расстегнул верхние пуговицы его рубашки с короткими рукавами и погончиками. На яремной вене он увидел, что ждал, – след шприца. Свежий, через крохотное отверстие просочилась капелька лимфы и еще не свернулась.
Понимая, что надо спешить, Дмитрий Евграфович тем не менее, неторопливо прошагал в холодильник. В шестнадцатой секции вытащил из-под покойника упаковку с компакт-диском. Принес свое вольтеровское кресло и сел рядом с Клюкиным.
– Извини, Толя, – тихо, с горечью заговорил он. – Во всем я виноват. Все из-за меня. Но, клянусь, прямой вины моей нет. Просто шальная пуля залетела в тыловую траншею…
Он помолчал. Мышкин был уверен, что Клюкин слышит его, хотя и не так, как слышал бы живым. Головной мозг умирает не сразу весь, многие функции, хоть и слабые, могут сохраняться несколько дней.
– Толя, – снова обратился он к мертвецу. – Прошу тебя, во-первых, простить меня. И, во-вторых, выручить. В последний раз – следующего не будет, даже если захочется. Потом ты уже ничего не сможешь. Обратного хода у тебя нет. А у меня он еще есть. И тоже последний. Ты можешь спасти хотя бы меня, раз уж сам не спасся…
– Помнишь, Толя, ты говорил, что никогда не ходил к стоматологу? Я тоже никогда не ходил. И никто нигде не найдет рентгеноскопии нашего стоматологического статуса. Вот что связывает нас с тобой сейчас и свяжет еще крепче. И навсегда.
Ему показалось, будто в воздухе что-то шевельнулось. Но, быть может, и не шевельнулось. Однако что-то произошло определенно.
– Спасибо, Толя: я понял тебя. Почему-то я знаю, что мы с тобой встретимся. Правда, неизвестно, когда и при каких обстоятельствах. То есть, это мне еще не известно, а ты наверняка уже все выяснил. Еще раз прости, и я начинаю…
Однако он продолжал сидеть: что-то мешало. Внезапно вскочил в ужасе.
– Стоп! Отбой! Ведь ты, может быть, еще живой! Живой! Что ж это я… так поздно сообразил. Но все же сообразил! Слава Богу, вовремя. Или это ты мне подал сигнал?
Он взял Клюкина за кисть правой руки. Пульса нет, конечно. Рука натурально безжизненная, холодная, уже коченеет. Однако окоченение после огурца зомби – нормально. «Кошмар! Еще немного – и никогда не исправить», – перевел дух Мышкин.
Он приподнял труп. Клюкин оказался легким, как ребенок. Неожиданно его голова отвисла, как у тряпичной куклы, и повернулась лицом к спине.
Мышкин осторожно положил Клюкина на место и ощупал шею. Пальцы сразу наткнулись на острый обломок позвонка.
Из кладовой Мышкин принес черный полиэтиленовый мешок и уложил в него Клюкина. Снял с вешалки все белые халаты, взвалил мешок на спину, запер дверь и неторопливо пошел к машине. Уложил Клюкина на пол – в темноте черный мешок не виден. Сверху бросил халаты. И сразу в машине расплылся удушливо-формалиновый запах морга.
Завел мотор, пристегнулся и двинулся туда, откуда приехал.
До поста ГИБДД в Ольгине оставалось с десяток метров. Мышкин съехал на обочину и аккуратно затормозил.
Гроза взяла свое, и остался только мелкий легкий дождь – мягко шелестел по крыше волги.
Черным зеркалом сверкал асфальт. На шоссе в обе стороны – никого. И ни огонька.
Мышкин достал из багажника пятилитровую алюминиевую канистру, оторвал рукав от халата, обильно смочил бензином. Открыл капот. В темноте хорошо виден выпускной коллектор, раскаленный докрасна. Затаив дыхание, чтобы не задеть опасные чугунные отводы, Мышкин затолкал рукав под воздухофильтр. Глянул под машину – на асфальте расплылось радужное пятно. Теперь можно и в гости.
Легкая алюминиевая будка ДПС на тонких опорах возвышалась над дорогой на уровне третьего этажа, не меньше. Прожектор выключен, но внутри она была залита мертво-голубым светом энергосберегающей лампы. Там мелькали и двигались тени.
Поднявшись по тонкой лестнице, Мышкин постучал в дверь. Никто не отозвался. Снова постучал и опять молчание. Он приложил ухо к двери и с ужасом расслышал стоны, хрипы и обрывки слов – там душили человека. «Бойся первой мысли!» – приказал себе Мышкин, но поздно: рука сама схватилась за ручку двери и резко ее распахнула.
В нос ударил запах гниющего линолеума, дешевой водки и вонючих, сигарет «Мальборо» российского производства.
В тумане он разглядел три фигуры. Расположением своим относительно друг друга они составляли трапецию. Верхнее основание трапеции изображала дорожная проститутка – толстая пьяная девка. Она продолжала стонать, хрипло и протяжно, изредка матерясь. Сторонами геометрической фигуры были два гаишника. Они оторопело таращили на Мышкина пьяные глаза.
– Еще и третий? – прохрипела девка. – Не договаривались! Я вам не резиновая!..
– Дверь! Дверь! – заорали гаишники оба сразу.
Мышкин отпрыгнул назад и захлопнул дверь. Он стоял на площадке, тяжело дышал и вытирал пот со лба.
Дверь приоткрылась, на ладонь, протиснулся боком младший сержант с гаишной бляхой.
