Рассказы. Повести. 1894-1897

читательницы обижены за Лидию Вашим будто бы непризнанием их труда для народа. Но думаю, что большинство поймет вернее и оценит как плодотворную праздность художника, так и полезную деятельность учительницы».

В архиве Чехова сохранилось также письмо московского издателя и переводчика П. П. Кончаловского от 30 мая 1896 г. (ГБЛ) с предложением издать рассказ: «В ряду изданных при моем участии некоторых известных произведений литературы – Свифт, Дефо, Боккачьо, Лермонтов, Руссо, Лесаж и др. – Ваше последнее произведение, мне кажется, заняло бы свое место, до такой степени оно пленило меня своей новизной, красотой и правдой. Я говорю о Вашем „Доме с мезонином“. Мне хочется издать его с двумя-тремя прекрасными рисунками, присоединив к нему „В облачный день“ Короленко. Это составило бы небольшой изящный томик». Издание не было осуществлено.

О чтении рассказа Л. Толстым в апреле 1896 г. см.: Т. Л. Сухотина-Толстая. Воспоминания. М., 1976, стр. 226.

Публикация рассказа вызвала в критике обсуждение главным образом одного вопроса – жизненной позиции рассказчика-художника («бездеятельной») в сравнении с активной деятельностью Лиды Волчаниновой. Почти все писавшие о рассказе резко осуждали художника за равнодушие к общественно- полезной работе Лиды Волчаниновой. Р. И. Сементковский в очередном обзоре «Что нового в литературе?» («Ежемесячные литературные приложения к „Ниве“», 1896, № 6) был недоволен тем, что способностью к успешной деятельности Чехов наделил человека несимпатичного и черствого (стлб. 387).

М. Полтавский (М. И. Дубинский) в рецензии на повесть («Биржевые ведомости», 1896, № 113, 25 апреля) отмечал, что столкновение художника с учительницей земской школы Чехов изобразил поверхностно – только как две голые идеи (с одной стороны, идея «борьбы с деревенской тьмою и народными язвами» и «служения ближнему», а с другой – «беспечный квиетизм, бегущий от труда, как от заразы», и лишенный «гражданского пыла»), не воплотив их в реальные формы. Считая, что соответственно Чехов выражал две идеи искусства – «чистого искусства» и «искусства для жизни», рецензент приписывал ему стремление примирить обе идеи. И–т (псевдоним И. Н. Игнатова) в обзоре журнальных новостей («Русские ведомости», 1896, № 117, 29 апреля) причислил главного героя к категории «хмурых людей», причем считал, что его хмурость, в отличие от подобного состояния героев «Припадка», «Скучной истории», повести «Три года» и других произведений, не обусловлена никакими конкретными причинами: по его мнению, она вызвана лишь равнодушием и скукой. Нежелание художника работать, как Лида Волчанинова, рецензент объяснял застоем в его творчестве. Приписав, таким образом, художнику творческое бессилие, о котором в рассказе ничего не говорится, рецензент и его чувство к Мисюсь расценивал как проявление пониженного состояния духа.

То же противопоставление «праздношатающегося» художника деятельной Лиде Волчаниновой, с сожалением о том, что Чехов не выразил своих симпатий «ни к той, ни к другой стороне», находим в обзоре содержания «Русской мысли» за апрель – июль 1896 г. («Восточное обозрение», Иркутск, 1896, № 105, 6 сентября), автором которого был К. О. Н. (псевдоним Ф. Я. Кона).

С наиболее развернутым осуждением центрального героя выступил А. М. Скабичевский в статье «Больные герои больной литературы. Литература в жизни и жизнь в литературе. Критические письма. Письмо 7-е» («Новое слово», 1897, кн. 4, январь). Признавая достоинства стиля Чехова, оставшегося, по его мнению, верным тургеневской школе, Скабичевский выражал недовольство чеховскими героями. Опираясь на последние два произведения, «Дом с мезонином» и «Мою жизнь», он писал об излюбленном чеховском типе человека – будто бы нравственно больного, надломленного, психопатического, одержимого разными душевными недугами. А художник к тому же еще, по его мнению, проповедует праздность и поэтому не нужен обществу. Конец рассказа привел Скабичевского к умозаключению, выдающему полное непонимание того нового, что принесла с собой в литературу чеховская художественная система, с ее «косвенной» связью между фабулой и идейным смыслом произведения. Он недоумевал, почему герой не последовал за предметом своей страсти: «Ведь Пензенская губерния не за океаном, а там, вдали от Лиды, он беспрепятственно мог бы сочетаться с Женею узами брака <…> Согласитесь сами, что в лице героя перед нами с головы до ног чистопробный психопат и к тому же эротоман» (стр. 161). Чеховский герой никак не укладывался в схему социологических типов, которую Скабичевский прилагал к литературным явлениям.

