только не говори, что в моей квартире сидит Габриела! Нет! Я же пол покрасила! А она не разувается!
— Никто не копался, Габриела в Мексике, — он бросил на дорожку сумку и шагнул ко мне, — я просто хотел поймать шантажиста. Томка… я не верю…
А сам уже обнимает меня так крепко, что кажется, кости вот-вот захрустят, и гладит по головке, как маленькую и несчастно сопит над ухом. А рядом всхлипывает бабушка Оля и вытирает глаза уголком платочка.
— Поехали, меня такси ждет, — потянул меня к калитке отец, и я, по привычке слушать его беспрекословно, невольно сделала пару шагов, но внезапно вспыхнувшая в душе тревога заставила остановиться.
Я даже рукой за столбик виноградной шпалеры схватилась, чтоб не шагать как в тот раз, когда эрг вел меня на веревке.
— Подожди…
— Что?! — оглянулся он с недоумением, и снова шагнул ко мне, с беспокойством вглядываясь в глаза, — в чем дело?
— Ты можешь… задержаться еще на один день? — с несвойственной мне раньше опасливостью спросила я, и он сразу поймал эту интонацию, напрягся, глянул пристальнее.
Черт, хоть бы не напридумывал себе всяких ужасов, испугалась я и заторопилась.
— Нам нужно поговорить… попросим Марину приютить нас еще на денек…
— Да о чем просить, Томочка, — всхлипнув в последний раз, махом все решила бабушка Оля, — комната свободная есть, живите, сколько хотите. Отдохни, успокойся… а то вчера лица на тебе не было.
Не нужно было ей этого говорить… папа даже побледнел, и на скуле желвак дернулся, как от удара.
Но ничего не сказал, кивнул, и пошел к калитке.
— Хороший у тебя папа, — одобрительно вздохнула старушка и заволновалась, — так, ведь он, поди, еще и не завтракал? Раз мчался, как на пожар?! Не знаешь, что он с утра ест, яичницу или борща подогреть?
— Яичницу лучше, штук на пять, только промешать, прожарить и перевернуть пластом. А давайте, я сделаю? — подхватив отцовскую сумку, я донесла ее до веранды и оставила на ступеньках, никуда тут не денется.
— Сама справлюсь, мой брат точно такую любит, — отмахнулась хозяйка, — и черным перчиком посыпать.
— Ага, это свято, — обрадовалась я, — а может, хоть салат нужно порезать?
— Возьми лучше тряпку и протри стол, да подавай тарелки, — приказала бабушка Оля уже из кухни.
Пока я протирала стол и скамейки, отец успел отпустить такси и вернуться. Прошел во двор, закрыл за собой калитку, прошел к столу и остановился, разглядывая меня пристально, как доисторический черепок.
— Откуда у тебя эта одежда?
— Тсс, — оглянулась я на кухню, — всё потом.
— Понятно, — он помрачнел, как туча и как-то сгорбился, — потом, так потом.
— Вот только не нужно ничего придумывать, сказала же, что цела и невредима, — фыркнула я сердито и пошла за тарелками.
— Главное, что жива, — с чувством выдохнул он, — ты не представляешь…
— Пойдем, я покажу, где руки помыть, — раздумала я идти за посудой и повела отца за дом, к крану, из которого хозяева брали воду для скотины и где мыли после ухода за животными руки.
И пока папа основательно мылил ладони, шепотом выдала рассказанную хозяевам легенду, потребовав, чтоб он не называл своей фамилии. Слишком часто она мелькала несколько дней назад в новостях, а сопоставить два и два внимательные селяне всегда умели.
— Нужно было просто уехать, — сердито фыркнул отец, — не пришлось бы ничего объяснять.
— Я пока не могу… все расскажу после завтрака, — заметив, что из-за угла появился знакомый халатик бабушки Оли, шепнула я, подавая полотенце.
— Томочка, ну что же ты сюда привела гостя? В доме же ванная есть!
