– В свертке могли быть зародыши каких-нибудь ядовитых растений. Водорослей, – подхватил его мысль проницательный мастер. – Когда дочь рассказала старейшинам, все сразу вспомнили Цион. Она очень переживает, винит себя. Мы забрали у нее оружие, не оставляем одну. Ищем дозорных, которые могли видеть ее в тот день проходящей врата. На этой стороне, понятно, лентяи, не присматриваются. А на нашей, возможно, кто-то запомнил. Объезжаем озера с поселками по берегам. Предупреждаем, чтобы пользовались дождевой и речной водой. Людей не хватает. Подключили подростков, стариков. Возможно, этот всадник – тот, кого ты ищешь, или его сообщник. А вы тут занимаетесь неизвестно чем. До полудня час, а еще глаз не продрали.
Морган завалился обратно на кровать и прикрыл веки. Чего еще ожидать от человека, который третьи сутки ставит раком всю гостиницу?
– Я понял, Ацай. Премного благодарен.
Прием «лежачего не бьют», в юности отработанный на матери, подействовал моментально. Ацай буркнул «бездельники» и хлопнул дверью, из-за которой тут же донесся вежливый жизнерадостный голос Арра:
– Всего наилучшего! С Новым годом! – Запахло горячей выпечкой. Арр рассмеялся. – Ну что, отымели?
– Тойва, девушка из отряда Ушана. Помнишь, я рассказывал? Это ее отец. Она вспомнила всадника. Этот подонок через наших же ребят травит воду в наших озерах. Вывод напрашивается очевидный, но я не могу понять, Иштван это или нет. Полюбуйся. – Морган нарисовал в уме образ человека в плаще. – Одно могу сказать точно: это не Гордон. Дикарь ли это вообще? Арр, я запутался, – застонал он. – Давай плюнем на все и поедем дальше, продавать твою лисицу, а то скоро зима закончится, спрос на шкуры спадет. Наша задача – искать Краусхоффера в Браголлаке. Будем мысленно держать его на прицеле, и он сам к нам притянется.
Лицо Арра засияло самодовольством.
– Мне нравится твоя реакция, – заметил он покровительственным тоном. – Растешь. Дикарь или Сур – пятьдесят на пятьдесят. Иштван или его дружок – пятьдесят на пятьдесят. Вставай, страдалец, блины стынут! Набиваем пузо и валим отсюда.
Так они и сделали.
Снова потянулись дни скитаний по храмам, рынкам и постоялым дворам – бесплодных в отношении Иштвана и тревожных в отношении Повешенных: на слова баллады откликнулись четверо из семи опрошенных. Предложение Арра держаться в стороне приняли единогласно: проверить осведомителя, доложить в местный отряд и не более. За несколько монет вербовали местного пьянчужку, который произносил якорь и выслушивал ответный поток сознания, а сами оставались за дверью. Морган узнал столько подробностей чужих судеб, сколько не слышал за всю жизнь от матери с теткой. В основном это были судьбы братьев по оружию, но попадались и дикари, причем шкафные скелеты засланного казачка всякий раз игнорировались, что привело к выводу о существовании – все же! – некоего заложенного в головы Повешенных принципа, по которому они выбирают, о ком докладывать хозяину.
В конце зимы Морган отпустил молодежь повидаться с семьями и передать Илласу рапорт, написанный под диктовку Арра и стоивший на вечерней тренировке обнаглевшему советнику вдвое больше обычного синяков. После возвращения ребят в отлучку молчком засобирался Арр. Не в Розенгартен ли? От волнения у Моргана перехватывало дыхание. Через несколько дней он зайдет в свою комнату в гостинице, и на его кровати будет лежать, свернувшись в комочек, светлокудрое голубоглазое создание. К нему на шею она, ясное дело, не бросится и голенькой в его объятиях окажется далеко не в первую ночь… с созданием придется долго и серьезно объясняться. Потом объясняться с ребятами, с сестрой. Имандра… С ней будут сложности. Реакция матери? Морган даже не пытался ее вообразить. Не важно. Арр что-нибудь придумает. Важно, что Марго будет здесь, в безопасности. Боясь крушения сладких надежд, Морган не стал расспрашивать Арра, куда тот отправляется, лишь осведомился, надолго ли. Арр ответил как в прошлый раз – «не дольше чем на неделю» – и велел двигаться дальше на восток, пообещав догнать.
