– Ничего. Еще один обморок.
– Ошибаетесь. Совершенно спокойно, будто речь о том, чтоб сходить в булочную, говорит: «Мы это знали. Александр Степанович узнал тебя. Еще когда ты шел за ним». – «Так почему же, – спрашиваю, – вы молчали столько лет?! И ни единым словом…» – «Потому, – говорит, – что не хотели тебя расстраивать. Жалко тебя было. Ты и так настрадался».
– Так вы теперь офицер ГРУ? – спросил Мышкин после паузы.
– Уже нет. Во вторую чеченскую был ранен, уволен в запас, но тут мне предложили другую работу. Очень деликатную. На государство.
– Деликатное государство… – усмехнулся Мышкин. – Что-то новое.
– Ничего нового.
– Это как тонтон-макуты? Или эскадроны смерти?
– Ошибаетесь. Я не профессиональный убийца. Хотя любого военного можно назвать профессиональным убийцей, когда его не защищает закон. Видите ли, время от времени у любого правительства возникает необходимость осуществить то и ли иное дело максимально деликатно. Не оставляя следов. Работа моя курьерская. Иногда экспедиторская. Пересечение границы без паспортного контроля и без досмотра груза. В обе стороны.
– Мне бы так, – с завистью сказал Мышкин. И спохватился: – Шутка!
– Понял: шутка! – весело сказал Туманов.
– Значит, занимаетесь контрабандой и другими видами преступной деятельности под прикрытием правительства.
– Точнее и я не мог бы сказать. Помните выборы президента России в девяносто шестом?
– Кто такое издевательство забудет? – хмыкнул Мышкин.
– Помните, как Ельцин принимал присягу?
– Да. Перед нами был живой труп. Точнее, почти не живой. Я очень ждал и горячо надеялся, что он отдаст концы прямо там, на сцене. Но Борис Николаевич меня разочаровал.
– Он и умер. Через восемь дней после вступления в должность.
– Я знал! – закричал Мышкин и ударил себя кулаком по колену. – Я все видел и догадался! Только не верил своим глазам!..
Когда Ельцину делали операцию на сердце, из Америки пригласили знаменитого кардиохирурга Майкла де Бейки. Первое сомнение у Дмитрия Евграфович появилось, когда кремлевский кардиохирург Ренат Акчурин сообщил, что Ельцину было наложено шесть шунтов, а де Бейки утверждал, что восемь. Когда же весь медицинский мир узнал, что знаменитого американца вообще не пустили в операционную, и он был вынужден наблюдать за операцией из соседней комнаты через выносной монитор, Мышкин и вовсе загрустил: сюжет для сумасшедшего дома. Скоро Ельцин стал демонстрировать чудеса резвости и молодечества. Но чудес в таких случаях не бывает. Прогноз для него был единственный: гонка с атеросклерозом – кто кого? И тут Мышкин увидел в телеящике репортаж о стамбульской конференции стран «семерки», где Ельцину, как всегда, была доверена роль «шестерки» и он окончательно поднял руки вверх перед НАТО. И вот встречается с журналистами. И тут Мышкин ощутил не грусть, а пронзительную тоску. Как профессионал, он сразу определил: в ящике – совсем другой человек, с совершенно другими, не ельцинскими особенностями конституции. Лицо, голос – не Ельцин. А когда «Ельцин» вдруг обнаружил свое собственное словечко-паразит «спокойно!», которое он вставлял к месту и не к месту, Мышкин выключил зомбоящик и поклялся себе, что никогда больше на «Ельцина» смотреть не будет. Правда, раз он все-таки попытался посмотреть на того, кого положили в гроб и выставили напоказ в храме Христа Спасителя. Однако покойного в телевизоре показывали плохо. Так что Дмитрий Евграфович так и остался со своими сомнениями.
– Да, согласился Туманов. – Словечко «спокойно» было страшным проколом. Этого мужика больше не использовали.
– Интересно, где он?
– Исчез.
– Навсегда?
Туманов развел руками.
– Не могу понять, – вздохнул Мышкин. – Зачем им это понадобилось? Тайны, двойники…
– Им позарез нужен был тайм-аут, чтоб распихать по заграницам все, что нахапали. Всей
– А вы здесь каким боком?
– Непосредственным. В таких делах возникает масса рутины: переправить покойника за границу. Да чтоб вылететь без паспортов и виз – никаких документов, никакого контроля, никаких следов. Пересесть в Вене на другой самолет, с которым уже прилетел «друг Гельмут», потом в Германию – и тоже без контроля, потом кладбище, участок, надгробие с двусмысленной надписью. Конкретные хозяйственные задачи – ими надо кому-то заниматься. Человеку с улицы или из Госдумы их поручать нельзя.
– И долго будете кататься туда-сюда? До пенсии? Туманов усмехнулся, помедлил и сказал, пристально глядя Мышкину в глаза, словно прожигая насквозь («Ну, сукин сын, тебе Вольфом Мессингом работать в цирке! – подумал Дмитрий Евграфович):
– Есть основания полагать, что в будущем, надеюсь, ближайшем, у нашей группы будет особая работа. Невероятно интересная и полезная. Можно даже сказать, душеспасительная и патриотическая.
