кое-как я доковыляла до поваленного дерева, уселась на него и тут же сползла прямо на землю. Главное, чтобы они меня ничего делать не заставили. Надеюсь, не ждут, что я брошусь готовить, костер разводить и обихаживать их всячески?
Оказало, не ждут.
Как будто и не устали вовсе, молча стащили вещи к кострищу, Радим выудил из них котелок и пошел за водой, Дынко за дровами, только Ждан остался, задумчиво разглядывая вытащенный из-за седла топорик. Надеюсь… они меня не съедят? Когда Дынко приволок из лесу пару бревен, я поняла, что если и съедят, то не сейчас. Смотрю, как они работают, приятно. И главное, довольные какие, у нас пока гостили, что-то с такими лицам сияющими не ходили. Все больше со скучающими да равнодушными.
Из обрывков фраз я поняла, что будет только горячий чай и то, что взяли в дорогу, а готовят они только вечером, перед сном.
Тут Радим вернулся с котелком воды.
— Ты чего на земле сидишь холодной? — спрашивает.
Притащил мне одеяло и опять к лошадям пошел. Возвращается с каким-то свертком, лицо загадочное, хватается за края и сверток разворачивается вниз. Это плащ, мехом внутрь, а сверху черная плотная материя. Непромокаемый. И капюшон есть, Радим оборачивает плащ вокруг меня, а капюшон натягивает до самого носа.
— Это тебе, — улыбается. — Самый теплый выбрали.
Капюшон я снимаю, и вот еще вопрос, что мне с плащом делать? Он очень теплый, отказаться от настоящего мехового плаща выше моих сил, но подарок… от мужчины не родственника?
Радим с тревогой смотрит на меня
— Не нравиться?
Что, интересно ему ответить? Скажу правду, вдруг назад отберет? А совру, вдруг кто-нибудь про подарок узнает? Или поздно уже бояться, я с ними полдня вместе, может этого достаточно, чтобы раз и навсегда упасть в глазах приличного общества? Или пока бояться нужно, мы же просто ехали белым днем по дороге, а вот завтра утром можно будет считать репутацию окончательно загубленной?
Пока я думаю, Ждан отрывается от разделывания бревна на части:
— Подарок от мужчины… — глубокомысленно изрекает, хорошо слушал Маришкины пересказы, запомнил.
Радим вдруг садится передо мной на корточки и все с той же улыбкой заглядывает в лицо снизу.
— Дарька, знаешь, ты все-таки такая… глупая.
Ничего себе!
— Чего это?
— У тебя голова забита такой ерундой, что в ней совсем не осталось места для чего-нибудь важного. Забита какими-то правилами, условностями, обычаями так, что ты даже разницы не видишь, не можешь разобраться, когда с людьми на самом деле не стоит дела иметь, а когда… стоит. Твои навязчивые понятия о чести тебе жить мешают. Ты знаешь что сделай? Выкинь все из головы, забудь, посиди просто в тишине, послушай, как ветер шумит, как он с деревьями говорит, как… птицы летают. Может и… еще что-нибудь услышишь, — заканчивает с загадочным видом.
— Ну да! — Я хоть и устала, но защитится, могу. Больше то не от кого защиты ждать. — Отличная речь, спасибо! Отличная для… мужика! Вам-то кончено очень удобно, когда женщину не заботит ее репутация! Тогда с ней проще во всех отношениях, я уверена! А я уж как-нибудь без вашей помощи разберусь, что мне делать со своей честью!
— Далась тебе эта твоя честь! — повышает голос. — Чего ты за нее цепляешь, учитывая, что никто и не посягает?
— Да потому что, — я вдруг вскакиваю. — Потому что… — перед глазами отец, который меня так предал, а я…
— Потому что у меня больше НИЧЕГО НЕТ! — ору на Радима, как будто он в этом виноват. Он тут же вскакивает вслед за мной, выпячивает грудь, как будто намерен толкаться и, делая шаг, оказывается ко мне вплотную.
