пор не могу после всего этого…
– Понимаю. Говорят, красивая была?
Мышкин молча кивнул. К горлу у него снова подкатил острый комок. Он встал и, не говоря ни слова, вышел.
В коридоре вдруг остановился и со страхом обнаружил, что не может дышать, – опять железный кол в груди. Заныл левый мизинец – невыносимо, боль поползла вверх по локтю. Страх смерти охватил Мышкина, волосы на темени поднялись дыбом.
Он все-таки сумел набрать воздух в легкие – сколько получилось. Потом задержал дыхание и так стоял, опираясь спиной о стенку. Через несколько секунд потемнело сначала в голове, потом темнота окутала все вокруг, и только вспыхивали и гасли в ней голубые и быстрые, как грозовые молнии, пятна. Сознание помрачилось, и Мышкин испугался, что совсем его потеряет, но одновременно понимал: надо продержаться на вдохе еще чуть-чуть, еще несколько секунд и он победит.
Вслед за тем межреберные мышцы неожиданно расслабились сами, грудная клетка медленно опустилась, густой горячий воздух покинул легкие. Мгла перед глазами рассеялась, и вдруг все вокруг предстало в необычайной четкости и яркости – стертые узоры синтетического ковра под ногами, дрожь люминесцентной лампы, каждая трещинка в белой, после евроремонта, стене напротив. Еще несколько секунд – исчез железный кол, стенокардическая боль оттаяла. Мышкин прислушивался к себе и фиксировал дальнейшие свои ощущения. Осторожно сделал еще вдох – медленный и поверхностный. И тут блаженно-теплая волна пронеслась в голове, потом спустилась ниже, тепло неожиданно залило миокард, а вслед по всему телу распространилось легкое, но отчетливое ощущение эйфории.
Через эвакуационный выход он неторопливо прошел во внутренний двор клиники, где в заросшем и заброшенном садике среди одичавших роз и гортензий бродили бездомные коты, а в беседке, в центре садика, бездомные кошки организовали роддом. Сейчас там было пусто.
Посидев в тени беседки и с наслаждением вдыхая воздух с легким запахом розы, Мышкин глянул на часы: половина восьмого. И вдруг пронзительно осознал, что ему некуда идти. И он теперь такой же бездомный, как и местные коты, хотя и у него, как у них, тоже есть какая-то крыша над головой и можно под ней спрятаться от дождя, зимой от снега. Но того дома, который совсем недавно стал несущей конструкции всей жизни, уже нет. Еще несколько дней назад дом, новый и ставший родным, после того как его изменила одним своим присутствием Марина, и радовал и пугал своей новизной и счастьем обладания, какого еще никогда Мышкин не испытывал, а теперь он на пожарище. И никто не скажет ему, как жить дальше и можно ли отстроиться. Мало того, его же самого и обвиняют в поджоге.Он не хотел и даже боялся возвращаться в свою квартиру и по другой причине. Мышкин хорошо знал свою слабость, в состоянии стресса очень опасную. Стоит только попробовать залить стресс водкой – и ему не остановиться: двухнедельный запой обеспечен.
– Нельзя сейчас, – сказал он сам себе вполголоса. – Ведь потом не поднимусь. Все элементарно просто, Дима: ты давно не студент – силы не те…
Ветер рывком пригнул большой разовый куст, подбросил вверх столбом горсть ярко-красных лепестков, и Мышкин отчетливо услышал, как лепестки, опускаясь на землю, шуршат сквозь воздух, и в шуршанье этом он услышал еще какие-то звуки – кажется, шепот, хорошо знакомый, не забытый, тоже почти не слышимый, но все равно отчетливый: «Счастье – это просто отсутствие горя».
Он вскочил, опрокинув полусгнившую скамью, и диким взглядом огляделся. В саду по-прежнему никого. Мышкин медленно опустился на землю рядом со скамейкой, задрал голову и, глядя на мутно-серое раскаленное небо, тихонько заскулил, время от времени повизгивая, как щенок, которого любимые хозяева, самые дорогие на свете существа, выбросили в лесу, а он не понимает, что же такое произошло, но безошибочно, хоть еще и смутно, чувствует – случилось большое и, наверное, непоправимое горе.
Вернулся в ПАО, потоптался без цели и объявил, что ему надо домой, да и остальным пора разбегаться. Литвак пожал плечами и пошел к себе переодеваться. Клюкин с Клементьевой многозначительно переглянулись.
Клементьева сказала – мягко, но убежденно:
– Вам нельзя сейчас одному.
– Да, нельзя, – тупо согласился Мышкин. – Что? – тут же встрепенулся он. – Что ты сказала?
– И алкоголя тоже не надо, – почти умоляюще добавила Клементьева. – Хотя бы несколько дней.
– Алкоголь… да, несколько дней, – соглашаясь, отозвался Мышкин.
– Хотите, я с вами пойду? – тем же просительным тоном предложила Клементьева. – Я провожу вас.
Он ничего не понял, и Большая Берта торопливо прибавила:
– Я не буду вам мешать! Вы меня даже не заметите. Хотите – заночую у вас? Можно?
– Да-да, Таня, сходи с ним, хоть до дому доведи, – поддержал Клюкин.