– Путина на вечное царство?
– На этот раз, Дмитрий Евграфович, вы далеки от истины, как никогда, – весело заявил Туманов. – Слишком много было украдено вывезено из России. Десятки
Мышкин криво улыбнулся.
– Так
– Их согласия никто не будет спрашивать! Оно нам не нужно, – жестко сказал Туманов.
– Иголки, что ли, под ногти будете загонять? А права человека?
– Какого человека? Вора? Негодяя? Коррупционера? Почему мы должны думать о правах бандитов, а не их жертв? Нет уж, меня больше интересуют права бесправной части наших соотечественников. Так что всё будет – шантаж, угрозы, похищения, сделки, заложники, средневековые пытки, показательные казни… Слишком велика цена вопроса. Они нас с вами и еще двести миллионов не пощадили. С какой стати мы их щадить будем?
Дмитрий Евграфович с сожалением посмотрел на свой опустевший стакан и сказал застенчиво:
– Я бы, Валерий Васильевич, пожалуй, рюмку… За успех вашего дела. И для храбрости – надо же начинать работу.
– Бержерак, курвуазье, греческая метакса?
– Метакса, – мечтательно повторил Мышкин. – Только читал про метаксу.
Семисотграммовая бутылка с темно- янтарной жидкостью тут же появилась на столе, будто Туманов вытащил ее из рукава.
Отложив в сторону пустую лимонную корку, Мышкин сказал:
– Готов к труду. И к обороне тоже. Что я могу сделать для вас хорошего?
– Дмитрий Евграфович. Произошло убийство. Убийство с заранее обдуманными намерениями. В особо циничной форме. Отягощенное мошенничеством и грабежом. Преступники должны быть наказаны.Мышкин только руками развел.
– Валерий Васильевич! – взмолился он. – Вы что-то напутали. Я не прокурор. И даже не участковый уполномоченный. Вам нужно в другое место. Там и предлагайте вашу идею.
– Я знаю, что вы не прокурор, – невозмутимо ответил Туманов. – Но если бы вы и были прокурором, я обратился бы к вам, то есть, не к вам, а к вашей должности, в самую последнюю очередь. А точнее, совсем не обратился бы. У меня нет таких денег на взятку, какие есть у противной стороны. И кому на аукционе достанется прокурор, догадаться легко.
– Тогда вам остается одна надежда – на высший суд. То есть суд Божий.
– Я на него и рассчитываю! – без тени улыбки заявил Туманов.
Мышкин испытывающе разглядывал Туманова.
– Не пойму, шутите вы или всерьез?
– Мне не до шуток.
– Стало быть, – осторожно сказал Мышкин, – вы очень религиозны.
– Не очень, – улыбнулся Туманов. – Я исхожу из того, что Господь действует на земле через конкретных людей, которые, сознательно или нет, но исполняют Его волю. Двух таких исполнителей я уже нашел. Правда, один из них еще не подозревает о своей миссии.
– И кто же эти… орудия Божьи? Тайна?
– От вас у меня нет тайн. Эти орудия Божьи – я и вы.
Мышкин ошарашено уставился на Туманова.
– Пардон, – наконец выдавил он из себя. – Что-то я вас не понял. Кто?
– Вы и я.
– Постойте, постойте… – он не знал, то ли посмеяться над шуткой, если это шутка, то ли обидеться. – Но, помнится, никаких заданий оттуда, – он показал пальцем на потолок, – я не получал. И я знаю, почему не получал. Потому что моя профессия и вообще весь мой модус вивенди [57] никак не вяжется с тем, что вы задумали. Если вы всерьез, конечно…
– Ошибаетесь, Дмитрий Евграфович, – возразил Туманов, и лицо у него при этом стало каменным. – Такое задание вы получили. Только еще не успели осознать.
– Ну и ну! – покрутил головой Мышкин. – На ходу подметки режете… Но считаю необходимым поставить вас в известность: я один из тех редких субъектов, кто не поддается никакому гипнозу. Я не гипнабелен, понимаете? Так что извините, Валерий Васильевич, но ваши штучки на меня не действуют. Кроме того, они мне не нравятся. Приберегите их для других. А теперь, если тема исчерпана, позвольте откланяться. Спасибо за гостеприимство и за коньяк.
Он встал. Туманов не шелохнулся.
– Я вам еще не сказал самые последние новости, – безразлично произнес он. – Два дня назад Александр Степанович был кремирован.
– И что тут особенного? – пожал плечами Мышкин. – Вам не по душе? Есть масса людей, которые мечтают отправиться в места счастливой охоты через печку крематория. Им не хочется лежать в холодной и мокрой яме. Вы же знаете, подпочвенные воды в наших краях располагаются слишком высоко. Индусы, между прочим. И до сих пор сжигают своих мертвецов…
– Его кремировали без нашего ведома и согласия. Как невостребованного. Даже неизвестно, где его прах.
На левом виске у
