«Пользуясь тактическими ухищрениями, я утвердил всё-таки Даля на роль Свиридова. Тут в мою комнату на студии начали приходить „доброжелатели“, жалеющие меня:
— Что ты сделал?! Ты хочешь укоротить себе жизнь, работая с этим актёром?
И рассказывались в подтверждение тезиса разные истории о его невыносимом характере: из театра ушёл, поссорившись, с одной картины ушёл в разгар съёмок, на другой — до конца съёмок не разговаривал с режиссёром, делая роль по своему усмотрению.
Первого съёмочного дня я ждал, как ждут, наверное, исполнения самого тяжкого приговора. Олег явился на съёмку минута в минуту, независимый, подчёркнуто держащий дистанцию, образовывающий вокруг себя поле напряжённости. Я подходил к актёру, как входят к тигру в клетку. Но тигр не нападал, постепенно ощущение неуюта прошло, и возникло немногословное, как мне показалось, понимание…
Не нужно думать, что со всеми партнёрами по картине у Даля складывались безоблачные отношения. Исполнитель другой главной роли в фильме — Олег Табаков — был директором театра „Современник“ в то время, когда оттуда уходил Даль. Немирно уходил. Я с тревогой ждал их первой совместной сцены. Актёры сошлись на площадке внешне корректно, но будто бы ожидая подвоха друг от друга. Меня это устраивало, это ложилось на отношения героев по сценарию. Возникло, однако, неудобство — ни Даль, ни Табаков не хотели воспринимать моих замечаний в присутствии партнёра. Пришлось их парные сцены репетировать индивидуально…»
В разгар съёмок в Москве случилось несчастье — умер Владимир Высоцкий, с которым Даль в последнее время сблизился. По словам очевидцев, видевших Олега на тех похоронах, он выглядел ужасно и твердил: «Ну вот, теперь моя очередь». М. Козаков вспоминает: «На похоронах Г. Волчек подошла ко мне и спросила на ухо: „Может, хоть это Олега остановит?“ Не остановило…»
После этих похорон Даль всё чаще стал думать о смерти. В своём дневнике в октябре 80-го он записал: «Стал думать часто о смерти. Удручает никчёмность. Но хочется драться. Жестоко. Если уж уходить, то уходить в неистовой драке. Изо всех оставшихся сил стараться сказать всё, о чём думал и думаю. Главное — сделать!»
В день рождения В. Высоцкого — 25 января 1981 года — Даль проснулся утром на даче и сказал своей жене: «Мне снился Володя. Он меня зовёт».
Буквально через несколько дней после этого, в разговоре с В. Седовым, Олег печально заметил: «Не надо меня врачевать, мне теперь всё можно — мне теперь ничего не поможет, ведь я не хочу больше ни сниматься, ни играть в театре».
О скором приближении своей смерти Даль говорил не только своим близким, но и друзьям, коллегам по работе. Приведу лишь два примера этих «пророчеств». Первое относится к лету 1978 года. Вспоминает И. Дмитриев: «Мы снимались в „Приключениях принца Флоризеля“. Тема приближающейся смерти в разговорах Олега звучала постоянно. Как-то в Вильнюсе мимо нашего автобуса проехал траурный катафалк с возницей в цилиндре, с раскачивающимися красивыми фонарями. „Смотрите, как красиво хоронят в Литве, а меня повезут по Москве в закрытом автобусе. Как неинтересно“».
А вот случай, который произошёл буквально за несколько дней до внезапной смерти актёра. Вспоминает Л. Марягин:
«Когда в начале 1981 года фильм „Незваный друг“ был полностью готов, мы повезли его в Политехнический музей. Перед его началом Даль вышел на сцену и сказал:
— Мне скоро сорок, я двадцать лет в кино. У меня нет никаких званий.
Говорил он это не без умысла, зная, что в кулисах стоит зампред Госкино СССР, от которого во многом зависело его почётное звание.
Просмотр прошёл успешно. Устроители выделили нам машину, чтобы развезти по домам, но Даль предложил заехать в ресторан ВТО (Всероссийского театрального общества, на бывшей улице Горького, того, что сгорело, не выдержав переименования в Союз театральных деятелей) и отпраздновать просмотр. Мы с А. Ромашиным согласились. Он заказал безумно много выпивки, еды.