Мышкин уставился на нее и по-прежнему ничего не понимал.
– У вас есть раскладушка? – спросила Клементьева. – Нет? Я могу свою притащить из дома. На кухне у вас могу устроиться.
– Можно мою взять, – предложил Клюкин. – Я поближе все- таки живу.
До Мышкина наконец дошло. Он быстро отвернулся, снял очки, высморкался и долго, не оборачиваясь, протирал стекла. Потом подошел к Большой Берте и неожиданно поцеловал ее в щеку.
– Ничего, – проговорил он. – Спасибо вам, ребята… Ничего не случится. Все будет нормально. Нужно только выждать. Все на свете проходит.
– Проходит-то оно проходит! – звонко согласился Клюкин. – Только, увы, не сразу. Время долго пройти – хоть немного стечь… Ты устал, Дима. Мы видим – просто физически устал.
– Да, время… Оно уже течет и делает свое дело, – ответил Мышкин.
И, не попрощавшись, быстро пошел к выходу.
Поднимаясь по ступенькам, услышал приглушенный голос Литвака:
– И куда он намылился?
– Не в бордель, можешь не завидовать, – ответил Клюкин.
– Ну, тут еще проверять надо! – возразил Литвак. – И кто-то должен это дело на себя взять.
– Уж не ты ли?
– Меня… – помедлил Литвак. – Меня пока никто не просил. Но ежели кто попросит…
Мышкин тихо закрыл за собой дверь и отправился домой пешком.22. Кокшанский и кристаллический вирус
– Привет, Мышанский, – сказал Дмитрий Евграфович, закрывая за собой дверь с табличкой «Лаборатория экспресс-анализа».
– Привет, Кошкин! – отозвался Игорь Кокшанский. – Уже заканчиваю. Посиди пока, позагорай.
Он сидел за компьютером и печатал – двумя пальцами, но быстро, не хуже профессиональной машинистки, работающей вслепую. Через пять минут, удовлетворенно кашлянув, запустил принтер.
– Твоё, – кивнул на растущую стопку листов, вылетавших из принтера.
– Так быстро! – удивился Мышкин. – Я думал, тебе еще неделя понадобится. Хотел еще дополнительно подбросить тебе халтурку.
– Нет, шеф, только не это! – в ужасе замахал руками Кокшанский. – Ты и так меня в стресс загнал. Знал бы я, что находится в твоих срезах, ни за что не взялся бы.
– Так интересно? – насторожился Мышкин.
– Интересно! – возмутился Кокшанский. – Ему всего лишь интересно! Работу для киллера ты мне принес. Или для следователя ФСБ.
– Так сложно? – пробормотал Мышкин.
– Хватит – заладил: сложно, интересно… Откуда срезы, почему мне принес, почему у себя не обработал?
– Все скажу. Но давай сначала ты.
– Выпьешь? Есть коньяк, есть водка питерская, джину могу налить.
– А без алкоголя?
– Лимонный сок. Натуральный.
– Где взял? – удивился Мышкин. – Для мозгов лучше допинга не найти.
– Именно! – подтвердил Кокшанский. – Папахен из Греции привез ящик. И еще заказал.
– Налей. Сахара у тебя немного будет?
– У меня все, как в Греции, – открыл банку с соком Кокшанский. Достал из ящика стола баночку с медом. – Вот тебе сахар.
Мышкин отвинтил крышку, понюхал и мечтательно зажмурился. Преобладал аромат цветущего подсолнуха.
– Настоящий! – подтвердил он. – Такого теперь не найти. Все вокруг фальшивка, – произнес он свое обычное заклинание.
Попивая мелкими глотками сок с медом, Мышкин спросил:
– Как же ты так скоро справился?
Кокшанский ласково погладил никелированный бок прибора с зеленым глазом осциллографа и с люминесцентной панелью управления:
– Мой самый лучший друг! Любое вещество раскладывает по молекулам за полчаса. Даже на расстоянии все увидит и расскажет.
– Откуда такая прелесть?
Кокшанский протянул ему толстую тетрадь-инструкцию.
– Глянь изготовителя.
– USA, понятно…
– А теперь копирайт.
– Sserkhej Stcherbakov, – медленно прочел Мышкин. – Надо же! Наш, что ли?
– Подарок от бывшего президента Медведева. Теперь главы нашего правительства. Виртуально-компьютерного.
– Ну, прямо-таки от президента!.. – усомнился Мышкин.
– Почти от него. Про Сколково знаешь?
– А кто не знает? Потемкинская научная деревня. Обычное дело.
– Не совсем обычное, – возразил Кокшанский. – Деревня для распила государственного бюджета по-научному. Модернизированного распила. Главный технолог там – Векслер. Тот самый, с яйцами Фаберже.
– Я ж и говорю – дело привычное. Знаю всё: миллиардер с яйцами. Фаберже.
– Ничего ты не знаешь! – заявил Кокшанский. – Скажи, почему именно Векслера поставили заведовать всеми будущими научными открытиями?
– Может, он тоже академик какой-нибудь. Как Березовский.
– Не смеши дядю, мальчик, – снисходительно произнес Кокшанский. – Березовский – да, тот хоть формально членкор. Еще советский. Он, действительно,