– Чего хулиганишь, мужик? – угрожающе спросил он.
Но Мышкин никак не мог отдышаться.
– Обалдел, что ль? – сержант толкнул его в грудь к лестнице. – Или нанюхался?
Толкнул еще раз – на ступеньки. Но Мышкин успел вцепиться в тонкие перила лестницы и не скатился вниз.
– Что молчишь? – повысил голос сержант. – Хулиганишь на представителей при исполнении обязанностей, нарушитель! На зону захотел? Или на тот свет? Сейчас устроим, у нас быстро, – пообещал он, доставая из кобуры пистолет Макарова.
– Нет-нет! – затряс головой Мышкин. – Пожалуйста, я же постучал! Я к вам за помощью… Совсем не знаю, что делать. И кого спросить!.. Помогите! Пожалуйста…
– Ага! Ты решил, что тут тебе типа скорая помощь… Так? Признавайся! – рявкнул гаишник.
– Да-да! Именно так я и решил! – радостно признался Мышкин. – Только вы и можете оказать скорую помощь в моем положении.
Сержант озадаченно остановился. Видно, он ждал оправданий, а не признания вины. И спросил почти миролюбиво, засовывая макаров в кобуру:
– Ограбил типа кто? Где? Сколько взяли?
– Нет-нет! – снова затряс головой Мышкин. – Никто не грабил. И даже наоборот… – он полез во внутренний карман пиджака.
Сержант молниеносно выхватил свой пистолет:
– Руки! – гаркнул он. – Руки вгору!
Мышкин так же, молниеносно, поднял руки.
– А теперь медленно, по сантиметру в час, доставай свою пушку. Медленно, я сказал! Пукнуть не успеешь – развалю башку, как арбуз.
Стараясь не превысить предписанную скорость, Мышкин двумя пальцами вынул бумажник – кожаный, прекрасного темно-вишневого цвета.
Гаишник присмотрелся.
– Что там? Открывай лопатник! – приказал он. – Своими руками открывай! И опять – медленно.
Мышкин раскрыл бумажник, достал сто долларов и протянул гаишнику.
– Чтоб никто не мешал исполнению служебных обязанностей, – как можно мягче пояснил он. – И за скорую помощь. Мне нужен совет. Только совет. Или консультация.
Сержант взял купюру, потер ее между двумя пальцами.
– Настоящая, – поспешил заверить Мышкин. – Сам в банке получал.
– Ну, если сам… – проворчал гаишник. – Так чего тебе?
– Консультацию.
– Тут нас два консультанта.
– Понял! – осмелел Мышкин и достал такую же купюру.
– Тоже из банка?
– Из банка.
– И много у тебя таких? – прищурился сержант.
– Еще две.
– Потерять не боишься?
– Не боюсь! – убежденно заявил Мышкин. И многозначительно прибавил: – Жизнь дороже. Я же понимаю, куда пришел. Не в бандитскую малину.
Сержант смерил его взглядом и усмехнулся.
– Правильно просекаешь, мужик. Говори.
– У меня что-то с мотором. Вон моя машина. Посмотрите, пожалуйста. Может, что подскажете?
Из-за двери раздались два истошных вопля, слившиеся в один.
Другой гаишник крякнул в будке:
– Портки подтяни, шаболда! – и громче: – Что там у тебя, сержант?
– К тачке я пошел, вниз. Смотри на меня внимательно. Чуть что – стреляй, меня можешь не жалеть.
Мышкин сел в машину, отпер изнутри капот, но выйти сержант ему не дал.
– Сидеть! – неожиданно приказал он. В руке у него опять оказался пистолет. – Сидеть, я сказал!
– А… Что?..
– Руки на руль! – рявкнул гаишник. – И не шевелись. Иначе останешься с дырявой головой. На всю жизнь.
Он сунул голову в машину и принюхался. Потом снял пистолет с предохранителя и загнал патрон в ствол.
– Куда ж ты, мужик, жмура везешь? – деловито осведомился он. – Сам грохнул? Или заказал кто?
Такого Мышкин не предусмотрел. Все кончено.
– Оглох? – повысил голос сержант. – Показывай жмура!
– Н… не… нет никакого жмура. Вы пошутили, понимаю… – наконец выдавил он из себя, оттягивая страшную минуту.
– А вот этого – не надо! – посоветовал гаишник. – Сержант Вавилов знает, что говорит. Сержант Вавилов работал в крематории. И хорошо помнит, как пахнет настоящий жмур. Сержанта Вавилова на фу-фу не возьмешь. Открывай, сука! – заорал он и больно ткнул пистолетом Мышкина в висок.
Одеревенелой рукой Мышкин покорно дотянулся до ручки левой задней двери и попытался открыть. Дверь не подалась – была на предохранительной защелке.
– Ты что, падло, за дурака меня держишь?! – гаркнул сержант и еще раз ткнул стволом Мышкина в висок. – Багажник открывай! Живо!
Багажник открылся, внутри зажглась лампочка. Трупа сержант Вавилов не увидел. Только ящик с инструментами и два флакона автошампуня.
– Ага! Уже успел, значит! – зловеще произнес сержант. – Говори: куда жмура скинул? Ну? Куда сбросил труп, спрашиваю?!
И тут Мышкин широко и радостно улыбнулся.
– Товарищ сержант! Так это же я и есть покойник! От меня трупом пахнет! Это я!
– Чи-и-во-о? –