— Зачем?! — Я знал, что Олег „зашитый“, — на моей картине он не пил, чем изрядно грешил, как рассказывали, раньше. Да и я не собирался менять свой режим — годом раньше перенёс инфаркт. Для одного Анатолия Ромашина заказанного было очень много.
— Сегодня — пью! — как-то многозначительно ответил Даль и пояснил: — Зашивка кончилась!
— Но ведь после каникул — занятия во ВГИКе, — забеспокоился я. (Даль преподавал там актёрское мастерство. —
— Переборю себя морально, — он лихо перелил пиво в фужер. — А сейчас я хочу, чтобы все вспомнили, как я здесь гулял. Виторган! — обратился он к актёру, сидевшему за соседним столиком. — Помнишь, как я вышел на улицу через это вот окно?
Виторган помнил. (Ресторан помещался на первом этаже.) Даль выпил фужер пива и больше ни к чему не притронулся. Мы говорили с Ромашиным о трудностях, с которыми снималась картина. Даль молчал, глядя мимо нас. И только через полчаса спросил Анатолия Ромашина:
— Толя, ты живёшь там же?
Ромашин жил тогда у Ваганьковского кладбища.
— Да, — ответил Ромашин.
— Я скоро там буду, — сказал Даль…»
В начале 1981 года Даль активно репетировал роль Ежова в постановке Малого театра «Фома Гордеев». Роль ему нравилась, однако для себя он уже чётко решил: сыграет премьеру и из этого театра тоже уйдёт.
В то же время ему внезапно пришло предложение с киевской киностудии сняться в лирической комедии. Видимо, оно заинтересовало актёра, и он дал своё согласие на пробы. 1 марта он отбыл из Москвы в столицу Украины. Но прожил он там недолго — 3 марта в номере гостиницы его настигла смерть. По словам Леонида Маркова, снимавшегося в том же фильме, всё выглядело следующим образом. В тот день они встретились с Далем в гостинице, и тот произнёс таинственную фразу: «Пойду к себе умирать». Актёр принял это за очередную мрачную шутку своего коллеги, усмехнулся и тут же забыл о ней. А Олег поднялся к себе в номер, открыл бутылку водки и влил в себя смертельную (так как в нём была «вшита» очередная «торпеда») дозу алкоголя. Как известно, после этого у «зашитого» поднимается сильное давление и сосуды не выдерживают — лопаются. Происходит внутреннее кровоизлияние, и человек умирает. Если эта версия действительно верна, то получается, что Даль сознательно приблизил свою кончину.
Похороны актёра состоялись через несколько дней в Москве, как он и предполагал, на Ваганьковском кладбище (его могила находится в одной ограде с балериной Садовской). Рассказывает Е. Даль: «Когда он умер, у нас начались большие проблемы. Были долгие судебные разбирательства с его сестрой из-за квартиры. Нам помогали, много денег мы заплатили адвокатам. Эта история длилась два года. На его сберкнижке осталось 1300 рублей. На эти деньги мы с мамой смогли прожить год. Я не хотела идти работать на „Мосфильм“, где вокруг столько знакомых, и пошла на студию „Союзспортфильм“. Там я проработала 11 лет. Сейчас мы с мамой живём на наши две пенсии по 320 тысяч. Мы живы только благодаря Благотворительному фонду Насти Вертинской. Летом 1997 года она отправила нас отдыхать в санаторий в Эстонию…»
Алексей Смирнов
Алексей Макарович Смирнов родился 28 февраля 1920 года в городе Данилове Ярославской области. С детских лет он мечтал стать актёром, и в конце 30-х его мечта сбылась — он поступил в театральную студию при Ленинградском театре музыкальной комедии. После её окончания в 1940 году Смирнов некоторое время работал актёром эстрады. Однако начавшаяся вскоре война заставила его забыть о сцене на несколько лет. Смирнов попал в войсковую разведку, неоднократно ходил в тыл врага. За мужество и героизм, проявленные на фронте, он стал полным кавалером ордена Славы. Однако завершить войну в Берлине ему так и не удалось: во время одного из боёв он был сильно контужен взрывом снаряда и после лечения в госпитале комиссован.
Вернувшись в Ленинград, где жила мама, он вскоре предпринял новую попытку вернуться на сцену и в