На восьмой день Арр не появился. Девятый и десятый Морган провел как с тернием в заднице, несколько раз выходил на тракт и подолгу смотрел вдаль и внутренним зрением, и физическим. В ночь на одиннадцатый вернулся давний кошмар – жена, срывающаяся с веревочного моста; но, когда ее рука выскользнула из его руки, Морган с ужасом обнаружил, что у Идели лицо Марго. Утром он не сумел превозмочь себя и остался в постели. Весь день сознание витало на границе сна и бодрствования, не решаясь двинуться ни в ту ни в другую сторону. Морган добросовестно делал дыхательные упражнения, на какое-то время они утихомиривали ум, потом пожар паники разгорался по новой. Ребята, изнывая от скуки, слонялись по гостинице, а к вечеру собрались в столовой. Имандра играла на скрипке. Далекие мелодичные звуки убаюкали Моргана. Он очнулся ночью, когда на него в темноте взгромоздилось верхом тело – расслабленное и разгоряченное, но, хвала Богам, одетое.
– Хватит прикидываться трупом! – Пространство заполонил ядреный чесночно-пивной дух. – Ждешь, когда поднесут факел или побрызгают смолой? Не надейся! Иди закуси.
Морган мотнул головой, спасаясь от алкогольных миазмов.
– Я беспокоюсь за Арра. Дороги стали опасными.
– Не опаснее, чем были. Просто раньше ты не знал про невидимку и перевербованных Повешенных, поэтому меньше хромал на голову. Я смотрела его фантом. Он жив.
– Фантом может казаться живым и спустя неделю после смерти. Двести раз тебе повторял. – Морган оттолкнул руки, энергично и звонко шлепающие его по щекам. – Отвали!
– Твоя хандра разлагает боевой дух команды. Там печеный лосось, баранина с лучком и перчиком, жареные хлебцы с чесночком… – Щелчок языком. – Местная самогонка также весьма недурна.
– Особенно если запивать ее пивом. Намерена поучаствовать в соревнованиях по блеванию?
– Не. Мне деваха приглянулась, из местных. Давай ты ее заклеишь, а потом мы втроем… – Тело начало совершать возвратно-поступательные движения, кровать откликалась жалобными скрипами. – Ангелочек! Кудрявая голубоглазая блондиночка, а сиськи…
Сердце екнуло, внимание ухнуло вниз и заметалось по столовой, ища костерок среди промозглой тьмы. Противные смешки обдали Моргана новыми чесночно-пивными волнами.
– Знаешь, как это называется? Спермотоксикоз. Как бы ты ни прятался, всем ясно, что тебя поразила самая страшная на свете болезнь. Кто она, – завопила Имандра, – эта богиня, которой удалось пронзить клинком страсти каменное сердце моего притязательного братца?
– Ты бы петрушки, что ли, пожевала, прежде чем на ангелочков охотиться. И завязывай на сегодня с бухлом. – Морган отодвинулся от стены и перевалил седока со своих бедер на освободившееся место. Пускай лучше дудит в ухо, чем щупает девиц. Выболтается и уснет.
– Если сардельку не тренировать, она засохнет и отвалится. – Имандра улеглась поперек, упершись локтями ему в живот. – Давай ты ее заклеишь. А я тебе страшную тайну раскрою. Про Повешенных. Я знаю, о ком они собирают информацию. – Она помолчала, а потом не выдержала: – О синеглазых всадниках, нелюдях, притворяющихся защитниками, и… Поможешь поймать ангелочка?
– И?
– Тех, кто приходит с ними! Они читают дикарей только в нашем присутствии!
Морган резко поднял веки. По потолку беспокойно метались тени, которые бросала через окно раскидистая лиственница.
– Когда это было?
– В Бренне, перед нашим отъездом домой. Пока вы с дядей Арром отыгрывались друг на друге шестами, мы с Керном… – Глубокий, глубокий вздох. – Дядя Арр твердит, что нам не надо в это лезть. У тебя несчастная любовь. Поэтому мы смолчали.
– Вы открывались? – полуутвердительно спросил Морган, осознавая, что ни на ругань, ни на воспитательную лекцию, ни на подзатыльник у него сил нет. И нет в них смысла, слишком поздно.
– Керн – нет. А я – всего на секундочку. Руэлл, я видела того попа и прикоснулась к его фантому. – В Манне сестры возник затемненный образ человека со сложенными крест-накрест на груди ладонями и низко опущенной головой – так, что длинные волосы прикрывали лицо, оставляя видимыми лишь центр лба и нос.
