Мышкина мелко задергалась жилка. Он покачал головой. Потом пощупал у себя пульс на левой локтевой артерии. Не меньше девяноста в минуту да еще с диастолой – пропусками удара, после чего он словно проваливался на секунду в бездну. Мышкин снова сел и с тоской подумал: «Еще не хватало замерцать, [58] не отходя от кассы…»
– Все-таки у вас что-то случилось, – уверенно сказал Туманов. – Нужна помощь? Может, врач?
– Я сам врач, – мрачно отозвался Мышкин. – Впрочем, нужна. Еще одну… Спасибо. И, пожалуй, вторую.
Теперь ему полегчало.
– Вот как я смотрю на статус-кво, – заявил Мышкин увереннее и придвинул к себе бутылку. – Простите за горькую правду, но я обязан вас предостеречь. Вы уже проиграли. Напрочь! Проиграли, даже не вступив в игру. Если его так срочно кремировали, и без вашего согласия, что абсолютно логично, это значит одно: уносите поскорее ноги из этого казино! Вы человек опытный и должны знать: в таких казино выигрывает только заведение, а не игрок. Только хозяева казино!
– Убийцы должны быть наказаны, – жестко произнес Туманов.
Мышкин с сожалением покачал головой.
– Вы словно не слышите меня, – сказал он. – Как наказаны? Кто их будет наказывать? Разве что кирпич каждому на голову упадет? Так это сколько ждать надо! И где набрать столько кирпичей? Пациент кремирован – занавес опущен. Все по домам, пока метро не закрыли! Вам остается одно: перестрелять их всех, как бешеных собак, и сесть в тюрьму. Не лучшее завершение трудовой биографии. И пенсию не получите.
– Да, вы правы, – после некоторого молчания сказал Туманов. – Прямая акция… – он открыл ящик стола, высматривал в нем что-то с полминуты. – Прямая акция только на первый взгляд предпочтительнее… Только на первый! – он решительно задвинул ящик.
Мышкин принюхался.
– Кажется, запахло оружейным маслом.
– Угадали, – Туманов снова открыл ящик. Достал оттуда новенький «тульский Токарева» и вернул его на место.
– Послушайте! – возмутился Мышкин. – Зачем вы мне все это рассказываете? Куда вы хотите меня втянуть? Кто дал вам право?! Я не позволю сделать меня сообщником! Вы не боитесь, что я, хотя бы из чувства самосохранения или страха, сообщу кому-нибудь о ваших… истребительных проектах?
– Не боюсь, – качнул головой Туманов.
– Отчего же так? Запугаете? Может, и запугаете…
– Ерунда! – отрезал Туманов. – Вы только играете запуганного. Самому себе изображаете… Не боюсь по другой причине.
– Умоляю! Может, и мне откроете истину? – желчно сказал Мышкин. – А то я ничего про себя не знаю. Так вот живешь…
– Просто вы честный и порядочный человек. В этом и вся причина.
– Ха-ха-ха! – злобно рассмеялся Дмитрий Евграфович. – Кто же вам сказал такую чушь? Уж не Большая ли… не Татьяна ли Клементьева?
– Она мне сказала правду, – кивнул Туманов.
– И вы ей поверили?
– Татьяна Даниловна только подтвердила то, что я знал и без нее.
– Нет, скажите прямо: вы ей поверили? Неужели поверили? Неужели вы так плохо знаете женщин?
– Я ей поверил и удивляюсь вашим вопросам.
– Почему же вы ей поверили? – не отставал Мышкин.
– Потому что она тоже – честный и порядочный человек, – упрямо заявил Туманов – похоже, выдержка его тоже имела пределы.
Мышкин снова расхохотался – смехом сумасшедшего Мефистофеля. Потом внезапно оборвал себя, решительно взял бутылку, наполнил рюмку, поднес ко рту, поколебался и поставил ее на стол.
– Вы слишком легковерны, господин контрабандист, – сочувственно заметил Мышкин. – Это вредно для здоровья. И… опасно для жизни!
И решительно осушил крохотную рюмку.
– Ошибаетесь, Дмитрий Евграфович, – мягко возразил Туманов. – Я очень недоверчивый человек. Иначе меня давно не было бы на этом свете.
Мышкин повертел в руках рюмку, задумался, потом сказал нормальным тоном.
– Пустое дело, Валерий Васильевич, – он вздохнул. – Вам их не взять. Они отрубили все концы. Самое большее, что можно им предъявить, – самовольное кремирование покойного без разрешения и участия родственников. Они свой грех признают сразу и очень охотно. И объяснят всем нам: да, виноваты, проявили небрежность, произошла служебная ошибка. Готовы понести любое наказание. И какое наказание им грозит? Выговор, вычет из зарплаты в счет моральной компенсации недовольным родственникам. Ну, самое страшное – увольнение. Ерунда все. Сегодня уволят, завтра примут обратно. Все они там – сообщники. Подельники. То есть…
Но Туманов не хотел сдаваться.
