названием: «Моя жизнь» (телеграмма не сохранилась), потом – письмо (13 сентября), в котором предлагал с неуверенностью – «не лучше ли будет» – еще один вариант названия: «В девяностых годах». Луговой посчитал «В девяностых годах» претенциозным, и Чехов остановился на окончательном названии, которое все-таки продолжало казаться ему «отвратительным», особенно слово «моя» (см. письма к Луговому – 13 сентября, к Т. Л. Толстой – 9 ноября).
Ввиду цензурных искажений текста, с которыми публика принуждена была читать повесть, Чехов торопился переиздать ее отдельной книгой. Пока повесть печаталась в журнале, он отослал Суворину материал для книжки: «Рассказы: 1. „Мужики“. 2. „Моя жизнь“» (см. письмо к Суворину от 8 ноября). Но по условию, поставленному издательством А. Ф. Маркса, книга не могла выйти раньше, чем через год. Пришлось сначала, по просьбе Суворина, издать повесть «Мужики» отдельно.
Летом 1897 г. Суворин передал в типографию текст «Моей жизни»; 12 июля 1897 г. Чехов возвратил прочитанную корректуру. Из письма к Суворину, посланного в тот же день, видно, что состав сборника не был ясен («Из каких рассказов будет состоять книга?» – спрашивал Чехов). Об издании сборника см. подробнее в примечаниях к повести «Мужики».
В текст «Моей жизни» в этом издании Чехов внес много изменений. Количество глав в отдельном издании не 17, как в приложениях к «Ниве», а двадцать (X, XII и XV главы разделены каждая на две). Восстановив текст, вычеркнутый цензором при первой публикации (7 ноября 1897 г. Чехов сообщал М. Г. Вечеслову, что в книгу повесть «вошла вся»), он все-таки не был полностью удовлетворен, что видно из того же письма («когда я писал ее, то не забывал ни на минуту, что пишу для подцензурного журнала»). Были восстановлены следующие цензурные изъятия, коснувшиеся мыслей Полознева о социальной несправедливости в его споре с доктором Благово: в VI главе – рассуждения о том, что сильные не должны порабощать слабых, и об утонченных формах рабства в новое время; в VII главе – большой абзац с описанием беззаконий, которые совершались в городе по отношению к бесправным рабочим. В XVI главе журнальной публикации в объяснении Полознева с отцом активной стороной был отец. В отдельном издании Полознев отвечает отцу пространным обличением (см. стр. 278).
Критический пафос повести усилился и благодаря другим добавлениям, которые, возможно, тоже представляют собой восстановленные цензурные купюры. Такова вставка в главе II (см. стр. 205, строки 20–31). Категории должностных лиц, берущих взятки, которые перечисляются далее в этой главе, расширены (добавлено: учителя, врачи, начальство в уездных училищах).
Кроме того, в текст внесены дополнения, усилившие психологическую разработку главных персонажей (Мисаил Полознев, Клеопатра, доктор Благово).
Но сделано также немало и сокращений, в основном за счет деталей, характеризующих второстепенных героев.
Благодаря исключению слов о конкретных недоразумениях между хозяевами Дубечни и крестьянами (см. стр. 420) суждение о любви крестьян к правде и справедливости в отдельном издании получило более обобщенный характер.
Стилистическая правка несколько изменила характер финальных строк, усилив их лирическое звучание.
Количество поправок, внесенных в повесть при подготовке собрания сочинений, невелико. Наиболее важное исправление сделано в том эпизоде XIX главы, когда в сознании героя происходит смешение реального и нереального. В отдельном издании это случается с героем три раза, в собрании сочинений – только один раз (см. стр. 274 наст. тома). Причем число образов, представляющихся в эти минуты Полозневу, Чехов уменьшил (исключена, например, сцена с сестрой на базарной площади, целиком созданная воображением героя) и добавил объяснение провалов в его сознании «переутомлением нервов».
2
Цепь жизненных впечатлений, отраженных в повести, начинается с детства Чехова. «…кажется, что Чехов, когда писал, думал о Таганроге», – свидетельствует П. Сурожский (П. Н. Шатилов) в статье «Местный колорит в произведениях А. П. Чехова» («Приазовский край», 1914, № 172, 3 июля) и ссылается на описание раннего утра в главе II. В городе, где живут герои «Моей жизни», есть приметы Таганрога (см.: В. Д.
В главе V, в описании жизни Полознева у няни Карповны и ее приемыша мясника Прокофия, М. П. Чехов узнал черты, восходящие к тому времени, когда тетка Чеховых Ф. Я. Долженко нанимала комнатку у таганрогского мясника Прокофия Алексеевича (
Ю. Соболев заметил в характере отца Полознева некоторые черты П. Е. Чехова (Ю.
Следующий пласт реальных впечатлений связан с мелиховскими годами. Один из эпизодов – строительство школы для крестьян в Дубечне – написан по свежим следам: в августе 1896 г. была закончена постройка Талежской школы (4 августа состоялось ее освящение).
Прототипом Полознева, по воспоминаниям С. Т. Семенова, Л. Толстой считал серпуховского помещика князя В. В. Вяземского (С. Т.
Меньшиков поехал летом 1895 г. в Серпуховской уезд, чтобы собрать сведения о Вяземском, и в своем «Дознании» приводил факты, опровергавшие легенду о его святости и гуманности. Меньшиков был, в частности, у Мантейфеля, после чего по приглашению Чехова приехал в Мелихово и, разумеется, рассказывал ему о своих впечатлениях. Еще прежде Чехов мог услышать о Вяземском от самого Мантейфеля (с Вяземским он, очевидно, не успел познакомиться, т. к. переехал в Мелихово в год его смерти) и от Толстого, у которого был 8 августа, в дни, когда вышла в свет статья Меньшикова. У Толстого до статьи Меньшикова на основании прежних публикаций и слухов о Вяземском создалось впечатление о нем как о человеке замечательном «по правдивости и высоте нравственной» (письмо к П. Н. Клокачеву, 23 декабря 1894 г. – Л. Н.