Внешне менее резким был отзыв о главном герое рассказа М. К-ского (М. А. Куплетского) («Сын отечества», 1896, № 117, 2 мая). В части «Журнальной хроники», посвященной «Дому с мезонином», он даже готов был одобрить рассуждения художника. Однако эта готовность была вызвана тем, что Куплетский приписывал взглядам художника сугубо антилиберальный, узкополитический характер. Поэтому ему не нравилась широта суждений художника, «почему-то старающегося довести свои, в основе правильные, мысли в их развитии до крайних пределов». В отличие от других рецензентов он отмечал резонерство в образе старшей сестры, которую считал «хорошо обрисованной», и намеченные отчасти «симпатичные стороны ее матери и младшей сестры».

Были критики, которые заметили в рассказе лишь несколько «хорошеньких штрихов», в целом же отнесли его к неглубоким созданиям писателя (И. И. Ясинский под псевдонимом Рыцарь Зеркал – «Петербургская газета», 1896, № 125, 8 мая; К. Ф. Головин ‹Орловский›. Русский роман и русское общество. СПб., 1897, стр. 456–457). Отзыв П. Скрибы (Е. А. Соловьева) см. в примечаниях к рассказу «Ариадна».

Несколько выделялся своим доброжелательным тоном отзыв Старого писателя (псевдоним неизвестного автора) в «Одесских новостях» (1896, № 3668, 22 июня). Он приветствовал новую полосу в творчестве Чехова, ознаменованную более глубоким восприятием жизни. Но признав рассказ «со стороны внешней талантливости» очень недурным, Старый писатель присоединился к общему осуждению идейных акцентов в нем (развенчание Лиды Волчаниновой и сочувственное изображение художника).

Б. Прусик писал Чехову 9 августа 1896 г., что баронесса Е. Била перевела «Дом с мезонином» для чешского журнала «Злата Прага» (ГБЛ; ЛН, стр. 751).

При жизни Чехова «Доме мезонином» был переведен на болгарский, венгерский, немецкий, сербскохорватский и чешский языки.

Моя жизнь

Впервые – «Ежемесячные литературные приложения к „Ниве“», 1896, № 10, стлб. 224–260 (ценз. разр. 8 октября 1896 г.), № 11, стлб. 481–524 (ценз. разр. 6 ноября 1896 г.) и № 12, стлб. 705–742 (ценз. разр. 10 декабря 1896 г.). Подзаголовок: Повесть Антона Чехова. В № 10 помещены главы I–V, в № 11 – VI–XI, в № 12 – XII–XVII.

Включено (с изменениями) в книгу Чехова: «Рассказы: 1. „Мужики“. 2. „Моя жизнь“», изд. А. С. Суворина, СПб., 1897, и повторено в ее последующих изданиях (изд. 2–7, 1898–1899; с изд. 4, 1898, книга стала называться «Мужики и Моя жизнь»).

В ЦГАЛИ хранится оттиск VI–XI глав журнальной публикации с вклеенными авторскими вставками и правкой на полях.

Сохранилась копия гранки «пятого столбца» журнальной публикации – отрывок из XVI главы повести (ИРЛИ, 7282 XLII б. 16).

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. IX, стр. 166–275.

В собрании сочинений Чехова в двенадцати томах (т. 8, М., 1962, стр. 194) внесено изменение в текст слов Полознева (стр. 278 наст. тома): «Город лавочников, трактирщиков, канцеляристов, попов…» Источником для изменения послужило письмо Чехова к А. А. Тихонову (А. Луговому) от 21 октября 1896 г., из которого видно, что он изменил первоначальное: «попов» на «ханжей» из цензурных соображений (об этом см. ниже). Однако, восстанавливая в отдельном издании повести изъятия, сделанные цензурой, и – в их числе – эту фразу Полознева, Чехов не восстановил слова «попов». Поэтому в настоящем издании слова