– Все равно должна быть зацепка, – заявил он с еще большей уверенностью. – Не по этому, моему, делу, так по другому. Они создали систему. А в любой системе. Даже в сверхнадежной, всегда есть слабое звено. Всегда! По-другому не бывает. Не будете опровергать?
Мышкин махнул рукой.
– Пустое… – повторил он. – Хотя… – Дмитрий Евграфович поколебался, потом совершил огромное усилие над собственной волей и чувством самосохранения. – У вас есть выходы на Интерпол?
– Когда надо? Сроки? – быстро спросил Туманов.
– Когда, когда… – проворчал Мышкин. – Остановитесь, господин Торопыга. И послушайте меня сначала. Вот что я вас сейчас расскажу… Такое звено есть. Черт с вами, попробую рискнуть головой. Одна надежда, что Татьяна в вас не ошиблась. Представляете! – диковато хохотнул Мышкин. –
27. Огурец зомби
Туманов слушал, ни разу не перебив. Только черкнул что-то на карточке, когда Мышкин дошел до обвинения в убийстве, и покачал головой, выслушав про удар битой.
– Вы удивительный человек, Дмитрий Евграфович, – сказал он.
– Что вы имеете в виду?
– Я знаю только двух или трех человек, способных выдержать то, что выпало вам, и не сойти с ума. И то – мои коллеги, профессиональные диверсанты.
Мышкин зябко передернул плечами.
– Это всё, что вы можете сказать?
– Не всё. Относительно девушки… – помедлил Туманов. – То, что я скажу, не надо принимать сразу. Совсем не значит, что так на самом деле и есть, как я полагаю. Но моя версия тоже имеет право на существование. Согласны?
– Да.
– Налить? – Туманов поднял бутылку с метаксой. – Не отказывайтесь. По-моему, не хуже валерьянки.
Мышкин подумал.
– Хуже, но все равно хорошо. Давайте.
– Есть хотите? Не стесняйтесь. Пожалуйста, будьте проще. Хотя бы для экономии времени.
– В таком случае – ради экономии – не откажусь. Ох, как я хочу жрать! – признался Мышкин. – Вы не поверите!
Туманов понимающе усмехнулся:
– Мне очень знакомо. Когда обнаружишь, что ты жив и жизнь продолжится, в первую очередь хочется в безопасности и много поесть.
Он вышел и через несколько минут вернулся с горой бутербродов на подносе. Потом терпеливо ждал, пока от горы почти ничего не осталось.
– Мне кажется, ваша девушка жива, – буднично, даже небрежно произнес Туманов.
Мышкин перевел дух.
– Мне… мне тоже так стало казаться, но я боюсь верить… чтобы потом не рехнуться. Но с другой стороны – имеется следствие, заведено уголовное дело. Существует такая штука, как судмедэкспертиза. Труп приняли и зарегистрировали. Значит, был?
– Разумеется, был. В подобной конторе, уверен, не регистрируют то, чего нет, – согласился Туманов. – Скажите, Дмитрий Евграфович, вам известно, что такое огурец зомби?
Мышкин шлепнул себя по коленям обеими ладонями.
– Вот! Вот! – вскричал он. – Этот чертов огурец вертится у меня в голове с утра!
– Так знаете?
– Только в общих чертах. А вы?
– Очень мало. Но представление имею. И даже приходилось использовать – не сам плод, конечно, а похожий препарат. Но сначала расскажите вы, а если что не скажете, добавлю. Хотя, уверен, добавлять ничего особенно не придется.
Дмитрий Евграфович устроился в кресле поудобнее.
– Зомби, – начал он своим сочным преподавательским баритоном, – есть категория из арсенала вуду, одного из самых жестоких и опасных видов африканской магии. На суахили «зомби» означает «живой мертвец». В понятии «зомби» есть еще дополнительные смысловые оттенки, которые на европейские языки перевести невозможно, потому что не существует у европейцев таких понятий. Огурец зомби – плод почти легендарного растения, которое в европейской ботанике не описано, так как его никто из белых не видел. Хотя результаты некоторым счастливчикам наблюдать приходилось. В научном обороте имеются даже некоторые инструментальные исследования воздействия плода на человека. Вообще-то, африканские колдуны не любят конкурентов. И тщательно скрывают грядки, где растут такие огурцы. Предположительно огурец зомби содержит курареподобные соединения, парализующие нервную систему – центральную и часть периферической… – Мышкин устроился еще удобнее. – Итак, колдун дает огурец намеченному человеку, тщательно отмерив порцию. Через определенное время подопытный впадает в глубокую каталепсию. У жертвы наступает паралич почти всей мускулатуры, за исключением тех групп мышц, которые отвечают за работу некоторых внутренних органов, обеспечивающих жизнь. Температура тела понижается до трупной, дыхание почти останавливается – ровно настолько, чтобы его нельзя было