Шкеты едва поспевали за командиром, и когда достигли вершины, то взмокли и дышали тяжело. Но зато сразу же увидели огонек второй точки, он мигал далеко впереди, в черноте леса, что лежал внизу. Тут же и решили — чего проще! Шпарим к нему, ориентир — крайняя звезда Малой Медведицы. Шпарим! Тем более, что вниз самого несет, только упирайся, чтобы не упасть.
Падали.
Витя Небратов растянулся в третий раз, при этом рассадил ладонь и ругнулся.
— А еще художник! — возмутился Юрка по этому поводу.
