У вас этого оправдания нет. Себя, конечно, можно оправдать в любом случае, но оправдают ли читатели?.. Вы сильные, ребята! Пишите сами. Свое.
Не надо искать эту грань между плагиатом и заимствованием. Лучше держаться подальше даже от грани. Ведь дерьмо пачкает не только прикосновением, но и запахом, видом, близостью.
Ладно, как сказал Маяковский, героям достаточно воздали дани, теперь же поговорим о дряни. Или, скажем иначе, об отрицательных героях. Отрицательные – необязательно дрянь, но все-таки раз уж не положительные, то с их изображением в произведениях есть свои интересные особенности.
Нередко молодые авторы спрашивают: почему у них хорошие герои получаются такими неинтересными, а всякая дрянь – ну просто картинки? Если бы только у одного, а то у всех та же беда…
Мне кажется, что я говорил раньше, но это было давно, несколько лет назад, так что повторю. Одно из обязательных требований литературы – не отождествлять себя с героем. Не влюбляться, что свойственно всем начинающим писателям. С холодной беспристрастностью выбирать только то, что надо для интриги, сюжета, обрисовки образов.
Если надо, то позволять его бить, топтать, даже бить сильно, хотя, понятно, этого автор делать ох как не любит! Конечно, не увечить, это же видно по всем фильмам и сериалам, где мелкие злодеи толпами погибают в момент, когда в их сторону пару раз пальнут из лука или пистолета, но герой, получив всю обойму в упор, будучи сбитым тяжелым грузовиком и вдобавок попав под каток, встает помятым, но с оправданной жаждой мщения!
Но даже в самых дешевых и непрофессиональных голливудских поделках герой вовсе не супермен! А если и супермен, то находится еще суперменистее, кто долго его бьет, таскает мордой по битому стеклу… царапин нет! – и только ценой нечеловеческих усилий или особой хитрости герой все же на последнем издыхании побеждает… Уф!
Да, героя нужно время от времени либо бросать в камеру пыток, позволять обижать, чтобы дальше его жестокая расправа над мучителями выглядела оправданной. Если бы, скажем, Чак Норрис, который сейчас победно идет в бесконечном сериале, выйдя на улицу, начал молотить руками и ногами прохожих, это вызвало бы к нему неприязнь. Но когда ему врежут по морде, а его подружку в который раз почти изнасилуют, порвут на ней блузку, то даже самая мирная монашка в моменты сладкой расправы кричит: «Да что ты его арестовываешь? Убивай на месте!»
Это стандартный ход, его видно на всех кассовых фильмах, пример – «Рембо», в мировой литературе – самый первый из ремб – Одиссей. Прием в том, что героя три четверти произведения бьют, топчут, обижают, он сам то и дело стукается мордой о дверь, ничего не понимает…
За это время читатель успевает проникнуться не только сочувствием, но и наполниться жаждой отмщения. А потом, когда герой идет крушить мерзавцев, что пьют и гадят в его доме, да еще хотят его жену Пенелопу, то мы не только оправдываем избиение пятидесяти женихов, но и жалеем, что сами не попинали их трупы ногами.
Вывод: благополучный герой – неинтересен.
Наверное, потому, что мы сами не совсем… благополучные, потому и герои должны быть, мягко говоря, понятны нам. Близки. Нам и читателям.
Еще пару слов о хорошести героев. Нас так долго при советской власти заставляли говорить о наших великих предках только хорошее, что с той поры, когда стало «можно говорить все», до сих пор все шарахаются в другую крайность!
Обгадить их всех, толстых сволочей, которые царствовали, водили в походы, изобретали, мыслили, писали… Да и не только о предках. О современниках тоже только хорошо. И обо всем вокруг. Только о Западе можно было плохо, а вот про нашу Великую Родину… Но вот после навязываемого сверху Чернышевского, ох эти школьные программы, победно пошел ма-а-а-аленький человечек, которого воспел Достоевский. С его ма-а-а-аленькими страстями, которые страстями назвать – до глубины души оскорбить шекспировские страсти.