— На улице тоже неплохо, — широко улыбнулся ей отец, — хороший у вас двор, и устроено всё удобно.
— Да, Сережа такой мастеровой, — сразу заулыбалась старушка и повела отца завтракать.
— Том, достань в сумке пакет с бутербродами и бутылку, — усаживаясь за стол, распорядился отец, — Я взял на всякий случай… вот и пригодилось.
Бутылка предсказуемо оказалась плоской, а чайного цвета жидкость, плескавшаяся в ней, неимоверно благородной и дорогой. А бутербродами отец скромно назвал несколько упаковок с мясными нарезками и порезанный батон.
Однако не успела бабушка Оля, настрого велевшая мне не мешаться, а сидеть и отдыхать, охая, разложить все это по тарелочкам, как послышалось знакомое тарахтение тележки, и в калиточку ворвалась раскрасневшаяся Марина.
— Что-то вы рано, — удивилась старушка, но женщина, отмахнувшись, сказала, что договорилась с Сашком и он сегодня допасет.
Ну, еще бы, хихикала я про себя, пока Марина, а за ней и подоспевший Сергей знакомились с отцом, у людей в кои-то веки дома такое развлечение, а они должны в поле маяться?
Разумеется, завтрак на несколько минут отложился, пока Сергей ходил в погреб за банками с домашней тушенкой и огурчиками.
Уже через полчаса все дружно и обстоятельно закусывали, а я скромно ждала, пока хозяева удовлетворят свое любопытство, ничуть не волнуясь, что после пары рюмок коньяка отец может случайно проговорится. Он всегда умел держать ситуацию под контролем, и сейчас очень ловко перевел разговор с меня на хозяев и их заботы и теперь внимательно слушал монолог разговорившегося Сергея про трудности сельской жизни. Искоса приглядывая за мной, и подкладывая то ветчины, то салата.
А мне вдруг живо вспомнился обед в замке зейра Жантурио, маг, невозмутимо копавшийся в своей тарелке, и пришло ошеломляющее своей неожиданностью понимание, насколько они похожи. Нет, не внешностью и не ростом. И даже не поведением, а чем-то неуловимым, но очень важным… пожалуй, даже слишком. И я впервые за всю жизнь вдруг пожалела не отца, а Свету, за то, что она так ничего и не поняла.
Ну а потом пожалела и себя. И даже не сумела сдержать несчастного вздоха, вдруг сообразив с ужасающей ясностью, что сделала свой выбор еще утром, даже не проснувшись окончательно.
Папа мгновенно заметил это вздох и немедленно взял ситуацию в свои руки. Вежливо извинился и прямо спросил хозяев, где можно отдохнуть, поскольку он не спал всю ночь, а потом, когда засуетившаяся Марина побежала показывать комнату, сцапал меня за руку и решительно повел следом за ней.
— Ну, что ты хотела сказать? — едва хозяйка ушла по делам, возникла на пороге моей комнаты переодетая в футболку и бриджи фигура папы.
— Садись, — махнула я на стул, посмотрела на отца внимательно и предупредила, — чтоб не было никаких недоразумений, сообщаю, я ничего не пила, не курила и наркотики мне не кололи. Но если ты все же сомневаешься в ясности моего рассудка, то можешь задавать любые проверочные вопросы, я отвечу.
— К чему такое странное предисловие?
— К очень странному вопросу, что ты думаешь о параллельных мирах?
Вот этого папа не ждал. Никак не ждал. Он даже задохнулся от потрясения и глаза стали растерянные и какие-то детские. Словно выглянул из крепкого сорокапятилетнего мужика наивный детсадовец.
— Тома… — через долгую минуту осторожно пробормотал он, — а ты сама что думаешь?
— Что? — я полезла в изголовье постели, где на стуле висел брючный костюм, и достала из кармана кошелек со шпильками, — а у меня есть вот это.
Шпильки и заколку отец изучал пристально и придирчиво. Даже сходил за сумкой и достал из нее