— Ничего нет? — вдруг неожиданно глухо говорит. — Это у тебя нет? Ты даже не представляешь, сколько всего у тебя есть! Даже… не поймешь, если я перечислю. А ведь достаточно просто забыть о всякой чепухе, расслабиться и послушать… Может, помечтать немного, всего чуть-чуть…
Его лицо вдруг снова становится таким странным, как тогда, когда он меня оттащил от Мотылька. И еще тогда… Нет, ничем хорошим это не закончится!
Я отворачиваюсь.
— Не смотри на меня так!
Через минуту шаги Радима затихают где-то в лесу, а вокруг все еще летает труха и куски мха от старого пня, который он по дороге молча пнул со всей дури.
Что-то не так сделала. Навязчиво прилипает неожиданная мысль, я сделала что-то неправильно! В мимолетный взглядах остальных я уловила… угрозу? Наверное, показалось, потому что теперь они, как ни в чем не бывало, продолжают разжигать огонь, а Дынко уже развалился прямо на земле, поближе к костру. Вон, Ждан к нему наклонился и что-то на ухо прошептал. Так, а этот хохот явно надо мной. Как дети малые, что спрятались в уголок и шушукаются о чем-то неприличном. Сквозь смех я четко разобрала свое имя!
Если бы не страх за Радима, я бы честное слово этого так не оставила!
И Радим, тоже мне неженка какой, куда вот ушел? Почему я теперь должна переживать, не съест ли там его кто? Лес настолько редкий, что видно далеко, и его нигде нет! Мы вроде тут остановились, чтобы получше отдохнуть перед дорогой, а не устраивать представлений!
Это я от страха повторяла, но было не по себе. Волки отличаются от людей, не знаю что для них опасно. Может даже в таком молодом лесу бродят какие-то страшные неведомые звери и он сейчас на них наткнется? Или… заблудится.
Ждала я долго, не находя сил выкинуть из головы страшную картину, в которой на Радима кто-то нападает сзади, или сверху, или даже из-под земли.
Он появился с другой стороны… мокрый. Неужели купался? Волосы влажные и одежду хоть выжимай. Кожа блестит от потоков воды, как… тогда. Нет, это воспоминание я вырываю на корню, не давая шанса закрепится.
— Ничего, я не злюсь. — Вдруг громко говорит мне Радим и идет к остальным.
О, прекрасное решение я только что придумала! Ну их всех, сделаю вид, что я тут одна. Гуляла себе по лесу, устала и села у дерева отдохнуть. Ведь и правда красиво, когда никто не нависает над душой с нотациями, я это и сама прекрасно вижу. Золотистые березы склоняются друг к другу, как пары лебедей, сплетаясь ветвями, будто ласкают друг друга. Высокие ели раскинули тяжелые мохнатые лапы, ловя в них капризный ветерок. Я как раз под такой сижу, если бы точно не знала, что так не бывает, подумала бы, что она надо мной смеется. Такой тихий скрип сверху доносится, очень похожий на добродушный смех.
Так и хочется спросить у елки: «смеешься?». Но слишком глупо, эти мои… попутчики итак вон потешаются надо мной. А если я еще и с деревьями начну говорить…
Совсем неожиданно передо мной возникает кружка с травяным чаем и кусок хлеба с сыром.
— Пойдем к костру, там теплее, — зовет Ждан.
Елка шелестит, давая свое разрешение. Иду к костру вместе с плащом, который как-то стал моим, теперь глупо было бы его назад отдавать.
Пока я жевала кусок хлеба, они уже умяли по нескольку, не считая мяса и сыра. И так, с набитыми ртами еще пытались рассуждать, какой дорогой идти.
— Надо Дарьку спросить сначала, — странно выпучил глаза Ждан. — Ну, кто рискнет?
Как-то это все меня быстро настораживает. Интересно, бывают случаи, когда от них нет никаких проблем? Или это только у меня все наперекосяк, когда волки рядом?
— Я могу, — одновременно отвечают остальные двое.
И хохочут. Совсем недавно были мрачные, как будто в трауре, а теперь веселятся без причины. Не понимаю я их. И это, кстати, обидно!
— Дарька, когда у тебя эти… женские дни начнутся? — очень быстро выпаливает Дынко и все трое скромно опускают глаза в землю.