У меня от Чернышевского остались воспоминания, как о строителе хрустального дворца будущего. Стерильно чистого, сверкающего, блистательного, где и люди такие же чистые, нашампуненные, вымытые, с начищенными зубами, все в смайлах, только смеются и поют, поют, поют… В то же время хорошо помню, как Достоевский писал затравленно, что вот не хочет он жить в хрустальном дворце! Что, когда всех начнут переселять в хрустальные дворцы, он спрячется в грязном подвале, будет жить с крысами, а потом наберет булыжников побольше и погрязнее да ка-а-а-ак начнет швырять в этот хрустальный дворец!..
Да что там, мы все понимаем героя Достоевского, еще как понимаем… Ломать – не строить. И проще и приятнее. Самому вымыться труднее, чем обрызгать грязью другого. А когда это кидание грязью еще и приветствуется, когда за это платят, когда за это платят больше, то удержаться ох как трудно!..
Косяком пошли разоблачения, статьи, а потом и романы, где все и вся заполнено грязью, дерьмом, где герои не просто антигерои, а вообще мелкое дерьмо.
А если нужно было коснуться священных имен, ну, там того же Достоевского или Чайковского, ну какое начиналось смакование, кто из них какой гей подориентации! Да и читается чернуха не в пример лучше. Все-таки, читая, какой такой-то великий был, оказывается, сволочью, читатель как бы гладит себя по голове: а я не такой, я лучше. Или чаще: ну, он тоже не лучше…
Увы, все эти шараханья из стороны в сторону – не литература. Ни та, когда всем пририсовывали ангельские крылышки, ни эта, когда все в дерьме по уши.
Литература не прощает шараханья из стороны в сторону. Пишите как есть, а не подстраиваясь под сегодняшнюю конъюнктуру.
Но разве Пушкин или Достоевский не создавали безукоризненных героев? Вроде бы у меня концы с концами не сходятся, если очень уж не присматриваться.
Хорошо, когда у большого писателя есть поклонники, но эти люди становятся опасны, если получают доступ к рычагам, прессе, массмедиа. Самоотверженно и бескомпромиссно они пытаются навязать поклонение своему богу. А в нашем мире, когда всем все по фигу, крохотная группка фанатов может хоть Зимний дворец взять, хоть Васю Петькина встащить на пьедестал. И вот тогда этот в самом деле великий человек становится Величайшим и Непревзойденнейшим.
Разумных людей это, понятно, раздражает, морщатся, но разумность у них почему-то идет рука об руку с нихренанеделаньем. Толстовцы такие вот, непротивленцы. В отличие от истерических дураков они- то знают, что любое достижение человеческой мысли, духа или мышц перекрывается новыми достижениями. Знают, но супротив устоявшегося мнения идти не решаются. Уже решено, что это неинтеллигентно. Кем решено? Неизвестно, а спрашивать неприлично. Так принято! Увы, все течет, все меняется!
Хотя почему «увы»? К счастью. Иначе не было бы прогресса. Но если в спорте не поспоришь: сто килограммов на штанге современного штангиста это сто, а не семьдесят на штанге чемпиона прошлого века, если современный автомобиль развивает скорость больше, чем рекордное авто начала века, то в искусстве, где вроде бы нет четких стандартов, время словно застыло.
Произведения великих мастеров объявлены непревзойденными. Как в живописи, так и в литературе. Хотя, конечно же, это не так. Как ни печально это признавать писателю, но как он пишет лучше мастеров прошлых веков, так и в следующем столетии будут писать лучше его. Это если трезво, без истерики… Да, Пушкин велик как никто в свое время. Он первым ввел в обиход русский язык, этого нельзя забывать! Ведь в так называемом высшем свете России говорили только на французском. Точно так же, как за полсотни лет до того – на немецком. Да, в той же России. Потому Данте и велик, как никто из итальянцев, он первым
